Одевается и уходит, громко хлопнув дверью.
Если не ляжет в больницу на обследование, то и впрямь не хочу больше видеть его мучения. Имею на это полное право. Но почему же так щемит в груди и хочется его вернуть?
Багдасаров молчит три дня. Я дико бешусь из-за этого и на эмоциях звоню Дане – говорю, что отзываю все доверенности у нотариуса и соглашусь на брак с Ибрагимовым, а после выключаю телефон на сутки. Знаю, что брат тут же наберет Эрика после подобных заявлений, и в глубине души надеюсь, что везунчик все-таки задумается, что не прав, приедет поговорить, скажет, что ляжет в больницу. Хотя бы на обследование. Как бы не так! От Багдасарова по-прежнему ни звонка, ни сообщения. Зато утром приезжает брат и пытается выяснить, что произошло и почему я изменила свое решение. Понимаю, кто его подослал, и еще сильнее из-за этого злюсь. Какой же Эрик эгоист! Ненавижу!
Даня уезжает, и я рассчитываю, что он только Багдасарову обозначит мою позицию, но, видимо, я была слишком убедительна и слегка перестаралась. Оказывается, после нашего разговора брат позвонил Алексею Борисовичу, а тот, в свою очередь, – Иману, поставив меня тем самым в глупое положение, ведь замуж за Ибрагимова я не собираюсь, этот шаг был просто коварной уловкой.
Однако чуть позже до меня доходит, кто дал брату такие установки. Эрик хочет посмотреть, как далеко я смогу зайти в своем шантаже? Далеко! У Багдасарова волосы на голове зашевелятся от моего воинственного настроя. Может, тогда появится желание назвать хоть одну причину своего категоричного отказа ложиться на операционный стол, чтобы остаток жизни я не винила себя в инвалидности Эрика или его смерти.
40 глава
Сильные и независимые женщины не плачут по ночам на кухне в одиночестве. Но это не про меня. Третий час ночи, я одна в квартире и умываюсь ручьями слез, кляня везунчика на чем свет стоит. Стоило бы, конечно, начать с себя, ведь первая к нему подошла тем вечером в клубе. Вот и реву теперь, потому что этот сволочь ни разу не позвонил за семь дней, не говоря уже о том, чтобы приехать. Ну что за принципиальность такая, а? Ян звонил, Даня звонил, даже Залина чиркнула короткое сообщение, что огребла за самодеятельность и просит прощения за нашу размолвку с Багдасаровым. А сам гад молчит. Какие мы гордые! Но я еще хуже.
Набираю тетю Альбину и сообщаю, что прилечу на днях. Хотя и не уверена, что поступаю правильно: у отца впереди суды. Но его вид за решеткой может окончательно меня сломать. Если он на себе крест поставил, то я не хочу остаток жизни провести в кабинете у психолога. Лучше уехать подальше от этого кошмара и нового стресса.
До утра занимаюсь тем, что делаю в редакторе приглашение на нашу свадьбу с Ибрагимовым и отправляю его везунчику. Господи, ну как меня угораздило в него влюбиться и почему это так больно? Неужели Эрику сложно согласиться на обследование и операцию? Если бы он попросил меня родить ему ребенка, то не услышал бы: «Нет, не хочу». А это, на секундочку, девять месяцев беременности и ответственность на всю жизнь! Не какие-то полгода реабилитации. Вдогонку приглашению хочу отправить значок разбитого сердца. Но тут же его стираю. Хватит и картинки.
Просыпаюсь с чугунной головой. Опухшая, с красными глазами. Проверяю сообщения на телефоне – пусто. Но мое сволочь прочитал. И ничего на него не ответил. Если все мужчины причиняют душевную боль, то вместо противозачаточных таблеток поеду к гинекологу на Тверскую, чтобы зашиться капроновыми нитями или металлическую пластину туда вставить, навсегда закрыв «священный» путь к сердцу.
Волосы на голове шевелятся от моей решимости пойти до конца, да? Только плевать Багдасаров хотел на меня и мой настрой. Нет, лучше не думать о его безразличии, потому что к глазам тут же подступают слезы и боль сковывает сердце. Звоню Алексею Борисовичу и прошу заехать за мной. В таком разбитом состоянии я не сяду за руль.
Ярко крашусь, маскируя следы бессонной ночи, надеваю самый лучший наряд, туфли на шпильке и, окинув себя придирчивым взглядом в зеркале, выхожу из квартиры. Будь я более расчетливой и не такой принципиальной, через пару недель в свадебном платье выходила бы к Ибрагимову. Хотя не поздно передумать и дать согласие на брак. Если Багдасарову безразлично, то и мне какая разница, с кем быть, правда? Кажется, еще чуть-чуть и доведу себя до обморочного состояния, если не прекращу думать об этом эгоисте. Меня ломает, трясет, душа наизнанку вывернута, а ему все равно. Ненавижу!
Внизу, ожидаемо, машины Багдасарова нет. Зря марафет наводила. Но хотя бы Ибрагимов оценит мой внешний вид. Умирать, так с музыкой! Забираюсь в салон к Алексею Борисовичу и отворачиваюсь к окну, до боли закусывая губу.
– Ты не передумала? Может, все-таки подпишешь брачный контракт? С Багдасаровым у вас ничего...
– Не передумала, – перебиваю Зотова. – Тот звонок брата... Он неправильно меня понял.
– Уверена?
– Более чем, – отвечаю, и на глаза снова слезы наворачиваются, потому что вижу, как к дому подъезжает машина Багдасарова.
Я так ждала его появления, а теперь трусливо хочу, чтобы это был не он. Пусть из машины Янис выйдет. Но выходит везунчик. Осматривается по сторонам и, заметив моего «Жука» на парковочном месте, тянется за телефоном. Я получаю входящий звонок, но сбрасываю его, продолжая наблюдать за Эриком. Он буквально в паре шагов от нас, но пока не видит. Звонок поступает адвокату. Алексей Борисович разворачивает экран, демонстрируя, что ему звонит Багдасаров, и кивает в его сторону.
– Какие мои действия, Регина?
– Никаких. Не отвечайте.
– А, кажется, понял... – улыбается Зотов. – Ты это специально с браком, да? Чтобы вызвать у молодого человека эмоции?
Если они у него есть. Сейчас я алчно хочу, чтобы везунчик взбесился и начал крошить все в пыль. Боль, которая вспарывает внутренности, рвется наружу. Довел меня до ручки? Сейчас сочтемся.
Ничего не отвечаю на вопрос и прошу Алексея Борисовича ехать в офис к Иману.
– Комментарии лишние, да?
– Именно.
Эрик замечает отъезжающую машину Зотова и едет за нами к офису Ибрагимова. Я едва успеваю выйти на улицу, как везунчик преграждает дорогу и прожигает злым взглядом.
Багдасаров на той же грани, что и я. Это заметно.
– Бумаги, – обращается он к Зотову, протягивая руку.
Алексей Борисович мешкает, но после моего короткого кивка отдает Эрику папку.
– А ты сидишь в машине.
Везунчик ощупывает меня внимательным взглядом, задерживая глаза на ногах. С силой сжимает челюсти.
Для тебя, идиот, так вырядилась, но ты можешь думать, что для другого!
– Идемте, – говорит Эрик Зотову, и они скрываются в здании.
Хочется плакать и смеяться одновременно. Приехал. Знал, что я не выйду замуж за другого, что это просто уловка, но все равно приехал. Почувствовал, что потом его не прощу? Но я и так не уверена, что сделаю это. Почти десять дней молчания. Сволочь! За что он так со мной? Разве заслужила? Тем, что попросила лечь на обследование?
