Стена вспыхнула, высветив свои внутренности громадным рентгеном. Священник был ее сердцем, обрывающимся, лихорадочным пульсом.
В одно мгновение Люк увидел сотни душ, замурованных в стену. Он стал с ними единым целым – частью посмертного архитектурного ансамбля. Он чуял дом над собой и истекал вместе с ним песком и солью из разрушенных перекрытий; слышал стоны умирающих тараканов и скорбел вместе с ними; ощущал коварство извилистых ходов, в которых шевелилось слишком самостоятельное, живое мясо, и понимал с горечью, что это его руки, совершенно необязательные здесь, чуждые отростки; на его крики отвечали тонкие голоса, но он не узнавал их, хотя понимал, что их издают слишком крошечные рты, чтобы принадлежать людям, но это были голоса разума; он трепетал перед туманом – тот в ужасе нашел Люка у самой вершины Ородруина и душил мгновения, обрываясь в подвал; но больше всего привлекала дыра в полу. Почему он сразу туда не полез? Вот где подлинная сокровищница. Невероятно! Сознание Люка не вмещало в себя всей карты, открывшейся его внутреннему лоцману. И он хотел восстать против этого?!
Смех прочистил горло, горячий и жестокий, как наждак. Люк хохотал, сжигая нервы. Вены набухли и рубились об стену. Люк не заметил, как в подвал ворвался туман, но тело встретило его по-своему. Аварийно сбросило балласт. От стыда перехватило горло. Организм плевал на совесть. Ему нужно было выжить.
Люк видел баллон с краской, он лежал у самой ноги. Поднять. Подкатить. Поддеть. Пустить в дело. «Давай, милый», – молила Шейла.
Туман обнял Люка пуховым одеялом. Вжал лицом в стену. Люк слышал знакомый звук. Из тех, что он предпочел бы забыть, даже если пришлось бы подвергнуться лоботомии. Скрип. Шорох. Скрежет. Так могли звучать только крохотные насекомые лапки.
Люк задергался, закричал.
Чья-то узкая опытная ладонь стиснула его запястье с той стороны. Этот кто-то не был врагом, он пытался помочь, хлопал Люка по руке и ногтем вывел на коже W_A_I_T. Ужас переплавил простое слово в дикий крик.
– Подожди! – заклинал Люк. – Подожди! Подожди!
Туман работал без грубости, опытный санитар из дурдома. Он просто не давал шансов. Голову Люка повернуло набок. Он услышал, как стреляют шейные позвонки.
Страх был такой, что Люк почти ничего не чувствовал, кроме жуткого зуда в ушах. Они словно готовили его к чему-то, и Люк даже благодарил эту жуткую чесотку, она отвлекала и занимала голову, ровно до того момента, когда по щеке, соблюдая строгий канон эскорта и конвоя, по одному заспешили тараканы. Остатки самообладания разлетелись вдребезги. Все, что произошло ранее, оказалось детской игрой.
– Только не они! – захлебывался Люк. – Нет-нет-нет!!! Брось! Погоди! Нет! Постой! Пусть уйдут! Пусть уйдут!
Тараканы уходили вглубь. Большая часть Люка билась в истерике, расшибала лицо в кровь, искала смерти, и только крохотный участок мозга, ледяная игла разума прикидывала, как глубоко смогут пробраться лазутчики и сколько их поместится у него в голове.
Душекрад за стеной продолжал стискивать руку парнишки и верил, что у того достанет сил пережить это в последний раз.
Half-boiled
Раз в пару лет, когда судьба решала побольнее цапнуть Слаповски за зад, у него начинали болеть зубы. Дантисты разводили руками: ни кариеса, ни проблем с челюстями. В сглаз и прочее мистическое дерьмо Слаповски не верил, никаких разумных причин, которые объяснили бы эти приступы, не нашлось. Оставалась гребаная интуиция. Судя по тому, как ныли зубы сейчас, Слаповски был в миллиметрах от конкретного дерьма.
– Все ниточки тянутся к дому, – в сотый раз повторил он и машинально потянулся за кофе. Слаповски делал это уже пятый раз. Кофе остыл, некрасивая молочная блямба плавала в смятом стакане. «Дерьмо», – повторил Слаповски про все сразу: настроение, кофе, дом на холме. Тело затекло и молило об увольнительной. Целый день на ногах, в плену формы и ботинок, а теперь новая угроза бессонной ночи. Слаповски потянулся. Кресло водителя скрипнуло, руль заерзал меж коленей, намекая, что не прочь порулить домой. Слаповски недовольно уставился на напарника. Финч тер глаза. – Ты меня вообще слушаешь?!
– Чувак, – обиделся тот. – Чего ты так вцепился в это дело? Мы взяли Доплера. И этого урода с головой – из больницы. Может, хватит?
– Мы должны проверить дом, – крючок на ладони чесался и натягивал кожу. Он тянул руку к рулю, переключателю скоростей, воткнись крючок в ногу, наверняка дергал бы давить на педаль.
– У нас нет ордера, – бубнил Финч. Изо рта у него несло тухлятиной, Финч маялся желудком, рубашку на груди пятнал кетчуп. – Забей. Почему не завтра?
«Потому что иначе я рехнусь от боли», – но что ответит ему Финч? Гони в больницу? Посети доктора? Выпей, мать твою, таблетку? Нет, Слаповски промолчал.
Он так и не понял, о чем конкретно предупреждает сучья примета. Запирался дома – и напустил полную квартиру газа, повезло, дико завыла собака соседа, Слаповски пошел надрать им обоим задницу и увидел открытый на плите вентиль. В другой раз решил слинять из города, на выезде зацепил старуху в инвалидной коляске, карга обещала не сдавать, взамен полгода он отдавал ей половину месячного заработка, пока старуха не двинула копыта. В школе примета предупреждала о разном: отберут завтрак, вышвырнут за дверь, оставят после уроков, влепят неуд, сломают нос. Заболели зубы – дрянь неизбежна. Чем старше он становился, тем ядреней накрывало неудачами.
– Какой, к черту, ордер? – опомнился Слаповски. – Ты видел, что там сделал бульдозер? Это не дом, а Гранд-Каньон.
– О’кей, – подозрительно легко согласился Финч, накинул ремень, хлопнул по коленям своими жуткими клешнями, но тут же опомнился. – Только, чур, уговор на берегу!
– Ммм?
– Мы там не больше четверти часа. Приехали, разошлись. Улики-шмулики. Все четко. Ни черта не нашли – перестали ползать по развалинам и совать увеличительный член в каждую дырку, а добропорядочно отряхнули руки и разъехались по домам. Кстати, отвезешь меня.
Зубы. Это невыносимо! Слаповски не удержался, полез в рот и пошатал их пальцами. Крепкие, целые, они не ныли, а выли. Полет валькирий, мать их!
Что бы он сегодня ни сделал, все будет ошибкой.
Чтобы хоть как-то собраться с киселем, который кипел у него в голове, Слаповски хрустнул всеми по отдельности пальцами и медленно, все еще сомневаясь, повернул ключ зажигания. «Бьюик» замурлыкал. Слаповски с ненавистью вцепился в руль.
– Пятнадцать минут, – повторил Финч, и колеса расшаркались с асфальтом. Краем глаза Слаповски уловил несуразную тень, ступившую на крыльцо участка, крючок натянул леску так, что он даже вильнул рулем, но вовремя опомнился. Финч нипочем не позволит ему развернуться, а уже потом ехать в дом. Да и незачем. Хватит цепляться к любой подозрительной мелочи. Интуиция у него. Дерьмо! Дежурный разберется.
– Какой компании принадлежит бульдозер? – тень на крыльце продолжала мучить Слаповски. С каждой секундой в нем пребывало уверенности, что они едут не туда, но невидимый напильник продолжал стачивать зубы, свою кучу проблем они получат по полной программе. Какая разница, где?
