– Ну что ты, как такое скажешь! Тем более он – он же вообще мало что говорит. Я почувствовала, только тогда не поняла, почему… Он, понимаешь, как будто не замечал, что мы поженились. Как будто все осталось по-прежнему. Я тогда голову ломала: что это значит? Ну, знаешь, как вот глаза отводят, когда чего-то замечать не хотят – так и он от нас как будто глаза отводил. Особенно от Гриши – его вообще в виду не имел. Я только теперь поняла, в чем дело…
– Все-таки зря он тебе сразу не объяснил, – сказала Аля.
– А то бы я послушала тогда! Влюблена была. И говорю же: спектакль слишком часто шел…
Кажется, Нина уже выговорилась и больше не хотела говорить на эту тему. Да и что можно было сказать? Она достала из круглой сумочки пудреницу, несколько раз провела подушечкой по лицу, потом подвела глаза темно-зеленым карандашом.
И тут Аля увидела, как мгновенно преображается ее лицо. Конечно, дело было не в пудре и вообще не в косметике. Это было то самое, о чем Нина мельком сказала в самом начале: профессия такая – выглядеть как надо. Але вдруг стало понятно, что всегда принималось ею за невозмутимость, даже холодность: вот это умение не выдавать того, что происходит в душе, которое было присуще Нине в высшей степени.
Щелкнув замком сумочки, она сказала уже совсем другим голосом:
– Ты правда теперь очень хорошо играешь. Но Карталов какой молодец! Это же он ради тебя все переменил – мизансцены, оформление даже… Уже ведь макет был готов, я сама в его кабинете видела.
– Да! – вспомнила Аля. – А кто оформление делает, ты не знаешь?
– Знаю, конечно, Поборцев делает. Повезло!
– Почему? – удивилась Аля.
Нина улыбнулась снисходительно, как вопросу ребенка.
– Потому что Поборцев в Москве теперь не работает, все больше по заграницам. Нам он только «Бесприданницу» делал, а раньше Павлу Матвеичу почти все – когда он в Вахтангова ставил, и на Таганке, и на Малой Бронной. А Поборцев сценограф такой, что за счастье надо считать. Как еще на «Сонечку» уговорил его Карталов? Ну, он мертвого уговорит. Ладно, Алька! – Она впервые назвала ее по имени и смотрела теперь совсем иначе: в узковатых глазах поблескивали живые зеленые искорки. – Полдня я у тебя отняла, пора и честь знать. И у меня «Месяц в деревне» сегодня, пойду. Ты все-таки не остерегайся так, – сказала она, уже вставая. – Конечно, анонимка, неприятно. Но это же одна какая-то сука написала. А вообще-то к тебе неплохо относятся, уж ты мне поверь. Присматриваются просто… Счастливо!
С этими словами, не оглядываясь, Нина вышла из кафе. В большое, от пола до потолка, окно Аля смотрела, как она идет по улице – легкой, стремительной походкой уверенного в себе человека…
Глава 12
Разговор с Ниной так взволновал Алю, что о встрече с Ромой она забыла напрочь.
Аля вспомнила об этом, только когда спустилась в метро на «Китай-городе»: просто потому, что надо было сообразить, по какой линии ехать. Тут она и вспомнила о Роме, а взглянув на табло, поняла, что встречаются они ровно через полчаса и, значит, она не успеет заехать домой переодеться. Впрочем, переживать по этому поводу она не стала.
В битком набитом вагоне, на платформе, на переходе Аля думала только о том, что услышала сегодня от Нины. И даже не о том, что услышала о себе – что к ней, оказывается, уже неплохо относятся в театре, – хотя после анонимки это было приятно. Но думала она о самой Нине – Джульетте, однажды влюбившейся в фальшивого Ромео.
Это была вторая история любви – вернее, история нелюбви, – которую она слышала за последнее время. Первую рассказала Ксения о своем Толике. Конечно, между Ниной и барменшей Ксенией, пусть даже и бывшей актрисой, пропасть была большая, и истории у них были разные. Но было в этих историях что-то, что их объединяло. Аля чувствовала это «что-то», оно свербило в ней, но никак не могло проясниться, назваться.
Это «что-то» относилось к ней самой и потому никак не давалось в руки.
С Ромой они договорились встретиться у метро «Кропоткинская», под аркой. Выйдя из первого вагона, Аля взглянула на себя в большое зеркало у платформы и нашла, что выглядит неплохо, несмотря на то, что не готовилась ко встрече.
Правда, сегодня утром, для пущего удобства передвижений, она надела джинсы и заправила их в невысокие сапожки без каблука; в приличный ресторан в таком наряде, конечно, не пойдешь. Но джинсы были хорошие – настоящие «ливайсы». Илья когда-то раз и навсегда объяснил ей, что джинсы можно носить только классические, без выкрутасов, и она до сих пор следовала этому совету. Куртка из мягкой светло-серой замши тоже смотрелась неплохо – особенно потому, что была все-таки темнее Алиных волос и оттеняла их цвет.
Так что, реши они просто прогуляться по бульварам, Аля выглядела бы достойно рядом с любым спутником. Правда, она сомневалась, что Рома собирается бродить по улице. Слишком уж давно он зазывал ее куда-нибудь на совместный ужин и едва ли имел в виду ларек «фаст фуд» с сосисками.
Она не опоздала, но Рома уже ждал, прохаживаясь в двух шагах от входа под аркой-дугой. Выйдя из стеклянных дверей метро, Аля не сразу подошла к нему – остановилась, словно размышляя, надо ли подходить…
Она рассматривала его, незамеченная.
После новогодней ночи прошло уже три месяца, а их отношения не только не определились, но даже не сдвинулись с мертвой точки. Как будто не было ничего – ни ночи той, ни утра в его постели… Это даже Але казалось странным: все-таки ее отношения с мужчинами, мягко говоря, не были настолько разнообразны, чтобы такое событие проскользнуло незамеченным. А уж в каком недоумении должен был находиться Рома, она догадывалась.
Он приходил в «Терру» в каждую ее смену, пока она не попросила его этого не делать.
– Рома, ты не обижайся, – сказала Аля (с этой фразы начиналось едва ли не каждое ее обращение к нему), – но мне неприятно, когда ты тут сидишь. Мне вообще неприятно здесь работать, понимаешь? И зачем тебе меня такую видеть?
– А какую я тебя еще могу увидеть? – невесело хмыкнул он. – Я ж тебя прошу: ну давай пойдем хоть куда, хоть посидим где-нибудь. Почему ты не хочешь, не понимаю!
Однажды она пригласила его на спектакль в Учебный театр. У Али была главная роль в «Укрощении строптивой», которую все считали ее удачей. Конечно, он пришел – с цветами, как положено. Но, изредка поглядывая на него во время спектакля, Аля видела, что он смотрит только на нее – так же, как смотрит в «Терре», – а все остальное ему в общем-то безразлично. Обижаться на него за это было невозможно, но и приглашать в театр еще раз тоже было ни к чему.
О нем она знала уже, кажется, все, что можно было узнать. О его успешном бизнесе – бензоколонках и автосервисе. О том, что квартиру в элитном доме на Удальцова он купил совсем недавно, а до этого жил в обыкновенной однокомнатной «панельке». О том, что он все любит делать сам и умеет делать все, что ему необходимо; впрочем, об этом нетрудно было догадаться без его объяснений. Разве что об отсутствии жены они не говорили – да и то, кажется, только потому, что Аля сама пресекала разговоры на эту тему.
