– Надолго?
– Месяца на два-три. Не меньше. Думаю, этого срока им вполне хватит, чтобы помириться, – усмехается Измайлов.
– А если бы не твои проблемы в Москве, то мы бы вместе полетели?
Паша прищуривается, и улыбка становится шире.
– Тебя бы устроила роль жены декабриста? Но я бы подобного не допустил. В рабочие командировки я езжу вкалывать, лап. Видимо, действительно придётся пересмотреть многое в своей жизни. Сократить количество поездок, больше доверять другим людям. Таскать тебя и ребёнка по съёмным квартирам, заставляя жить в чужом доме по несколько месяцев, – не наши реалии.
– То есть не взял бы. Признайся, у тебя в каждом городе по невесте?
– Ага. Брошенной.
– Потому что у тебя теперь жена появилась? – Я поднимаю руку и демонстрирую ему кольцо. – Так ведь и по миру можно пойти, если каждой по такому покупать. Не говоря уже о том, чтобы уделять внимание в постели.
– Если что, ты сама затронула эту тему, – смеётся он. – В интернете стоимость можешь не гуглить. Оно делалось на заказ. В кратчайшие сроки.
– По собственному эскизу?
– Да. Считай, у тебя метро на пальце. Или небольшой торговый центр.
Я смотрю на кольцо. На метро и торговый центр явно не похоже. Больше на маленькое произведение искусства. У Измайлова, определённо, есть вкус.
– Если решишь однажды, в порыве злости, швырнуть его в меня, то разобьёшь мне сердце, поняла? – предупреждает Паша.
– Я не такая бесчувственная, какой ты меня считаешь. И вовсе не истеричка. Если что, просто сниму и отдам. Кстати, а что там написано?
Снимаю кольцо и прошу Степана включить свет. Кручу украшение под разными углами, но ничего не могу рассмотреть. Не на русском написано. И не на английском. Латиницей? Что-то про доброту? Никак не могу разобрать.
– А твоё кольцо где? – интересуюсь я.
– В кармане. Они парные, лап. Моё без камня, но с такими же словами и гравировкой.
– Это латынь, да?
– Да.
– И что там написано?
– Твой опознавательный знак, – смеётся Измайлов. – Сама потом расшифруешь. Не приложу к этому ни грамма усилий.
– Окей, гугл, – улыбаюсь я и достаю телефон. – Сейчас мы выведем тебя на чистую воду, – обращаюсь к Паше и тычу в строку голосового поиска. – Bene placito, – произношу чётко и внятно и тут же вижу перевод: «По доброй воле».
Да ладно? Измайлов всё же романтик. В груди снова простреливает и становится нестерпимо больно. Я отворачиваюсь и смотрю перед собой невидящим взглядом, поглаживая ободок кольца. «Только не плакать. Тебе сделали предложение. Это не повод для слёз», – напоминаю себе.
– Ничего не скажешь? – хмыкает Паша.
– Нет, – сдавленным голосом отвечаю я.
По крайней мере, не сейчас. Чуть позже. Нужно собрать эмоции в кучу. И себя заодно.
Домой мы возвращаемся поздно. Очень поздно. Мне смело можно переносить срок сдачи анализов на следующий день, потому что сдавать кровь необходимо натощак, но то, сколько всего мы съели в ресторане, вызывает сильные сомнения, что я буду испытывать голод в ближайшие пару дней.
– Во сколько у тебя самолёт? – спрашиваю я, открывая дверь машины.
– В семь. А тебе во сколько в клинику?
– К восьми. Хочешь, я тебя провожу? – предлагаю в надежде услышать «да», хотя заранее знаю ответ.
– Так боишься совершить налёт на холодильник? – коротко улыбается Паша. – Нет, лап не нужно. Отдыхай. За мной Эрик заедет. Мы вечером обратно. К полуночи буду дома. Тебе Звягинцев сегодня позвонит. Там осталось кое-какие бумажки подписать. Не тяни до последнего. Вылет не за горами.
Мы выходим из машины и я, слегка покачиваясь от усталости, осматриваю территорию.
– В каких местах установлены камеры? У тебя сохранились эротическое видео с нашим участием?
Паша многозначительно покачивает головой.
– Извини, что сразу не предупредил. Никакого компромата, кроме наших недавних покатушек по коридору с Тимуром и твоего шпионажа, у меня нет. Ну и ещё твоей смешной попытки оседлать самокат. Я как-то перед совещанием включил камеру, и если бы знал, что будет так весело, то не стал бы этого делать. – Измайлов едва сдерживается от смеха. – Пришлось перенести его на полчаса, пока ты не удовлетворила своё желание промчаться по коридору на скорости. Скинуть тебе запись?
Я смущаюсь и, наверное, сильно краснею, потому что улыбка Паши становится шире.
– Почему тебе так нравится Тимур? – Кажется, я созрела для этого вопроса.
Улыбка сходит с его лица, но глаза всё так же блестят.
– А чёрт его знает, – пожимает он плечом. – Это сложно объяснить. У Динара с Наташей разница в возрасте почти двадцать лет. Между ними спонтанно всё закрутилось. Асадову вскоре пришлось принимать нелёгкое решение, потому что брат Наташи оказался в безвыходном положении и его с семьёй нужно было спасать. Асадов обрубил все связи жёстко и решительно, но вот как в итоге получилось. О сыне он узнал спустя три года и сказал слова, которые я навсегда запомнил: «Много любви не бывает». В этом я с ним полностью согласен. Тимура я впервые увидел около года назад. Он насупился, когда я к нему подошёл. Сдвинул маленькие брови и посмотрел на меня таким же серьёзным взглядом, как его отец. И всё. Я понял, что пропал. Почти как с тобой, когда ты бросила бумаги на капот и хотела уйти, но я остановил тебя.
– Ты в тот момент понял, что я тебе понравилась?
– Не совсем. Когда ты предложила войти в свой домик в «Дубраве» по доброй воле, у меня как будто что-то щёлкнуло внутри. Вроде и шутка, мелочь, но какие-то ощущения и эмоции… Невозможно объяснить, они просто врезаются в память и остаются в сердце. Навсегда.
Измайлов подходит ближе и опускает лицо к моему. Проводит губами по подбородку.
– Я не пойму, лап, он правда так вырос или ты просто объелась? – горячий, вкрадчивый шёпот обжигает ухо, когда Паша уверенно подтягивает меня к себе за ремень джинсов.
По коже бегут мурашки от его дыхания.
– А ты умеешь испортить романтический момент, да?
Паша улыбается, целует в губы и, обняв за плечи, ведёт в дом.
Я засыпаю в его объятиях, думая о том, как счастлива рядом с ним. И как не хочу уезжать. Очень не хочу.
Почти весь день я провожу в клинике, мне снова делают УЗИ и дарят снимок малыша. Фоткаю его и отправляю Измайлову. Он долго молчит, а потом перезванивает.
– Она с каждым разом всё больше похоже на тебя, – заключает Паша.
– Как ты это определяешь? – удивлённо спрашиваю я. – И почему она?
– Это же профиль на снимке? Посмотри, как она губы выпятила. У меня не остаётся сомнений, кто там и на кого похож, – хмыкает он.
