Тень взяла Финча из воздуха и швырнула о стену. Позвонки копа встретились с бильярдным стуком.
Гарольд Холдсток безумно кричал.
Его плоть, мантия эфирного тела, облезала лоскутами, точно настоящее пламя глодало его с той же жадностью, как корчился в огне безымянный портрет.
«Не офицер, – без удивления признал Берт. – Врал». Он слышал крики и даже сумел удивиться несомненному сходству, которым смерть наделила призрака, сроднив его с изображением, но тело Берта продолжало танцевать.
Слаповски полз и зачем-то истошно втягивая воздух сквозь зубы. Берт срубил его коленом в лицо и вынул из обмякших пальцев зажигалку.
Развернулся на носках.
Призраки стояли цепью. Не побежал никто.
– Это дурно, – быстро-быстро моргая, пожаловалась леди без одной руки.
– Это занавес, – кивнул Берт, и зажигалка, раскрываясь в финальном объятии, упала позади опрокинутой канистры.
Ноктюрн «Жертвы»
Дом горел.
Агония, длившаяся последние сто лет, пришла к финальной точке. Все должно было случиться здесь и сейчас. Навсегда.
Щурясь от мокрых вспышек камер, детектив Сэм Доплер лепил что-то и комкал, давал показания и врал напропалую. Другие полицейские кивали и вроде даже верили. Все было, как в кино: Доплера усадили в открытую «Скорую», закутали в плед и дали чашку какао. Он с детства ненавидел эту бурду. Скажи ему утром, что он любому задницу надерет за глоток какао, плюнул бы шутнику в морду. Голову занимали странные мысли: куда делись сокамерники и почему ушли без него?
Гарольд Холдсток дотлел.
Мириам Дутль скрылась.
Тень прижала лоб к стене и растеклась по ней неровными, нервными чертежами.
Чиз хохотала откуда-то из задних комнат.
У Кристины отрывались руки. Она несла Барбару, которая уменьшилась до размеров младенца, ревущую, пачкающую простыню, и отказывалась – режьте мне руки, срубайте шею! – признавать те слова, что услышала в больнице последними. Кристина несколько раз хотела бросить кричащий комок, положить на лавку, оставить на крыльце магазина. Но тугая материнская мышеловка, взведенная в душе даже самой черствой девчонки, запрещала ей это. «Я не такая, как ты!» – хрипела Кристина и тащила Барбару дальше. Та знала будущее и рыдала все горше.
Берт не мог пошевелиться.
Огонь шел сквозь него, доделывая то, что не сумел бульдозер.
Слаповски подполз сзади, полез по Берту вверх, цепляясь за штанину, повис на поясе, все бормотал что-то, тормошил, тащил. Берт не мог поверить, что у людей бывают такие горячие руки.
Линк взвалил Винни на плечо, напевал себе под нос, спорил, танцевал, оглядывался, смешно приседал, якобы чуя угрозу, говорил: «Тшшшшшш!» – и оглушительно чихал. Ему нравилось хватать Глотвика за рукав, так он проверял, что доктор не потерялся. Саймона это ужасно бесило. Он подозревал, что крючкоротый затеял маскарад для одного лишь зрителя – бывшего агента по недвижимости Лайта Филлсона. Тот едва переставлял ноги и веселиться отказывался наотрез. Линк двигался проверенным маршрутом – они шли к Лайту домой.
Финч ворочался среди обломков мебели.
Он и не думал умирать.
Гордон Бёрн стоял у его тела и задумчиво шевелил пальцами, точно прикидывал, не расколоть ли то, что из прихоти судьбы или по недосмотру тени все еще дышит. Костяк Финча собирался с громким треском, как составная игрушка. Финч присягнул крутому дьяволу, тот обещал ему особую телесную крепость и слово свое держал.
Все, о чем мог думать Слаповски, – как спасти Берта. Почему-то зациклился на нем, толкал его спиной вперед, вел, как в вальсе, к пролому в стене. Финч вскинул руку, Бёрн подставил открытую ладонь и принял на нее ствол «глока». Тот перестал дрожать.
– На три, – мягко предупредил бывалый охотник Гордон Бёрн и проводил взглядом директрису выстрела. – Раз… два…
Парня было жалко до слез. Рассвет принимал его в скауты, одевал в лучшие одежды.
Доплер вполуха слушал рассуждения криминалистов. Все сходились на одном. Здесь поработали взрывчаткой. Да, бульдозер. Но еще пластид. Нужны записи изъятых улик. Сэм не помнит, кого они оформили на ночь? «Это не мое дежурство», – признался Доплер, но кивал, переспрашивал, морщил умное лицо. Какао во рту отдавало ацетоном. Новая мысль ворочала в голове дрелью: «Где Барбара?»
Линк споткнулся и уронил Винни. О его ноги запнулся доктор Глотвик и тоже растянулся на мостовой. Лайт услышал крики и припустил вверх по улице. Он нашел их лежащими на спине, дико, беспробудно пьяными свободой и облегчением. Линк и Саймон хрюкали от смеха. Ноги устали держать Лайта. Он упал рядом и присоединился к тупому, дерущему глотку хохоту.
– Три, – отдернул руку Бёрн, и пуля вышла на аплодисменты. Слаповски рухнул без единого звука. Берт сделал пару шагов и застыл, не дойдя до свободы буквально фута. На нем не было ни царапины. Брызги крови, сползавшие по лицу, казались холодной, отстраненной субстанцией.
Финч врезал рукоятью «глока» об пол и простонал:
– Придурок!
Из-под тела Слаповски выбежал таракан. Он вел себя, как отравленный, метался кругами, скрежетал, точно хотел что-то сказать, пока с разбегу не угодил в стену огня. Огромная, поглотившая весь дом, она не трогала призраков и людей, точно давала каждому место для последнего слова.
Дом полыхал чисто, совершенно без дыма. От жара трескалась кожа. Финч обтер «глок» о свитер на животе, точно орудовал пистолетом в грязной рукопашной схватке. Гордон Бёрн следил за ним с большим интересом.
– Черт! – пришел в себя Линк, вскочил и принялся изучать небо на западе, он слушал ветер, пришедший с холма Кривой Нос, и выражение его лица менялось: настороженность, восторг, грусть. Линк пожал плечами, подхватил Винни и кивнул Лайту:
– Надеюсь, вы не потеряли ключи?
В подвале дома на холме Душекрад не верил своим глазам, он ловил пустыми ладонями первые искры, и те загорались у него в руках. Фан-Дер-Глотт прикрыл веки, чтобы никто не видел его страданий. Но рядом лежала душа, которая нуждалась в нем. Нельзя было сдаваться. Даже если они проиграли.
Люк скорчился по ту сторону стены рядом с Фан-Дер-Глоттом и слушал, как тот погибает. Люк был не здесь.
Финч подошел к Берту, который так и застыл истуканом, примерился, ткнул рукоятью ниже уха. Но Бёрн его остановил.
– Почему нет? – решился охотник. – Давай сделаем, была не была.
Финч оглянулся на ту, с которой имел договоренности, уложил тело Берта на пол и пошире раздвинул ему челюсти.
Конец второго тома
