Слаповски лежал на животе, руки ему завернули за спину. Что-то держало его на полу, что-то реально тяжелое. Слаповски пошевелил пальцами и понял, что вдет в браслеты. «Ну и дела, – Слаповски хотел мужественно скрипнуть зубами и едва не заорал, предчувствуя боль, но она ушла. Он стиснул челюсти. Обычные зубы. Постучал ими друг о друга. Все прошло. Боль сбежала. Она сидела на корточках прямо у его лица – Слаповски без удивления понял, что видит ее, у боли есть тело, дерьмовый подросток, девчонка, она издевательски разинула пасть, боже, какие у нее страшные зубы! Боль курила, пускала в стропила пузыри дыма и поглядывала на Слаповски одним глазом, зубы ее больше не интересовали, вот запястья – это да. Слаповски дернул руками, и боль практически оторвала ему кисти. – Неужели все?»
– Тебе мало, что ли? – Слаповски не сразу понял, но вес, прижимавший его к полу, оказался живым и изрядно разговорчивым.
– Слезь с меня! – рявкнул Слаповски, но вышло крайне неубедительно.
– Не вопрос, только пусть этот уберет пушку.
Слаповски повернул голову набок. В затылке копошились огненные черви. Фонарик валялся на полу и светил в скат крыши, но Слаповски все равно разглядел темную фигуру, засевшую возле прохода вниз. Фигура никак не походила на призрака. Скорее уж на патрульного Финча.
– Друган, – удивился Слаповски. – Ты что творишь?
– Считай, ключевой вопрос философии, – обернулся Финч. Ровно половина его лица, четко, как по линейке, утонула в грязи. Даже сквозь темноту и дождь Слаповски видел, что Финча колотит нервная дрожь. – На кой черт я сковал тебя наручниками и заставил этого урода сесть сверху?
– Пфффффффффф, – фыркнул Слаповски, как лошадь. – Не дури. Хочешь домой, так бы и сказал. Ну его в задницу, этот дом! Приедем с утра. С собаками…
– Господи, – Финч подставил ладонь под дождь и стал стирать грязь с лица. – Может, ты ему скажешь, что ночь закончится в морге?
– Морг?! – они крикнули хором, Слаповски и тот, что ерзал сверху. Где-то он его слышал. Знакомый голос.
– Ну, печь, – пожал плечами Финч. – Могила. Хрен знает, как вас решат упокоить.
– Братан! – задохнулся Слаповски от искренней любви к Финчу. Он боготворил его. Чистое, неземное существо. Ему казалось, что у Финча изо рта плохо пахнет?! Да он целыми днями готов его нюхать. – Я все понял! Мне пробили голову. У меня глюки. Ты во всем прав. Уходим. Бери меня под руки – и погнали отсюда!
– Стоп! – встрял парень, который сидел на Слаповски. – Спасибо, что вытащил меня снизу. Но на этом – все! Я никуда не пойду. У меня там дело.
– Не думал, что твое дело – там! – может мешать моему?
– Ты тоже?
– А вот это видел?! – взрыв Финча ужасал своей искренностью. Он давно хотел этого. Отошел, задрал до локтя рукава, направил фонарь на свои предплечья, покрутил туда-сюда, чтобы уж точно увидели все. Слаповски так изумился, что забыл закрыть рот. Боль плюнула на запястья и вернулась в зубы. И все равно она проигрывала рукам Финча.
Ожоги ладоней смотрелись баловством, мелочью по сравнению с тем, что пряталось выше. Вываренное до кости мясо, глубочайшие, словно прорубленные долотом шрамы, но самое жуткое – зубы. Из кожи Финча торчали зубы, человеческие и звериные. Они росли прямо из плоти. Резцы, клыки и моляры, некоторые зубы блестели пломбами, другие принадлежали совсем уж экзотическим тварям.
– Да! Я – тоже!
– Матерь Божья, – не верил Слаповски. – Да ты – дерьмовый Антихрист. Я знаю твою семью, тетку – она торгует обувью в Таунчвилле, ты просил подвезти ее до автостанции. Не может такого быть! Ты придуриваешься. Эй! – Слаповски дернулся, подбрасывая свой балласт. – Ты кто? Решили меня разыграть? Парни! Вам удалось. Полные штаны дерьма!
– Берт Райт, сэр. Вы заезжали с мистером Финчем ко мне в больницу. Помните, парень с велосипедом. Меня нашли здесь в подвале.
– И мальчишка! – Слаповски замкнул длинную цепь совпадений. – Эй, Финч, говорил тебе, не зря мы лезем в этот дом. Всё тут.
– Знал бы ты, – опустил жуткие руки Финч, – насколько всё – поехал бы домой.
– Эй, чувак, да ты что?! – Слаповски заметно приободрился. Розыгрыш, конечно, дерьмо, но какое все-таки счастье, что он все понял. – Уф. Сейчас спустимся с холма, завалим втрояка в паб и накатим по двести – только в путь. За мой счет, угощаю!
– Друган, – сказал Финч, и Слаповски прочел в его голосе признание, так слепой узнает пальцами, кто убил Лору Палмер, – здесь нет убийцы. Вернее, он есть, но совсем не тот, кого можно укатать за решетку. Ты все правильно угадал. Я восхищаюсь ходом твоей мысли. Я так боялся, что ты сюда полезешь. Ты, мать твою, гений! Эркюль Пуаро. Так свести все линии в одну точку. Хотя о чем это я? Любой дебил нашел бы эти хвосты, если бы просто поверил, что за дерьмо здесь происходит. Этот дом – колыбель ночного кошмара. Эта тварь живет в подвале и жрет всякую сволочь и наследников фамилий, которые ее туда подселили. В том числе детишек. Я – не из их числа, но тоже кое-что значу. Мы заключили пакт. Я и она. Услуга за услугу. Сегодня вы двое пропадете здесь, потому что тварь, конечно, тупая, оставляет много следов, но я помогу, подотру за ней дерьмо.
– Ты служишь туману? – Слаповски прочел спиной, как напряглись мышцы на ногах Берта. «Давай, – дернул лопатками Слаповски, показывая, что тоже готов. – Давай вместе. Раз… два…»
Выстрел убрал с его спины вес. Слаповски подтянул колени, перевернулся на бок, сейчас! Ствол уперся ему в лоб, двинулся вниз, рисуя вертикаль от линии волос.
– Я не хотел, – сказал Финч. – В кино всегда так говорят. Я думал, какая дурость, дешевка, нельзя найти более подходящие слова? А их нет! Как сказать? Чувак, я тебя кинул? Я в дамки, а ты в могилу? Не прикольно. В участке поставят твой портрет. Будут говорить пафосные речи. И мне тоже придется что-то сказать. А у меня нет слов. Может, ты сам? А? Не хочешь сказать что-нибудь про себя? Ну, как будто ты – это я, и тебе надо меня кончить. Как будто плохой парень – это ты. А?
– Э-э-э, – в голове Слаповски крутилось идиотское: «В лоб или в жопу?» Он понимал, каждая секунда, глоток воздуха, капля дождя, слетевшая на лицо, – мгновения его жизни. Он растягивал их, как жевательную резинку в детстве, верил, если жевать медленно, вкус растянется надолго.
– Или вот так, – ствол Финча нашел его рот и скрежетнул по зубам. – Ты всегда нравился мне, друг. Не так, как этим, ну, ты понял, которые шпарят друг друга. Ты всегда был лучше меня, быстрее, надежней. Тебе нравилась служба. А я просто ненавидел это слово! Служить! Сука, да я лучше буду лизать дерьмо у гребаного монстра, чем искать проколотого в гниль педофила. И знаешь, тварь явила мне истину! – Квадратный «глок» погружался все глубже в горло Слаповски. Это было еще унизительней, чем умирать под словесный понос Финча. «Сейчас он кончит мне в рот!» – бесился Слаповски, и ствол неожиданно ударил его по зубам, воткнулся в самые гланды. Слаповски бешено мотал головой, и, наконец, у него получилось выплюнуть пистолет. Желудок попер наружу и извергся прямо на Финча. Тот свалился рядом.
