– Я же просила смотреть за ним! Серёженька, сынок, очнись… Что ты наделал?! – кричит женщина на мужчину, который едва стоит на ногах и прижимает к себе тело мальчика. – Он не дышит!
Я тут же срываюсь с места и бегу на помощь. Прошу всех отойти, говорю, что я врач, и делаю ребёнку искусственное дыхание.
– Вот так... Дыши. Молодец. Всё хорошо.
Мальчик надсадно кашляет. Я приподнимаю его голову и поворачиваю набок. Облегчённо выдыхаю. Самое страшное позади. Теперь всё будет хорошо.
Я обвожу глазами пляж. Вокруг собралось много народу. Аня и Яр стоят рядом. Мать мальчика в слезах, благодарит и бросается мне на шею, чуть не завалив нас обеих на песок. Я поднимаюсь на ноги и, отряхнувшись, иду к шезлонгу. Подобные случаи на воде, увы, не редкость. Не раз сталкивалась. Нужно внимательнее следить за детьми!
Беру полотенце и вытираю лицо – оно в песке, впрочем, как и тело. Всё же придётся устроить небольшой заплыв. Я поворачиваю голову и замечаю, что с Измайловым что-то не то: он смотрит застывшим взглядом в одну точку, дышит так, будто ему не хватает воздуха, кожа бледная, на лбу выступила испарина. Сжимает и разжимает кулаки, словно пытаясь успокоиться.
– Паша? – трогаю его за плечо, но он никак не реагирует.
Шумно сглатывает, прикрыв глаза. Его бьёт озноб.
– Что с тобой?
Я обхватываю его влажное лицо руками и прошу на меня посмотреть. Ловлю расфокусированный взгляд с огромными зрачками, прощупываю пульс на запястье. Он зашкаливает. Не пойму, что с ним происходит. Реакция на жару? Давление?
– Паша! – Хлопаю его по щекам. – Что с тобой? – Ещё чуть-чуть, и я начну волноваться.
Измайлов молчит, его продолжает потряхивать. Всё сильнее и сильнее.
Боже... Да у него паническая атака!
Я присаживаюсь перед ним на корточки и прошу смотреть на меня, не закрывать глаза.
– Дыши, как я. Вдох на четыре, задержка дыхания и медленный выдох.
Пальцы с запястья не убираю. Пульс ни черта не приходит в норму. Впрочем, как и мой. Ощущаю удары собственного сердца в груди. Измайлов хрипло дышит, почти не реагирует на мой голос. И лучше ему не становится. Нащупав в кармане его джинсов ключ от машины, я вытаскиваю их за брелок и бегу к его танку, который он припарковал неподалёку от домика. Открываю бардачок и не ошибаюсь. Среди обезболивающего нахожу транквилизаторы. Сильнодействующие. Такие в аптеке без рецепта не купить. Я возвращаюсь и заставляю Пашу запить таблетку водой. Снова дышу с ним и почему-то ловлю себя на мысли, что для меня противоестественно видеть его таким потерянным и уязвимым.
Через пару минут взгляд Измайлова становится осмысленным, пульс и дыхание выравниваются. Он приходит в себя.
– Вернёмся в домик? На улице очень жарко. – Тыльной стороной ладони я вытираю влагу с его лба.
– Нет. Всё нормально, – отзывается Паша, едва двигая белыми губами. – Давай лучше немного прогуляемся.
18 глава
На меня накатывает волна слабости после всего пережитого. Я сильно испугалась: сначала когда делала ребёнку искусственное дыхание и он долго не подавал признаков жизни, а потом, когда побежала к машине Паши, сама толком даже не понимая зачем. Всё делала на инстинктах. А если бы в бардачке не оказалось лекарств? С чего я вообще взяла, что они у него есть?
Меня слегка ведёт в сторону, Паша обнимает за талию, прижимая к себе. Мы всё дальше и дальше от пляжа, но оба молчим, каждый думает о своём.
– Сколько тебе лет? – спрашиваю я, быстро взглянув на Измайлова.
Не могу больше держать мысли в себе, иначе голова взорвётся от вопросов.
– Тридцать два.
До сих пор не отпускает его потерянный вид и расфокусированный, неосознанный взгляд. И мои ощущения, когда застала его в таком состоянии. Неожиданный контраст между тем Измайловым, которого я привыкла видеть, и тем, какой он был несколько минут назад. Как будто передо мной находился двенадцатилетний мальчик, избитый старшеклассниками. Полоснуло по живому.
– У тебя была паническая атака.
– Я в курсе.
Паша говорит и дышит спокойно, будто и не было ничего.
– И как часто они бывают? У тебя сильнодействующие препараты в машине. Их просто так не купить в аптеке. Нужен рецепт от врача.
– Всё-то ты знаешь, – хмурится он. – Многие люди, уже давно избавившиеся от панических атак, но помнящие эти неприятные тревожные состояния, стараются иметь при себе таблетку транквилизатора, «так, на всякий случай». Я много работаю, часто бываю в дороге и не могу позволить себе долго зацикливаться на этих состояниях.
– По-твоему, это в порядке вещей? А если однажды подобное случится, когда ты будешь за рулём?
– Ничего критичного в этом нет. Не бери в голову.
– Почему именно сейчас? – продолжаю настаивать я.
Мозг усиленно перерабатывает информацию. «Отдых у воды не моё». В парке бросился на помощь к незнакомому мальчишке, а здесь даже не подошёл, и, когда я вернулась, его накрыло панической атакой. Отпустило лишь после таблеток. Со мной никогда подобного не случалось, но я сталкивалась с этим в работе. Ничего приятного в панических атаках нет. И часто такие вещи носят неблагоприятный характер.
– Ты не любишь отдых у воды, потому что когда-то сам едва не утонул?
Мы останавливаемся. Паша задумчиво смотрит мне в глаза.
– Нет, но думаешь ты в правильном направлении, – выдаёт он спустя долгую паузу. – Это просто отголоски пережитого. Не более того.
– Не хочешь рассказывать?
Он отрицательно качает головой.
– Может, как-нибудь в другой раз. Всё нормально, лапуль. – Паша опускает взгляд на мои губы. – Я не шизик. Просто триггернуло, когда ты делала ребёнку искусственное дыхание, а он долго не приходил в себя. С ним всё в порядке?
Между нами действительно много общего. Глупо это отрицать. Я, как и Измайлов, не люблю лезть в душу к другим, но сейчас безумно хочется узнать, что же такого случилось в его жизни.
– С ним всё хорошо. Родители недосмотрели, наглотался воды. Твой случай… Это что-то личное, о чём не хочется вспоминать и говорить?
– Да. Дело в чувстве вины, отчаянном желании что-либо изменить и невозможности этого сделать. Лап, я не хочу подсаживать тебя на эту гадость, которую ты нашла в моей машине. История невесёлая, а я ещё до конца не понял степень твоей эмоциональности. Повременим с откровениями.
Паша вдруг прижимает меня к дереву. Гладит руками бёдра и смотрит изучающим взглядом в лицо. А пациент больше жив, чем мёртв. Внутри всё переворачивается от его рук на моей коже и твёрдости, которая упирается в живот.
– Расслабься, лап, я без защиты. В домике оставил. Просто буду целовать.
