— Ну все. Понял. Больше не лезу в твою жизнь.
— Ты где, Дим? Почему не отвечал несколько дней? Я ведь переживала.
— На работе был завал.
— Две недели?
— Я всего четыре дня на связь не выходил. Не ной. Сам собирался сегодня набрать.
— Дома бардак, я прибрала. Трусы одной из твоих дам выкинула в мусорное ведро. Надеюсь, ты не водил проституток?
Слышится тихий, глухой смех. Весело ему, что я трусы его подружек утилизирую? Пора бы уже ответственно относиться к своей жизни. Не могу я одна всё тянуть.
— Нет, это была не проститутка. Алён, вечером пересечемся. Или завтра. У меня действительно завал. Скоро увидимся.
Завал у него, как же. Ну ладно. Отложу промывку мозгов до вечера. Пока не знаю какого. Самой сегодня, похоже, ее не избежать.
Я выхожу из машины и делаю еще один звонок. Уже по работе. Потом иду в нашу каморку. Магазин спортивных товаров я открыла несколько месяцев назад. Дела пока идут так себе, но, как говорится, было бы желание. А оно у меня очень большое. В спорт с моей травмой дорога закрыта, из салона Антона завтра уволюсь. Последние полгода мечтаю вернуться на лед. Пусть даже в качестве тренера, только бы заниматься любимым делом и находиться в привычной для себя атмосфере. Мне это необходимо, чтобы обрести хоть какой-то баланс внутри. Потом подумаю, что буду делать дальше.
Девочки очень рады моему возвращению. Я быстро листаю документацию и обсуждаю с Лаской последние новости. Успокоившись, что хотя бы в магазине всё нормально, погружаюсь в работу до конца дня.
Слуцкий вечером не объявляется. Видимо, и впрямь сильно занят. Нелли и Ласке я даю отбой и вместо ресторана еду домой, потому что устала и хочу спать. Димка снова молчит. Приняв ванну, заваливаюсь в кровать. Разница во времени с Владивостоком дает о себе знать. И саднящие губы, которые будто наждачкой натерли.
Этот бенгальский огонь весь рот обжег своим страстным напором. Настойчивый до ужаса, и слово «нет» до него с трудом доходит. Дико раздражает. Кстати, пока вспомнила про него. Пишу Кате сообщение, что если ее полоумный приятель будет просить мои контакты, то пусть не дает. Шанаева тут же отвечает, что отбрила Яниса, но он находчивый, упертый и очень изобретательный, а если что-то вбил себе в голову, то наши с ней отказы ему побоку.
Ну ок. Тогда это проблема Игнасаса. Родригес думает, что я все еще его собственность, и как бы у Хулио новой гематомы в голове не появилось, с кулак, из-за желания подкатывать к «занятой» девушке. К тому же его «ухаживания» мне не понравились. За исключением одного момента. Вспоминаю, как он в кафе песню включил и напевал низким красивым голосом, и улыбаюсь. Нет, все же зачатки ума у Яна присутствуют. Может быть милым, когда захочет. Но лучше бы «Алёна даст» врубил: я бы смертельно на него обиделась, на том и разошлись бы.
Утром просыпаюсь от того, что трещит голова. Чувствую себя разбитой и вымотанной. Повернувшись со спины на бок, лежу так какое-то время и натираю пульсирующие виски. Затем на автомате собираюсь на работу и еду в центр, не теряя надежды, что у Антона опять появятся какие-нибудь срочные дела и наша встреча отложится. Но Слуцкий присылает сообщение, что после обеда заедет в салон на серьезный разговор. Ладно. Пусть так. Лучше на нейтральной территории пересечемся, чем на пороге моей квартиры или у него дома.
9 глава
— Алён, Слуцкий приехал и хочет тебя видеть, — говорит Света, появляясь в зале. — Иди, я займусь, — кивает она в сторону лестницы и благодушно улыбается клиентам.
Я до боли прикусываю губу, отрываясь от планшета, на котором показываю состоятельной паре, как будет выглядеть их автомобиль в разных цветах. Несколько секунд смотрю перед собой невидящим взглядом, а потом отдаю гаджет Свете и иду наверх, словно пьяная. Глубоко дышу, пытаясь подавить в груди ноющую боль. Остатки былых чувств трепыхаются, но как выброшенная на берег рыба, которая вот-вот задохнется.
Одергиваю костюм и захожу в кабинет. Слуцкий сидит в кресле. Хмурый и напряженный. Вертит в руках какую-то статуэтку. Чем-то недоволен. Когда он такой, я всегда испытываю смесь страха и раздражения. Неужели Антон не понимает, что я не просто так улетала черт-те куда?
— Как поживаешь, неприступная Золушка? — спрашивает он спокойно, поднимая на меня глаза. — Принц истосковался и скоро начнет негодовать. А когда принц злится, то всегда творит глупости.
Я молчу, крепко сцепив челюсти и удерживая взгляд Слуцкого.
— Понятно, — тяжело вздыхает Антон и прерывисто втягивает в себя воздух. — Алёна, я ведь могу устроить так, что тебя больше ни в одно приличное место не возьмут работать. Ты это понимаешь? Или девочек твоих из магазина распущу. На улице всем скопом останетесь. Ипотеку, которую осталось всего ничего погасить… ну, тоже что-нибудь придумаю. Почти все, что у тебя есть, на мои деньги куплено. Так? А мой подарок? Напомнить, что ты с ним сделала и сколько он стоил? Тебе каждый день дарят подобные вещи? Характер — это хорошо, Алёнушка, но ты перегибаешь палку, моя девочка. Обижать тебя, я естественно, никому не позволю, но сам ведь могу не сдержаться, а мне бы этого очень не хотелось.
От угроз Антона становится некомфортно в собственном теле и хочется трусливо покинуть кабинет. Какая же я дурочка глупая. Была. В трепет от его ухаживаний приходила, о семье мечтала. А теперь никого не хочу к себе подпускать. И собраться не могу — внутри полный раздрай.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я улыбаюсь, но это дается с таким трудом, что челюсть сводит от напряжения.
— Нет, не так, Антон. Я погасила внушительные суммы ипотеки без твоей помощи. Ценой собственного здоровья. Дима тоже пашет как проклятый. А если на улице окажусь, не пропаду. Кто-нибудь подберет, — припоминаю ему слова, которые он бросил мне в лицо во время нашей последней ссоры.
Антон, мерзко скрипнув зубами, оскаливается.
— Алёна, я ведь с миром пришел. Хватит смотреть на меня осуждающим взглядом. Напомнить, откуда я тебя вытащил? Такие, как ты, пачками в Москву приезжают, а уезжают с раздолбанными дырами и разбитыми мечтами. Кем ты себя возомнила? Где бы сейчас была, если бы не я и мои связи? На панели? В притоне? Там такие нарасхват. Талантливые, — с ехидством произносит он. — Растяжка у тебя что надо для этой работы.
Внутри закипает ярость, но нельзя вестись на провокацию. Антон специально это говорит — хочет вывести на эмоции, загнать в угол. Мысленно выхватываю статуэтку из его рук и разбиваю ему голову, а на деле сильнее сжимаю кулак, дышу рвано и не сразу собираюсь с духом, чтобы произнести:
— Наверное, я с благоговейным трепетом должна смотреть, после того как выписалась из больницы, а ты, спустя несколько недель, по новой упаковал меня в гипс? Напомнить, что было потом и почему я не приняла твой подарок?
— Я не специально тогда попал в аварию. Миллион раз об этом говорил! — грубо обрывает меня Антон, начиная раздражаться. — И повторяю в последний.
