– Обезболивающее и успокоительное. Курс десять дней. Я бы и укол сейчас поставил, но не знаю, на сколько часов тебя вырубит. Кто-то встречать в аэропорту будет?
– Петя, водитель отца. Весь телефон оборвал и до мессенджера добрался. Я согласилась, чтобы встретил. Про отца боюсь спрашивать.
Смотрю на названия лекарств.
– Ты, кажется, такие же пьешь?
– Да. Хорошие таблетки. Почти без побочек. Иногда без них не получается заснуть, мучают боли. Несколько месяцев назад мне поставили две новых запчасти. Мы с ними пока на «вы». Чуть помоложе был – как на собаке всё заживало, а сейчас восстановление после травм проходит не так быстро, как хотелось бы.
– Кто был производителем твоих запчастей?
Эрик хмурится. Не хочет отвечать на вопрос. И я догадываюсь почему. Но лучше сразу узнать правду.
– Одна – из ваших. Если партию отзовут, обойдемся без иска с моей стороны, но не хотелось бы быть в числе тех, кому потребуется делать новую операцию, с заменой на качественный материал. Процедура не из приятных, в последний раз я долго отходил от наркоза и были осложнения.
Убито прикрываю глаза. Папа, что же ты наделал? Совершенно не укладывается в голове. Абсолютно. А ведь я сама в какой-то мере причастна к этому кошмару... Казалось, что помогала людям, работая представителем в фирме отца, а получается, отправляла их на новые мучения или смерть? Как жить с этим знанием? Смотреть другим в глаза? Да хоть тому же Эрику. За что ты так со мной, папа?
– Давай маленькую дозу? – предлагает везунчик. – Часов на пять станет легче. Спящую из самолёта не вынесу, но водитель, если что, поможет.
– Ты про укол?
– Да. Иначе ты себя сейчас накрутишь дальше некуда и мозгами отъедешь. Нужно переключиться, чтобы сохранить баланс.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Мне действительно жутко от мыслей, которые крутятся в голове. Не понимаю, почему папа со мной не поговорил и зачем так поступил.
– Полагаю, мы для своих родителей всегда дети. Они хотят быть примером, чтобы мы ими гордились, но тут, увы, гордиться нечем. Он это осознавал. Сочувствую.
Эрик поднимается на ноги и идёт к своей сумке. Десять минут, и я улетаю в спасительное забытье. Эта поездка пошла совсем не так, как я планировала.
– Рина, – доносится словно издалека смазанный голос везунчика.
С третьей попытки удается открыть глаза и сфокусировать взгляд на его лице. Мы ещё в салоне самолёта. Я накрыта пледом, внутри ощущение абсолютного штиля. Так спокойно и хорошо... Нужно запомнить название препаратов. Чувствую, они скоро опять пригодятся.
– Приземляемся? – спрашиваю хриплым ото сна голоса.
– Да. Пристегнись, – кивает на ремень Эрик и продолжает: – У меня были сомнения на твой счёт. Так понимаю, ты совсем была не в курсе? – в лоб спрашивает он. – Ничего об этом не слышала? Даже вскользь?
– Не заставляй меня пожалеть, что полетела с тобой, – вяло отзываюсь я.
– Это всего лишь вопрос. К тебе теперь их будет очень много. И не только от меня.
– Я ничего не знала, Эрик. И, честно говоря, не получается уложить в голове, что папа мог подписать подобные бумаги и решиться на такие ужасные шаги. Это не в его правилах. Мой мир сегодня перевернулся. Отец всегда вел бизнес честно. Не знаю, что должно было произойти, чтобы он дал подобное распоряжение и импортировал дешевые и некачественные товары из Китая, рисковал жизнями других людей. Получается, и Иман с ним заодно?
– Про заодно – спорно. А вот про в курсе – почти не сомневаюсь. Давно он начал разговаривать с тобой о браке с Ибрагимовым?
– Мы не разговаривали об этом. Я училась, работала, жила обычной жизнью. Имана почти никогда не замечала. Изредка пересекались в его клинике и в офисе отца, пока однажды папа не привел меня на ужин с этим мужчиной. А после огорошил «радостной» новостью, что я выхожу замуж и это не подлежит обсуждению. Ты бы смог так поступить со своим ребенком?
Эрик смотрит на меня с задумчивым выражением на лице около минуты.
– Это всё в теории, Рина, смог бы или нет. Что для одних норма, для других – табу. Твой отец смог, ты нет, – пожимает он плечами.
– Мне интересно твое мнение.
– Я сейчас в схожей ситуации. Масштабы, правда, не такие угрожающие, как у вас. Но придется наступить на горло собственным принципам, чтобы вытащить близкого человека из проблем и организовать их другому. Каждый может ошибиться, но цена этого промаха бывает иногда слишком высокой. Я бы не удивился, если бы у руля в компании стоял молодой мужчина, впервые почувствовавший кураж от успеха, захотевший новых высот. Амбиции, азарт и всё такое. Но после нашего разговора с Аверьяновым у меня сложилось впечатление, что он как раз, наоборот, в системе, а не за бортом, и прекрасно отдает отчет своим действиям.
– О чём ты?
– Там, где крутятся бешеные обороты, всегда есть тот, кто руководит парадом и распилом денег. И здесь уже возможны варианты: твоего отца прижали и не оставили выбора, ему понадобились деньги на что-то масштабное или попросту сорвало крышу, что весьма маловероятно, учитывая опыт и имеющийся достаток. Следствие не станет разбираться в причинах, а будет доказывать вину.
– Меня тоже привлекут к ответственности?
– Вряд ли. Но я ничему не удивлюсь. Поэтому ты бы не откладывала встречу с юристом, если отец молчит и не выходит на связь. А когда вызовут на допрос, то без адвоката отказывайся давать показания.
– Ты сказал, что послал отца. Это правда?
– Правда, – отвечает Эрик.
– Почему?
– Потому что он сломал твою жизнь. Эта история всколыхнет сейчас всё дерьмо, которое было в вашей семье, и ударит наотмашь по самым слабым местам. Вскоре ты узнаешь очень многое о людях, которых считала друзьями. А если ещё кто-то умрет из пациентов или останется инвалидом из-за использования некачественных медицинских устройств... – Эрик осекается, потому что я дергаюсь от его слов.
Физически становится больно. Словно меня ударили по лицу. Отрицательно качаю головой, вжимаясь всем телом в кресло, и морщусь, теряя контроль.
– Я не пугаю, Рина, – аккуратно продолжает Эрик. – Но люди, в сущности, в большинстве своем звери. Очеловеченные хищники. А когда у человека есть власть, то появляется чувство вседозволенности, стираются границы. Это очень плохо. Для тебя.
Умом понимаю, что он пытается до меня донести, но принять такую правду очень сложно.
– Этим звонком твой отец лишь всё усугубил. – Везунчик шумно вздыхает.
– Что ты имеешь в виду? – недоумеваю я.
– Я бы потом в новостях обо всём прочитал и пришел к выводу, что девочка перед браком с навязанным женихом решила немного оторваться. А теперь с тобой что делать, девочка? – В его голосе чувствуются горечь и злость. – С братом в одной клетке закрыть и не выпускать, пока вокруг вас спокойнее не станет? Тебе нужно было тандем с Яном организовать, а не ко мне тем вечером подходить. Сейчас бы с ним в бега подались вместе. А может, правда, соберешь чемодан и обратно во Владивосток? На базу к моему другу?
