Я поднимаю взгляд и смотрю на Пашу через зеркало заднего вида. Они с Яром сидят впереди и разговаривают о делах. Измайлов доносит информацию понятно и просто, так что я, краем уха слушающая их разговор, улавливаю суть. Аня задумчиво смотрит в окно, сложив руки на животе. Измайлов замечает, что я не свожу с него взгляда, и подмигивает. Так странно… Почему я встретила этого человека именно сейчас? Я чувствовала себя такой несчастной, обманутой женой, а теперь даже не вспоминаю о Владе. Нет, думаю иногда, но как о человеке из прошлого и не более того. Теперь все мысли о Паше. Меня покорили его сила и мужественность, его манера общения и лёгкость. Разве такое возможно? Мы ведь совершенно чужие друг другу люди.
Я прощаюсь с Аней и Яром у участка, где Привалов оставил вчера свой автомобиль, мы договариваемся созвониться с сестрой на днях, и я пересаживаюсь на переднее сиденье.
– На Кузнецкую? – спрашивает Измайлов с нотками веселья в голосе.
– Нет, – отрицательно качаю головой. – Мы и так почти сутки вместе провели. Я устала и хочу спать.
– Жаль, – хмыкает Паша, и мы выезжаем с парковки на проезжую часть. Он просит достать из бардачка сигареты.
– Бросить не пробовал?
Паша посмеивается:
– Несколько раз. И все разы безуспешно.
– Когда была последняя попытка?
– Примерно полгода назад. Мы с другом одновременно бросили. Я в итоге соскочил.
Я открываю бардачок и, прежде чем взять упаковку сигарет, без спроса перебираю мини-аптечку. Измайлов хмурится, но ничего не говорит.
– Ты в курсе, что это нарушение личных границ? – наконец спрашивает он, и между бровей у него появляется складка.
– Да, в курсе. Но, как медик, я имею право знать названия препаратов, которые ты употребляешь. И как пассажир, который доверил тебе свою жизнь и находится сейчас с тобой в одной машине.
– Я думал, меня невозможно вывести из себя, лап. Прекращай там рыться и больше так не делай. Всё, что посчитаю необходимым сказать, скажу лично. И на будущее: ты не мой лечащий врач.
Неожиданно слышать такой резкий и недовольный тон. Почему-то это задевает. Знаю, что не моё дело, но ведь Паша поступил вчера точно так же, появившись посреди ночи в моём домике. И мне действительно любопытно знать, какие лекарства он употребляет. Не только из праздного любопытства, но и из профессиональных соображений.
– Всё, что нужно, я увидела.
Протягиваю ему сигареты, Паша зло усмехается и кивком головы просит убрать их обратно.
– Правда взбесила, лапуль. Высадить тебя посреди дороги за твою бесцеремонность?
– Бесцеремонность? – вспыхиваю я. – Напомнить, как ты вчера появился в моём домике? Но ты не отправился спать на улицу. За что ты собрался меня высаживать?
Повисает долгая пауза. Измайлов сейчас комок нервов.
– Что искала? Наркоту? – говорит грубее, чем обычно, и это снова меня задевает.
– Нет. Искала подтверждение кое-каким догадкам.
– Можно поинтересоваться, каким?
– Ты говорил, что у тебя лопнул сосуд в голове, а потом – что не прошёл медкомиссию в Академию гражданской авиации. Когда тебе стало нехорошо на пляже, я почему-то подумала про инсульт. Но смутило, что тебя потряхивает. И вообще-то, это очень страшно, когда ты не можешь оказать помощь другому, а от тебя и твоих решений зависит жизнь человека. Паш, тебе кто-нибудь говорил, что ты очень проблемный? Сначала ножевое, потом паническая атака. Или полагаешь, у меня нервы как канаты? Навечно останешься в чёрном списке за свой тон, ясно?
Паша закусывает губу, злость уходит с его лица. Он прищуривается, вглядываясь в меня. Но лучше бы за дорогой следил.
– Кстати, про чёрный список. Я уже и забыл про это. С телефоном твоим что? Я со второго номера звонил вчера, прежде чем вломиться в твой домик, и мне несколько раз сказали, что абонент временно недоступен. Выключила?
– Вечером включу.
– Бывший донимает?
– Да, – отвечаю недовольно.
Он смягчается, но теперь я злюсь.
– На работу когда выходишь?
– Через несколько дней. Хочешь записаться на приём? – язвлю я.
– А ты по какой специальности?
– Коррекция поведения. Из наглого хама превращаю мужчину в обычного человека.
– Нет, ну это уже перебор, лап. Я к тебе со всей душой и нежностью, а ты действительно бессердечная. То гадёныш, то хам, то инвентаризацию в бардачке проводишь без спроса.
– Терапевт я, – отвечаю спустя недолгую паузу. – Но до того, как им стала, почти два года работала на скорой и ездила по вызовам. Всякого насмотрелась. И многое умею. Только делать уколы и швы так и не научилась нормально. Рука тяжёлая.
– В скорой, правда? Ужасная работа. – Пашу передёргивает. – Я бы не смог. Честно. Каждодневный контакт с множеством незнакомых людей… Не моё.
– Ты социофоб?
Паша отрицательно качает головой.
– Будь я твоим отцом, разрешил бы тебе пойти в ветеринарный. Ибо среди животных больше людей. Я с этой точки зрения.
Мы оба замолкаем и до моей новой квартиры едем в тишине. Внезапно я ловлю себя на мысли, что день пролетел незаметно. Как по щелчку пальцев. И за этот день я много эмоций испытала рядом с Пашей.
Измайлов останавливает машину у подъезда и глушит двигатель. Смотрит на меня долгим взглядом.
– Ты всё слышала, мне на следующей неделе нужно быть в Москве.
– Да, слышала, – киваю я.
– Если из чёрного списка не достанешь и второй номер продолжишь игнорировать, то я не знаю, что ещё делать и как тебя к себе расположить. Меня примерно месяц не будет. Ну или около того. Совсем скучать не будешь?
– Не буду, но у тебя впереди несколько дней, чтобы я переменила своё решение.
– Да ладно? И даже пустишь на порог своей съёмной квартиры? – Паша хищно щурит глаза.
– Явно не сегодня. Но обещаю над этим подумать.
– Ну ок. А хочешь, расскажу тебе один секрет? – загадочно улыбается Измайлов.
Вот как у него получается расположить к себе всего одной улыбкой?
– Я вся внимание.
– У меня есть татуировка, – вдруг признаётся он. – Точнее, была. Но я ее свёл несколько лет назад.
– Татуировка? – удивляюсь я, что разговор перетёк в такое неожиданное русло. Думала, опять будет клеить и намекать на секс.
Я не заметила никаких татуировок на его теле. Абсолютно чистая кожа.
– А ты умеешь заинтриговать. Хочешь, чтобы я угадала, что это было?
– Ну должны же мы с чего-то начинать, чтобы стать друг другу чуточку ближе? Твои предположения, лапуль, что я набил? Предупреждаю: тату сделал на эмоциях, сильно огорченный тем, что завалил медкомиссию. И так как в авиацию с татухами не берут, набухавшись в тот же вечер, я решил: гори всё синим пламенем, и пошёл в салон к мастеру, – смеётся Измайлов.
