Взгляд Паши становится отрешённым и стеклянным, он выбивает из пачки сигарету и, щёлкнув зажигалкой, прикуривает, а потом отбрасывает её в сторону. Затягивается и выпускает струю сизого дыма в окно. По коже проносится озноб, когда он поворачивается ко мне и мы встречаемся глазами. В них боль, паника и решимость – желание рассказать об истинных причинах его ухода из семьи. И почему-то кажется, что подобными вещами он ни с кем до меня не делился. Или с очень узким кругом людей.
– Размышления правильные, Софья. Именно довести. И не просто довести, а ампутировать душу, выжечь всё там подчистую. Я долго блуждал среди беспросветного мрака. Из тупика в тупик, от поражения к поражению, не с колен поднимался, а асфальт пробивал головой, чтобы только потом встать на эти самые колени и потихоньку учиться ходить. Я рассказывал, что родом из небольшой деревни? Она находилась на берегу моря. Мы не бедствовали, но и особого достатка не имели. Отец был моряком, однажды ушёл в море и больше не вернулся. Мать осталась одна. Без родни. Без поддержки. В чужом городе. С младенцем на руках. На неё обратил внимание местный торгаш с рынка. Влюбился. Мама красивая была.
– Была? – собственный голос звучит тонко и прерывисто, я почти не дышу, когда Паша говорит.
– Была. Её не стало несколько лет назад. Станислав Аркадьевич женился на ней, но меня не любил, всегда считал помехой и каждый раз пытался это обозначить. Может, к отцу ревновал – мать говорила, что я его копия, а она отца безумно любила. Может, психопатом был, что вероятнее всего. Потом Саша родилась, и он превратился в чудовище, которое озверело по отношению ко мне. Но тогда ещё пыталось сдерживаться. Он морально уничтожал. Без рукоприкладства не обходилось. Сестра всегда на защиту вставала. Хвостиком за мной ходила. Маленький пацанчик была. Задира, очень смелая и безумно красивая. Я часто представлял, как буду отгонять от неё женихов, когда подрастёт. В тот вечер, когда она утонула, это я недосмотрел. Она с подругами к морю ушла. Хотя я не разрешал, и она всегда слушалась. Отчим товар привёз, мать на работе была, я раскладывал и фасовал во дворе ящики, когда хватился Саши, а её нигде не оказалось. Побежал на берег – они любили там с подружками играть, но всегда находились под присмотром. А в тот день она молча сбежала. И они зачем-то в воду полезли. Все трое. Позже девочки признались, что их мальчишки из старших классов надоумили, якобы на спор. Волны были высокие, Сашу унесло у меня на глазах. Я бросился за ней. Вытащил. Но поздно. Ничего сделать не смог. Понимание, что ни черта изменить нельзя и с этим жить всю жизнь... оно пришло позже. А поначалу был ступор и шок. Я не верил в происходящее. Столько лет прошло, а легче не становится.
Красивой, серой радужки его глаз почти не видно – она слилась со зрачком. Взгляд такой, будто Паша сейчас не со мной, а там, в прошлом, и заново переживает весь ужас. Пальцы дрожат, он шумно втягивает воздух, выкидывает окурок в окно и прикрывает глаза.
– Тебе было двенадцать... Ты и сам мог утонуть... – говорю я, сдерживая эмоции и слёзы.
– Мог. Но не утонул, – недовольно качает он головой. – Саша была совсем ребёнком. Маленькая девочка. На куклу похожа. Худенькая, с длинными русыми волосами и голубыми глазами.
Паша поднимает взгляд, и моё сердце замирает, когда представляю эту картину.
– Мальчики из старших классов… это те самые, которые потом избили тебя?
– Да. Я нашёл их, и они, смеясь мне в лицо, рассказывали, как запугивали девочек и те от безысходности полезли в воду. Меня, естественно, никто не стал слушать. Смерть Саши списали на несчастный случай, а отморозки избили меня ногами, пригрозив, что если не замолчу, то оставят инвалидом. У одного из них в те времена папа был важной шишкой. Им всё сошло с рук. В отличие от меня. Когда пришёл в себя, прилетел ещё один удар, откуда совсем не ждал: отчим написал заявление, что я пытался утопить младшую сестру. Трое отморозков, которые избили меня, это подтвердили, и девочки внезапно тоже начали говорить и свидетельствовать против. Мать чуть умом не тронулась. И я вместе с ней, когда в палату пришли из комиссии по делам несовершеннолетних. Я только из комы вышел, ничего не соображал. Все обвинения с меня в итоге сняли, но вера в людей сильно пошатнулась.
– И мать его выбрала, а не тебя? – Я пытаюсь сделать вздох, но лёгкие отказываются работать, в них будто стекла насыпали.
– На тот момент она была беременна, вскоре родила девочку. Малышку назвали Юлей. Чудовище пригрозило: если мать посмеет заикнуться о разводе, то оно отнимет дочь. Мне кажется, он умышленно ломал её волю. Ад продолжался почти четыре года. И однажды я принял решение. Не самое простое, но необходимое. Умолял мать уйти вместе со мной, но в её глазах стоял панический ужас, что после развода отчим отнимет детей. С виду примерный семьянин, а внутри ненасытное чудовище. Он угрожал, что сделает её недееспособным овощем, затаскает по психушкам, меня сдаст в приют, а ещё лучше – отправит за решётку. Обязательно найдёт способ, как это сделать, если она посмеет уйти. – Паша замолкает и всматривается в моё лицо. – Если бы я остался, то с большой долей вероятности действительно сел бы. За убийство. И наверное, не одно. Позже я нашёл этих тварей, которые запугали девочек и оклеветали меня. Хотел наказать, но не пришлось ничего делать. Все трое стали наркоманами. Один закончил без моего вмешательства, а двое скончались с разницей в три месяца от передоза. Почти без моей помощи.
Я нервно закусываю губу, переваривая услышанное, голова идёт кругом. Паша достаёт вторую сигарету.
– Вы совсем не общаетесь с сестрой?
– Редко. Сейчас Юля в том возрасте, когда происходит переоценка ценностей. Я не тороплю её ни с какими решениями. Лишь помогаю разобраться с собой и с кошмаром, в котором она жила все эти годы. Я пытался забрать сестру, лишить чудовище родительских прав, но Юля долгое время упиралась и просила оставить их в покое. С самого рождения отчим вдалбливал в её голову, какое я дерьмо, но потом девочка подросла и научилась анализировать, сопоставлять факты. Она мне позвонила и попросила о помощи, когда ей исполнилось четырнадцать. Отчим начал пить, поднимать на неё руку. Юля это терпеть не захотела и сейчас учится за границей. Возвращаться в страну не планирует. Общаться со мной тоже не торопится. Но я и не настаиваю. Приглядываю на расстоянии, чтобы глупостей не наделала. Всё же жить в нищете и вмиг оказаться человеком с возможностями... Это затуманивает мозг. По себе знаю.
– Боже… Неужели можно быть таким ничтожеством? За что он так с тобой? Со своими близкими...
– Думаешь, таких историй мало? – мрачно хмыкает Паша. – К сожалению, нет. Иногда самые близкие люди предают и наносят глубокие душевные раны. Я никогда не думал о семье как о чём-то светлом и хорошем, но вызывает восхищение, что ты другого мнения, и мне нравится, что вы с сестрой стоите друг за друга горой. Я был честен с тобой с самого начала и, говоря, что не смогу воспитывать чужого ребёнка, именно это и подразумевал. Трезво оценивал силу своих чувств и придурковатость. Понимал, что в случае открытого конфликта с твоим бывшим мужем мог бы потерять над собой контроль. Если ты полагаешь, что я улетел бы в Москву со спокойным сердцем, оставив тебя одну, то это не так. Переживал бы и изводил себя мыслями, что ты нуждаешься в заботе и поддержке, пока я за тысячи километров. Пришлось бы разрываться между двумя городами, потому что я несу ответственность за проекты и людей. И благодарен тебе, что ты не ставишь меня перед подобным выбором, не создаёшь трудностей и тупиковых ситуаций. У меня сейчас не самые лучшие времена, и нужно много ресурсов, чтобы разрулить внезапно возникшие проблемы.
