Она то и дело отворачивалась, встречая его прямой и трезвый взгляд. Ей почему-то становилось неловко, хотя с чего бы, кажется? Уж сколько взглядов она ловила на себе каждый вечер – иногда ей казалось, что кожа у нее покрывается скользкой пленкой.
– Эй, хорош! Перерыв! – вдруг услышала Аля, когда Максим взял первые ноты очередной песни. – Девушке отдохнуть пора.
Светлоглазый хозяин крыши поднялся из-за стола и подошел к пятачку, на котором танцевала Аля.
– Отдохните с нами, девушка, – повторил он. – Смотрите, совсем устали.
Аля удивилась его неожиданному обращению на «вы», от которого успела отвыкнуть среди всеобщей южной раскованности.
– Я не устала, – пожала она плечами. – Часа еще не прошло.
– Все равно – отдохните, – не терпящим возражений тоном приказал Серый. – С нами посидите. А я вас узнал, – добавил он, пропуская Алю перед собою к столику, из-за которого тут же вскочил один из «шестерок», а официант принес чистый прибор. – Вы в клипе снимались, про перчатки.
Этого только не хватало! Серый был первым, кто узнал ее здесь, в Коктебеле, и Аля даже вздрогнула, услышав его слова. Если он тщеславен – а это наверняка так, – нетрудно догадаться, какие чувства вызовет у него столичная клиповая штучка!
– Вы перепутали, – на всякий случай сказала она, садясь за столик.
– Че я, пацан? – хмыкнул Серый. – У меня глаз наметанный, и на головку не жалуюсь покамест. Ты там только в шляпке такой была. – Он неопределенно повертел рукой у себя над головой.
Вежливого «вы», так удивившего Алю, Серому хватило ровно на две фразы. Не то чтобы она была так уж заинтригована этим начальником крыши, но какой-то интерес его наглые глаза у нее вызывали – хотя бы на общем невыразительном фоне.
Но стоило ему заговорить, даже этот небольшой интерес развеялся.
Он говорил с теми обрывистыми, туповатыми интонациями, по которым сразу отличаешь человека недалекого и незамысловатого. И сразу понимаешь, что ничего выдающегося он не скажет – хотя бы потому, что в его словарном запасе просто нет слов для обозначения чего-нибудь нестандартного.
И в чертах его лица, довольно выразительных и не успевших заплыть жиром, чувствовалась та огрубелость, которая делает заурядным даже красивое лицо.
– А чего ты стесняешься? – спросил он, вглядываясь в Алю. – Классный клип, я даже на видак записал. Я и Наташу Королеву записал, – добавил он. – Тоже классная телка.
– Я не стесняюсь.
Она отвечала односложно и сама ни о чем не спрашивала, ожидая, когда ему надоест с ней общаться.
– Ты, выходит, артистка… Давно тут работаешь? – спросил Серый. – Во дает Витек! И молчал…
– Он сам не знал, – вступилась она за испуганного Витька, маячившего рядом со столиком. – Да я и не артистка – так, попробовала.
– Классно получилось, – одобрил он. – А еще где снималась?
– Больше нигде, – поспешила ответить Аля. – Не понравилось.
– Ну-у, не понравилось… – разочарованно протянул Серый. – Нормально сыграла. Меня надо было спросить, мне зато понравилось! – хохотнул он. – Может, тут у нас чего-нибудь бы сняли. А это кто с тобой? – Он кивнул на Максима.
– Муж.
– На кой тебе этот муж? – даже удивился он. – Вот дуры девки! Выскочат за щенка какого-нибудь – лишь бы муж. А еще артистка…
Не отпуская Алю, но и ничего больше ей не говоря, он принялся есть шашлык, дымящийся у него в тарелке. Вид его склоненной над столом головы и жующих челюстей вдруг вызвал у Али такое раздражение, что она едва сдержалась, чтобы не вскочить немедленно.
«Почему это я должна ждать, пока он нажрется?» – зло подумала она.
– Все, мне работать надо, – сказала она, вставая. – Приятного аппетита.
– Да ты ж для меня работаешь, – хмыкнул Серый, на мгновение поднимая голову, но не переставая жевать. – Забыла, что ли?
Светлые глаза его смотрели по-прежнему нагло и прямо, но теперь этот взгляд, совсем недавно привлекший ее внимание, вызывал у Али только раздражение.
– Почему для тебя? – усмехнулась она. – Я вообще-то эгоистка. Для себя работаю, деньги зарабатываю.
– Это правильно, – одобрил он, запивая шашлык вином и негромко отрыгивая. – Для народа пускай лошадь работает.
Но, наверное, просто так согласиться с тем, что какая-то девчонка действует не по его, а по своему разумению и смотрит без страха, Серый не мог.
– Иди, разрешаю, – сказал он, хотя Аля и так уже шла на свое место. – Пой давай, или чего там… Слушаю!
Она вернулась на свой пятачок. Максим, напряженно прислушивавшийся все это время к разговору, начал что-то наигрывать на синтезаторе, давая ей время собраться.
Но, стоя в пяти шагах от этого уверенного в себе, как ноль пустого человека, Аля вдруг почувствовала, что раздражение сменяется в ней чувством, все более похожим на ярость.
«Да что ж это такое?! – с удивлением ощущая в груди эту растущую горячую волну, подумала она. – Какое-то хамло смотрит по-хозяйски, командует и даже предположить не может, что я откажусь! А я, в упор это видя, сейчас буду плясать перед ним, кривляться, спинку изгибать?!»
От злости она так громко топнула ногой, что Макс даже играть перестал, замер над синтезатором. Каблучки ее маленьких открытых босоножек были подбиты металлическими набойками, и удар по цементному полу прозвучал звонко, даже весело.
Свита Серого на мгновение притихла.
– Ты чего, Алька? – испуганно прошептал сзади Максим.
– А надоело мне танцевать! – громко, с лихой злостью в голосе, сказала она. – Я вам лучше стишки почитаю для пищеварения – и привет, ребята!
И, не дожидаясь, пока кто-нибудь опомнится, она произнесла, глядя в эти светлые, живые и наглые глаза:
– «Там за островом, там за садом, разве мы не встретимся взглядом наших прежних ясных очей? Разве ты мне не скажешь снова победившее смерть слово и разгадку жизни моей?..»
Аля совсем не ожидала, что ей захочется произнести именно эти строчки, давно уже звеневшие в ней – с того дня, когда она открыла взятую у Глеба Семеновича «Поэму без героя». И к кому могли относиться эти слова? Ни в прошлом ее, ни в будущем не было человека, которого она могла бы, хотела бы спросить о разгадке своей жизни… Даже Венька не мог бы ей ответить.
И уж конечно, никакого ответа не ждала она от самоуверенного бандита, глядящего на нее хозяйским взглядом. Да она его в упор не видела, неожиданно захваченная волшебной силой слов, которые произносила!
Аля чувствовала, что нет ничего сильнее силы этих слов, что никто не заставит ее остаться здесь еще хотя бы на минуту, сделать еще хоть одно танцевальное движение.
Темнота уже сгустилась над морем – как всегда на юге, мгновенно, без сумерек. Под ярко освещенным ресторанным навесом стояла тишина. В этой тишине Аля простучала каблучками – мимо столиков, мимо «шестерок», мимо официантов, мимо взгляда Серого – пробралась между людьми у входа и исчезла в толпе на набережной.
