Гарольд пялился на Бёрна, не скрывая отвращения. События на «Королевской милости» подернулись дымкой, превратились в горячечный бред. Без сомнения, у него галлюцинации. Он подхватил лихорадку. Может, и нога у него на месте?! Гарольд попытался сесть, но боль с такой силой рванула колено, что опрокинула Холдстока затылком об скалу.
– Один за другим охотники превращались в нежить. С содроганием я ждал минуты, когда мне придется свернуть с дороги и выследить одержимую сестру или мать, вернуть родных в могилу. На сей раз окончательно. Они поедали своих невольных родичей, чтобы выжить и сохранить человеческий облик, понимаешь? Не у всех такое получается. Откуда взялись черепа? Из могил пророков. Колесо жизни Ил-Шрайна – о нем мне рассказал один парнишка, я выдирал крючки из его пасти и штопал ими селян во время тифа. Они все выжили, а вот парнишка заживо сгнил, когда я достал из него последний крючок. Он писал книгу собственной кровью. «Святилище угря», так вроде. Божественная триада спора-зародыш-растение. Ублюдочный Ил-Шрайн породил вокруг себя множество уродств и ужасов. Едва ли не с каждым мне довелось схлестнуться. И вот, убив очередного монстра накануне своего семнадцатилетия, я понял, что не знаю о них ни черта! И тогда я начал охоту на Хелтона.
Бёрн умолк и беззвучно шевелил губами, точно молился. Гарольд дрожал. Жар схлынул, уступив место ознобу. Зубы стучали, кожа покрылась ледяным потом.
– Одеяла, – прохрипел Холдсток, бессильно скребя пальцами по полу. – Одеяла.
Бёрн посмотрел на него, не узнавая, набросил одеяла на ноги и продолжил так же внезапно, как начал исповедь.
– Теперь к главному. Мне нужно уйти. Меня не было больше суток. Они могли что-то заподозрить. Больше мы не увидимся. Разве что ты собственноручно закроешь кандалы на этих ублюдках. Да-да, я знаю, где их найти. Дом на вершине Кривого Носа. Прежде в нем находилась опиумокурильня. Совсем не случайное место. Первые годы Ил-Шрайн проводит в забытьи, поглощая людские грезы. От рождения в нем цветет лишь зерно разума. Оно должно окрепнуть, пустить побеги. Взломать пол, под которым его поселили. Когда это произойдет, зверь очнется голодным. В городке не получилось утаить пропажу десятка курильщиков. Люди пытались взять притон штурмом. Думали, там случалась резня, и кто-то позарился на их гроши. Хе-хе, трусишки. Атака захлебнулась кровью. Мы отстояли притон, но курильню пришлось бросить. Пару лет дом стоял пуст и заброшен. Никому не было до него дела, но Ил-Шрайн требовал плоти. У него нашелся новый кормилец. Никто не заподозрил, что дети пропадают там же.
Теперь Бёрн не смотрел Гарольду в глаза.
– Я оставлю денег. – Он положил рядом с Гарольдом увесисто звякнувший кошель. – Купишь лошадь, наймешь повозку, ни в коем случае не суйся на станцию. Никто не верит, что ты выжил, но за чужаками пригляд верный, не успеешь свистнуть, отрежут голову. Ты изрядно наследил. Из катакомб уйдешь по меловым вешкам. Я оставлю костыль. Не сумеешь выбраться, не моя забота. Я и так дал сверх того, что обычно себе позволяю. И главное – не оборачивайся! Беги. Приведи войска, федерального маршала, его королевское величество, кого угодно! И разнесите дом на холме на мелкие куски, выройте яму, засыпьте солью на шесть футов вглубь, а округу залейте керосином футов на двести.
Бёрн коротко вздохнул и нахлобучил шляпу. Решимость боролась на его лице с недосказанностью. Он торопливо натягивал перчатки, всей позой выражая сомнения, они раздирали его, в конце концов, он решился и, наклонясь к самому лицу Гарольда, прошептал:
– Не верьте никому. В особенности себе.
Человек по имени Свет
На Винни можно было ставить крест.
Стена плотно придавила его ногу.
– Дрянь-дрянь-дрянь, – звонко отряхивал ладони крючкоротый, искоса поглядывая на Лайта. Хлопки разлетались по трехфутовой норе глухими аплодисментами.
– Я живой… – кряхтел Винни. Глаза горели невиданной страстью. У него получилось! Он проснулся! Выжил!
– Только нам от этого сплошное расстройство, – крючкоротый комично поднял брови. Лайт и доктор молчали. Доплер забрал у Лайта револьвер и сторожил выход.
Несущая стена остановила обвал. Перекрытия обрушились на нее с обеих сторон, сложились двускатной крышей. Клетка пушера стояла почти нетронутой. Большая часть Винни торчала из-под завала. За годы работы с недвижимостью Лайт прилично разобрался в строительстве, проектировании, сопротивлении материалов. Масштаб разрушений не умещался в его голове. Можно подумать, Лайт не пробил бульдозером стену, а спикировал сюда на десятитонной бомбе.
– Так надо, так надо, – напевал безумец, скаля крючки, и нет-нет да поглядывал на картонную куклу, которую Филлсон таскал с собой. – Где ваши ключи? – неожиданно спросил крючкоротый.
– Что? – Лайт растерялся, потом вспомнил про уговор с Шейлой и высыпал в нервную ладонь подельника бренчащую связку и еще пару ключей.
– Это не все, – облизнулся крючкоротый. Теперь он не сводил глаз с разодранного короба, некогда бывшего девочкой.
– Что вы на нее так уставились?
– Она их глотала? – Глотвик смотрел на них во все глаза, но не вмешивался. Происходящее дополнялось для него особым, одному ему видимым смыслом.
– О чем вы?! – возмутился Лайт и попытался защитить мертвую куклу. – Уберите руки! Вы обещали!
– Вам! – крючкоротый нелюдь придвинулся к самому лицу Филлсона. – Мое слово у вас. Но я ничего не говорил про девочку! – Он вырвал картонный торс из рук Лайта, перевернул и начал трясти. По бетону раскатились пуговицы и булавки, вылетел моток тонкого скотча. Крючкоротый зашипел на Глотвика и Лайта, те отпрянули, а он начал потрошить бывшую девочку без малейшего стеснения и жалости. Лайт побелел от гнева. С ним вечно поступали так же. Все, даже Мириам! Об пол звякнули ключи. Еще пара, но крючкоротого они не интересовали. Он искал нечто более интимное.
– Есть! – вскричал он и засунул голову глубоко внутрь разорванного тела. Через секунду вынырнул, держа в крючках слабо светящуюся тряпку. В каменном мешке ее сияние стало заметно угасать. Ненормальный вырвал ее из своих страшных зубов, не заботясь о клочках, застрявших в металле. – Мешкать нельзя! – объявил он, задыхаясь. – Уф! Нам повезло! – крючкоротый махал руками, будто все присутствующие одинаково понимали, что происходит и какую дрянь он выкопал внутри картонного трупа.
– Эй! – крючкоротый мгновенно пришел в ярость, когда остальные не отозвались. – Я плохо объясняю?! Нам нужно попасть туда, к нему. Сейчас!
– Решетка! Ваш напильник, – начал Глотвик, разглядывая тускнеющие лохмотья в руках крючкоротого. Скрытое приняло истинную форму. Глотвик внутренне восхищался дерзости замысла, но сам, даже имея подходящие инструменты, нипочем не рискнул бы. Или все-таки рискнул? Жизнь на кону…
– Не успеем. Ключи, кретины! Скорей!
Лайт с Глотвиком кинулись подбирать ключи к решетке. Удивительно, как она выстояла. Крючкоротый зудел без умолку.
