– Выше, – командовал Макабр, – еще выше. Так. Стоп! Теперь – резко – бам вниз.
Палка переломилась. Макабр жевал губы и сомневался, но время шло, солнце карабкалось к зениту, и жара готовила лучшие сковороды для грешников.
– Сильно и резко, – наставлял Макабр и силился не смотреть на лезвие тесака, жмурился, пыхтел, чертыхался, искал сочувствия в глазах Рэнджа, но те были пусты. – Что ты смотришь на меня, как на труп?! Ааааааааааааааааа!
Обломить кость получилось лишь с третьего раза. После второго удара Макабр потерял сознание, поэтому не видел, как Рэндж мочалил его плоть. Кровь унялась сама – скучное слепое чудо. Остановить ее им было не под силу. Тогда еще рок был на их стороне.
Дым не врал.
Через милю высохшее дно озера шло вниз. Рэндж потерял счет времени: шарк-шарк, шарк-шарк. Пока Макабр не пришел в себя, его тело беспокоило Ньютона не больше, чем мешок с тряпьем.
Горизонт поднялся краями песчаной чаши, на ее дне остывал пепел. До пожарища оставалось около мили, но уже отсюда Рэндж с Макабром видели, что обугленный цирк недвижим. Мертв.
Карлики развернули все постройки.
Касса, в которой Ньютон провел немало часов, изучая руки посетителей, лежала на боку. Из окошка, откуда он брал деньги и в которое протягивал билеты, торчала нога. Кровь еще капала с нее.
Остовы шатров и палаток, похожие на выжженные спички, карикатурно повторяли позы недвижимых тел. Трупов было не счесть. Качели скрипели, хотя ветром даже не пахло. Гнутое колесо обозрения лежало на земле, придавив десяток несчастных. Лиц было не разобрать, но некоторые гуляки нацепили свои лучшие костюмы. «Неужели они пришли на представление?» – ужаснулся Рэндж.
– Спусти меня, – забрыкался Макабр, царапаясь и пиная в хребет. – Брось ты эту веревку! На ноги, на ноги ставь.
Он выпутался из самодельной упряжи на спине Ньютона, сорвался, пытаясь спрыгнуть половчей, и неловко ударился обрубком, запищал – голос не выдержал постоянного издевательства и превратился в свисток.
– Матерь Божья, что же это? – Рэндж остолбенел, впервые Макабра искренне проняло. Часть тел лежали, привязанные к колесу обозрения, на запястьях и щиколотках других темнели следы от оборванных пут. Видимо, лопнули, когда оно падало.
– Кобольд! Что ты натворил?! – визг Макабра обрушил небеса.
Он бросился к ближайшему карлику, перевернул его на спину, желая опознать…
Ночь грянула вокруг шелковым водопадом. Звуки сгустились и почернели. Время осадило коней и начало пятиться.
Они стояли у самого входа в цирк. Ночь отделяла Ньютона от Макабра живой дышащей нефтяной пленкой. Рэндж оказался снаружи, отсеченная плоть, зритель. Тьма не мешала ему подглядывать за представлением, но играть в нем мог только Макабр – последний актер. Трагик.
Для Ньютона цирк звучал еле слышно, он готовился к финальному представлению. Кругом горели факела на длинных пиках. Китайские фонарики украшали малые шатры и центральное шапито. Колесо едва заметно качалось. Вокруг не было ни души. Ветер перебирал длинные хвосты флагов.
Карлик-билетер беззастенчиво дрых у входа, надвинув шляпу на нос и закинув ноги на бочонок. За его спиной стояла кассовая будка, в окне лежала толстая пачка билетов. На представление ждали большую толпу гостей.
Макабр глупо открыл рот. Его рука, отсеченная по локоть, торчала из рукава целехонькая. Билетер почуял что-то неладное и вздрогнул во сне. Шляпа полетела наземь. Мутный взгляд прошелся по сапогам Макабра, двинулся выше. Не дожидаясь, пока его узнают, Макабр набросился на билетера и начал душить его, обхватил руками – обе! целые! обе! – он бормотал что-то бессвязное, стыдное. Билетер отбивался. Наконец, ему удалось вырваться, он вскочил и что есть сил бросился бежать. Его силуэт размазался в ночи, точно билетер был пятном мокрой краски. Мгновение, и он пропал. Макабр кричал ему вслед, молил остановиться, но завеса, преграждавшая Ньютону путь во вчера, скверно пропускала звуки.
Макабр шагнул за ворота, Рэндж тенью последовал за ним.
Тучи атаковали сапфировый купол небес и столь же стремительно, как нахлынули, сбежали за горизонт. Цирк наполнился движением. Ньютон не успел поймать начало шоу. Стариков вытаскивали из шатров, как заготовленные к ужину туши. Глаза обреченных блестели фальшивыми бриллиантами. Карлики мельтешили на аттракционах, старательные черви в гниющей плоти. Колесо подготовили первым: людей привязывали намертво, Рэндж видел, никто не собирается их отпускать. Каждого украсили гирляндой с бумажными цветами, между ног поставили жестяные тарелки с пузатыми свечами. Пришел ветер, но не погасил огонь, напротив, раздул его сильнее. Морщинистые лица несчастных не выказывали страха. Казалось, они гордятся, что участвуют в этой постановке. Из шапито вывели детей, царственные и важные, неуклюжие от оказанного доверия и почестей, они расселись по облезлым деревянным лошадкам, ремнями через грудь их притянули к опорным пикам и запустили карусель. Раньше каруселью занимался Гистас. Он же раскручивал колесо. Что за сила приводила в движение их теперь, Рэндж не видел. На трапециях парами развесили женщин, одетых в монашеские одеяния. Их безвольные, смиренные лица украшал клоунский грим, с голов свисали длинные, неопрятного вида парики. Последними наружу выгнали мужчин. Их обнаженную кожу разорвали узорами. Раны и ссадины продолжали линии, начерченные кистью. Некоторые кричали, другие пробовали отбиваться. Таких убивали сразу, бросая тела, где случилась казнь. Но большая часть голых, истерзанных, размалеванных паяцев хохотала, мочилась тугими струями, пускала изо рта мыльные пузыри, подпрыгивала, испражнялась, яростно чесалась или пялилась, как это делают все остальные, принимая чудовищный карнавал как должное.
Картинка поблекла и угасла, граница между ними растаяла. Макабр стоял возле тела мертвого билетера и тряс головой.
– Ты это видел?! – рыдал Макабр, голос его звенел тризну. Рука торчала коротким обрубком, цирк лежал вокруг остывающим пепелищем.
Следующий карлик лежал, запутавшись в юбках огромной женщины. Камень в ее руке совпадал размерами с дырой в его черепе. Макабр разжал окоченевшие пальцы и оттащил циркача от убийцы. Ночь вернула ему свою благосклонность. Рэндж стоял в первом ряду и проклинал веки, которые отказывались прятать от него правду. Резня только началась.
На глазах Макабра огромную женщину разлучили с дочерью – той надлежало кидать мячики в кубки с водой. Двое карликов стояли с арбалетами за ее спиной, и каждый раз, когда она промахивалась, вгоняли в ее тело тонкие стрелы. Девочка уже стояла на коленях. Стрелы вошли неглубоко, но боль терзала малышку. Макабр хотел вмешаться, один из ее мучителей обернулся и оскалился, явно узнав бывшего конферансье. Макабр отвел арбалет в сторону, что-то крикнул второму, тот выстрелил, Макабр рассвирепел. Рэндж почуял неладное, но стена ночи не давала вмешаться. Второй карлик отмахнулся и прильнул к арбалету. Прицелился. Макабр ударил, и оба карлика резко, с присущей этой ночи бешеной скоростью, прыгнули на него. «Нет!» – крикнул Рэндж и оглох от голоса в своей голове. Он видел нож. «Нет!» Нож торчал у Макабра из брюха. Он упал. В мире ночи, где спорили черное и белое, проступило ярко-алое пятно вокруг ладони, которой Макабр пытался зажать рану. Макабр беспомощно обернулся на Ньютона. Карлики издевательски хохотали, вгоняя стрелы одну за другой в неподвижное тело девочки. Карусели закончили бег. Колесо давно остановилось.
