– Зачем? – других вопросов у Берта не осталось, да и этот не блистал оригинальностью. Ну, объяснит придурок ему свои мотивы, как это исправит ситуацию? Вера в чудо заткнула рот разуму. Оба жаждали ответов.
– Что за вопрос, мать твою? – разозлился Финч. – Наверное, я мистер заноза в заднице? Люблю по ночам ползать по дому с привидениями и спасать невинные души. Или я супергерой! Да, Бэт-сука-мен. Гражданский активист – соседи против сноса памятника истории. Или, может быть, я долбанутый? Пеку вафли для бездомных и по воскресеньям участвую в благотворительном заезде на тележках из супермаркета?
Дом вздрогнул, трещины еще глубже разодрали стены. Сквозь ярды битого камня и перекрытий до Берта докатился отчаянный вопль Люка. «Он схватил мальчишку!» – Берта ошпарило стыдом – его столб, невыносимо горячий, как гейзер, ударил из подвала еще одним криком, восстал до небес и раздавил все прочие чувства. Люк так боялся идти сюда. Во что бы то ни стало Берт должен вытащить его! Но револьвер напротив отказывался шутить.
– Отлично! – сказал Финч. – Пока у твари занят рот, дожмем наше дельце, – и потащил Берта дальше по коридору. Они нашли две лестницы, обе шли вниз, и ни одна – наверх.
– Здесь точно можно было подняться, – бормотал Финч, обшаривая фонариком щелястый потолок. Стропила издевались над ним, ворчливо принимая на себя чей-то вес. Труха сыпалась за шиворот и летела в глаза. С чердака донеслось эхо разговора. – Я же как-то спустился сюда.
Но копы обшаривали дом днем. Ночью здесь властвовала та сторона, бесшумная, непостижимая, она мчалась по обе стороны от Финча и Берта, похожая на два поезда с выключенными огнями и погашенными окнами. Берт коснулся стены, чтобы убедиться, что она никуда не движется, и с воплем отдернул руку. Стена стесала ему подушечки пальцев.
Лестница висела в паре футов над полом за поворотом каминной трубы. Память не подвела Финча: у лестницы не хватало двух нижних ступеней и еще пары, по одной выломанной перекладине, ближе к потолку.
– Протяни руку, – скомандовал Финч и встал так, чтобы видеть коридор и Берта одновременно. – Нащупай сбоку веревку. Есть? Тяни вниз. Спускай ее на пол.
– Не встает.
– Видишь дыру вместо ступеней? Так. Осторожней! Теперь лезь. Залезай, говорю! Да, с руками и ногами. Шустрее, шустрее! Или ты хочешь, чтобы тварь за тобой вернулась? – Крик Люка затерялся среди скрипов и стонов дома. Тело едва слушалось Райта. Ныл сломанный палец, дергало плечо, мышцы окаменели и не желали слушаться. Лестница раскачивалась, но потолок понемногу приближался. Берт пропустил момент, когда на чердаке что-то грохнуло. Финч отпрыгнул от лестницы, подобрался и взял дыру в потолке на прицел.
– Что там? – прошептал Берт, губы онемели, ступеньки лестницы скользили, из ободранных пальцев Берта сочилась кровь.
– Заткнись! – прошипел Финч, и оба пропустили момент, когда вниз метнулись размытые силуэты. Грохот выстрелов взорвал голову Берта. От неожиданности Финч вогнал в потолок всю обойму и тут же щелкнул новой. Дом гонял эхо стрельбы по второму этажу, но ниже спускать не решался.
– Чертовы призраки! – сплюнул Финч. – Дохлые ублюдки! – сомнения захватили его лицо. Щеки дергались, глаза безостановочно метались по коридору. – На чердак! – наконец решился он и в пару мгновений оказался прямо под Бертом.
– Шевелись, – приказал Финч. Берт полз и задницей чуял угрозу. Никогда еще фигура речи не была настолько буквальной. «Что с Люком?» – куда бы Берт ни шел, у него осталась одна дорога. Предатели пути не выбирают.
На полу чердака, глупо раскрыв рот, лежал Слаповски. Он еще дышал.
Гордон Бёрн и Виски-Джек прижали Гарольда Холдстока к стене. Мириам Дутль традиционно выглядывала из-за мужских спин. Вместо обыденного страха ее лицо источало злорадство. Чиз рассматривала канистру.
– Почему я? – кричал Холдсток. – Потому что я самый слабый? Легко же вы забываете данные клятвы, Гордон Бёрн!
– Нет, – тот стоял прямо, взгляда не отводил, Виски-Джек быстро кивал ему в тон. – Просто вам они поверят.
– Мне плохо, – ныл Холдсток, изображая крайнюю неуверенность, дыры в ногах выглядели скверно, но призраки не знали жалости. Никто из них не чувствовал боли и не нуждался больше в подпорках из костей и мышц. – Я… не хочу…
– Не стоило вообще идти на сделку с дьяволом! – визгливо ворвался Тангейзер, но на него привычно не обратили внимания.
– Если мы не скормим его твари, она придет за нами.
– Это неизбежно!
– Склонен согласиться, но лично мне важно как можно дальше отсрочить этот печальный миг.
– Голосуем! – потребовала Мириам Дутль, сверкая глазами. Ее переполняла жажда крови. Прежде она не могла сбросить с себя ярмо жертвы, и теперь, в минуту чужой слабости, ей представилась такая возможность. Передать «черную метку». Отречься. – Лорд Гарольд Холдсток.
– Мэр, – мрачно согласилась Чиз и отвернулась. Ее куда сильнее занимал бензин.
– За, – неожиданно веско подтвердил Виски-Джек, лорд Тангейзер.
Голос-из-Тени тасовал карты. Легким щелчком он послал одну в сторону Холдстока. Карта прошила его грудь и спланировала на пол. Валет пик. За!
– Вы идете, – подытожил Гордон Бёрн.
– Мстите за мальчишку? – процедил Холдсток, смиряясь. – Вы ведь не простили мне того публичного унижения, охотник.
Бёрн пожал плечами. Его лицо застыло покоем, как гипсовая маска.
– Вы обязаны привести вниз наследника Райта, – захлебываясь ничтожной, но такой живой властью, прокричала Мириам Дутль. – А если не совершите этого, следующим отправитесь на корм туману!
– Лучше бы я сдох в другой день, – прошептал Холдсток и начал подниматься по лестнице.
Королевский инспектор
Гарольд Холдсток прибыл в город один. Никто его не узнал.
Гарольд спрыгнул на перрон и потянулся, разминая затекшую от долгого перегона спину. Паровоз позади него дышал угольным духом и отфыркивался паром. Пассажиры разбредались по дощатой мостовой, кто-то шумно радовался встрече с родными, другие нервно всматривались вдаль, курили, торопились к выходу, перепаковывали багаж, рассыпавшийся в дороге, и только Холдсток с небольшим саквояжем, более приличествующим доктору или натуралисту, чем королевскому инспектору по особо важным вопросам, стоял и жмурился от блеска мартовских луж. На дворе пировала весна.
Солнце добивало последние островки снега. Сухопарая леди-зима вплетала в косы первые зеленые листья и поневоле молодела. Погода располагала к любви и глупостям.
Гарольд Холдсток выглядел крайне невзрачно.
Тусклые, потертое олово, глаза, унылая прическа, дорожный костюм цвета засохшей глины, ботинки на толстой подошве и вылинявшая шляпа. Удивительная неприметность. Холдсток не цеплял, не удивлял, не тревожил. Нельзя сказать, что он делал это нарочно, по натуре Гарольд был веткой, а не листвой. Сильней всего в жизни его интересовал не внешний блеск, но внутренние чудеса и знаки.
