— Значит, нужно подготовить их по обычной программе, а потом, поставить в известность о возможном контакте, — подумав, ответил Матвей.
— Надеюсь, это всё‑таки случиться, — вздохнул генерал.
— А я надеюсь, что этого больше НЕ случиться, — упрямо покачав головой, ответил Матвей.
— Ты в своём уме, Матвей ?! — растерялся генерал.
— В своём. Вся беда в том, что вы не знаете, что значит постоянно слышать свою собаку. Что значит, каждый божий день бояться, что одного из нас убьют. Поймите, это не просто смерть близкого существа. Это такой удар по психике, что запросто можно с ума сойти. Это страшно, поймите, наконец.
— Извини, Матвей, — тихо сказал Лоскутов, после минутного молчания. – Мне действительно сложно это понять.
— Я знаю. Поэтому и пытаюсь объяснить. А вообще, вспомните наш разговор с генералом проверяющим.
— Это когда ты про животных Моро начал распространяться ?
— Да.
— Я этот разговор на долго запомнил. Мне его уже несколько раз припомнили, — усмехнулся Лоскутов.
— Кто? — растерялся Матвей.
— Тот самый проверяющий. Он твои слова, похоже, хорошо запомнил. Уж больно ему понравилась твоя теория на счёт супер солдат, которые могут оказаться опасными для своих создателей.
— Ну, будем надеяться, что это избавит нас от дальнейших экспериментов над опасными животными. Но разговор сейчас не об этом. Я не просто так сказал, что гибель одного из нас может привести к безумству второго. И это не аллегория, это правда.
— Откуда ты знаешь? — осторожно спросил генерал.
— Когда меня ранили, Рой чувствовал всё то, что чувствовал я. Я и сам не знал, но недавно мы поговорили, и он рассказал. Дико звучит, я знаю. Поговорил со своей собакой. Но вы же знаете, что это правда.
— Знаю. Хотя, признаюсь откровенно, сам до сих пор привыкнуть не могу. Так и хочется спросить кого‑то там, наверху, что ж мы такое сотворили? — кивнул Лоскутов, и Матвей с удивлением услышал в его голосе нотки неподдельного испуга.
Они растеряно замолчали, не зная, как ответить на этот вопрос. Ведь для Матвея, это, прежде всего, было самое близкое на свете существо, а для генерала, реальная возможность уничтожить врага. Молчание затянулось, и проводник, чувствуя, что устал, тихо спросил:
— На сегодня всё, или ещё посетители будут ?
— Всё. Скажи моему гонщику, чтобы отвёз вас обратно.
— Не надо, — покачал головой Матвей. – Мы лучше пройдёмся. Спокойно, не спеша. Заодно и подумаем, как дальше жить.
Помолчав, Лоскутов нехотя кивнул и, пожав проводнику руку, проводил его до выхода. Глядя им в след, Лоскутов тяжело вздохнул и, повернувшись к дежурному, тихо приказал:
— Отправьте пару ребят присмотреть за ними.
— На базе? — удивился дежурный лейтенант.
— На базе. Один еле ноги переставляет, а второй за первого, любого загрызёт. Так что, лучше подстраховаться, — ответил генерал резче, чем это требовалось.
Подумав, лейтенант вызвал двух парней из караульной роты, и коротко объяснив им задачу, отправил следом за ушедшими. Взяв Роя на поводок, Матвей не спеша, брёл по хрусткому снегу, мрачно прикидывая, что будет с ними обоими в очень скором времени.
Ведь исходя из того, что у Роя был ускоренный рост, и очень быстрое взросление, то и старость для него должна была настать на много раньше, чем это положено природой. Матвей хорошо помнил, что за полтора года, пёс превратился во взрослого, матёрого кобеля, которому на вид смело можно было дать три года.
Произведя не хитрые подсчёты, он невольно вздрогнул и, погладив пса по шее, тихо прошептал:
— Что ж снами будет, Ройка ?
Но ответить ему пёс не успел. Из‑за ближайшей палатки вывернули приехавшие к генералу янкерсы, и широко улыбнувшись, дружно заступили им дорогу. Насторожившись, Матвей сделал шаг в сторону, словно собираясь обойти их, но сделал он это, вопреки всем правилам собаководства. Между идущими, и собакой, проводника не оказалось.
По всем канонам, ведя собаку слева, проводник должен пропускать всех идущих на встречу справа, чтобы оказаться между собакой, и идущими на встречу людьми. Матвей сделал с точностью до наоборот. Между американцами и проводником, оказалась собака. Рой, до этого равнодушно шлёпавший по свежевыпавшему снегу, моментально напрягся, и чуть наморщив нос, издал тихое, предупреждающее рычание.
Растеряно отодвинувшись от блеснувших клыков, оба янкерса заметно побледнели, но улыбаться не перестали.
— Простите сэр, мы можем с вами поговорить? — собравшись с духом, спросил брюнет.
— А разве вы не услышали ответы на все свои вопросы у генерала? — иронично усмехнулся Матвей.
— Наши вопросы не касаются того, что было у генерала. Они касаются лично вас, — тут же нашёлся русоволосый.
— Я вас слушаю, — устало кивнул Матвей.
— Вы никогда не думали о том, чтобы сменить место жительства? — сходу спросил брюнет.
— Это в Америку переехать, что ли? — растерялся Матвей.
— Да. Можете взять с собой своего пса. Нам нужны такие люди как вы. Вы с самого начала принимали участие в этой войне. Вы знаете о собаках всё, что только может знать человек, и вы хотите воевать. Мы готовы предоставить вам такую возможность. Вы будете иметь всё, что пожелаете. Поймите, наша страна, это страна огромных возможностей…
В этот момент, Матвей, не выдержав, зашёлся хохотом, моментально перешедшим с кашель. Самозабвенно вещавший брюнет растеряно замолчал, глядя на проводника, как смотрит монах на проститутку. С желанием и обидой, что эти удовольствия ему не доступны. Кое‑как успокоившись, Матвей утёр набежавшие от кашля слёзы и, покачав головой, ответил:
— Вам только в рекламе сниматься. Такая патетика, а уж слог..! Нет, я серьёзно, вам только на телевидении выступать.
— Я не понимаю, над чем вы смеётесь? — мрачно насупился брюнет.
— Я бы возможно и воспринял ваши слова за правду, случись наш разговор лет пять, десять назад. Но сейчас, от вашей страны остались одни развалины. Именно поэтому вы приехали сюда, и именно поэтому мечтаете заполучить хоть одну натасканную собаку. Больше того, я знаю, что лично вы, мечтаете попасть в лабораторию и выкрасть хоть какую‑то технологию. Не советую. Это может плохо для вас кончиться, — усмехнулся Матвей.
— Я должен расценивать ваш ответ, как отказ? — гордо выпрямился брюнет.
— Именно так. Я родился в этой стране. Вырос в ней. И с первых дней войны дерусь за её свободу. Здесь погибли все мои близкие, и я не променяю её ни на какую другую. Поверьте, господа, я не из тех, кто распинается о патриотизме, но я люблю эту страну, и останусь здесь, — решительно ответил Матвей, гордо выпрямившись.
