Сжимаю челюсти так, что еще немного и начнут крошиться зубы.
Смотрю на снимок и понимаю, что ничего не забыл. Ни единой секунды того ужаса, пока сидел перед реанимацией и молился, чтобы младшая сестра, моя драгоценность, частица моего сердца, просто жила... Выкарабкалась, не умирала...
Боль, страх, ярость. Они так и остались в моей памяти. Не притупились со временем, никуда не исчезли. Они стали еще сильнее, как только увидел его лживую физиономию.
Ненавижу!
– Его уже выпустили? – спрашиваю я, не отрывая глаз от черно-белой фотографии.
Боковым зрением наблюдаю как Игнатов хмурится. Жалеет, что напомнил о бывшем родственничке. Знает, что уже не успокоюсь...
– Нет, но могут. Через месяц-полтора, за примерное поведение... Думаешь он?
– Больше некому, – поворачиваюсь к нему. – Четыре с половиной года назад я лишил его всего: работы, дома, денег... Я забрал у него ВСЁ, что только можно было забрать, за исключением разве что жизни. Это точно он! И я хочу его увидеть. Хочу насладиться его реакцией, когда он поймёт, что снова проиграл мне. Хочу посмотреть ему в глаза и понять, насколько далеко он готов зайти в своей мести, – захлопываю папку и вручаю безопаснику. Организатор найден. Нет смысла перебирать их дальше. – Скажи нашим адвокатам, чтобы позвонили в тюрьму и договорились о свиданке. Сейчас.
***
Лиана
Не могу поверить, что я снова в этом городе, в этом районе... перед домом своих «благодетелей». Обещала же себе не возвращаться сюда...
Но у меня нет другого выхода!
Все возможные и невозможные варианты я уже исчерпала. Последняя надежда на дядю, его честность и те деньги, что оставил мне отец.
Я точно знаю, этой суммы хватит с головой. Даже на рождение ребенка останется и покупку квартиры где-нибудь на окраине, где не так шумно да и цены ниже. Главное, чтобы дядя сдержал свое слово и не открестился от меня. Снова.
Мое лечение в частной специализированной клинике требует больших финансовых вложений, которых у меня просто нет. Вообще ни гроша.
А то, что говорят в государственных больницах я уже наслушалась с лихвой. Они все снова и снова твердили в один голос, что мне с моим пышным «букетом» нельзя рожать, что если я и доживу до конца беременности, то точно умру на родах... что мне нужно немедленно избавиться от своего малыша... и навсегда отказаться от возможности стать мамой... А с отрицательным резус фактором именно так и будет. Я не могу этого допустить!
Еще мгновение стараюсь выровнять сбившееся дыхание, вспоминаю слова врача, что мне противопоказано любое волнение.
Я должна быть сильной! Ради ребенка. Ради нашего с ним будущего.
Закрываю глаза, собираюсь с духом и решительно нажимаю на кнопку звонка.
Обычно горничная или кто-то из охраны открывали уже через несколько секунд, а тут тишина.
Время идет, но никто не открывает.
Тревога постепенно закрадывается в душу, царапает острыми коготками.
Не случилось ли чего? Вдруг они уехали на очередной отдых и я попросту трачу свое драгоценное время?
Сердцебиение заметно учащается, я уже чувствую подступающее удушье.
Сильнее сжимаю металлические прутья забора, делаю несколько жадных глотков кислорода.
Мрачные предсказания Марины Викторовны отзываются во мне болезненным эхо.
Страшно... До ужаса страшно. Внутренности рвет на куски, робкая надежда тает на глазах.
Но я все равно не позволяю себе плакать! Несмотря на боль, несмотря на то, что душа моя уже давно выжжена и осыпается черной пылью.
Низ живота тянет, будто ножом режет.
– Тише... тише, мой маленький, – дрожащими руками обхватываю пока еще плоский живот. Жду, когда пройдет спазм. – Ты только не волнуйся. Не переживай, ладно? Все будет хорошо, вот увидишь! Я обязательно что-нибудь придумаю.
Не знаю, к кому больше обращены эти слова. К ребенку? Или все же к самой себе?
Они не помогут. Этого и следовало ожидать. Дядя ясно дал мне понять, что он думает обо мне и всей ситуации в целом. Я разочаровала его. Опозорила. Падшему ангелу уже никогда не взлететь...
Облокачиваюсь на еле теплую каменную стену, закрываю глаза. Пытаюсь заглушить в груди клокочущее пламя несправедливости.
Не получается.
Оно сжигает. Бьет по больному, заставляет постоянно думать о прошлом.
Слова Арсена раз за разом бьют в самый центр моего естества. Попадают в самую цель. Отправляют ядовитыми стрелами.
Мой муж мне не поверил, встал на сторону сестры, которая по сути никогда его не любила. Рузанна – ужасный человек, злой и жестокий. Ей ничего не стоило уничтожить меня, столкнуть на самое дно смертельного обрыва, откуда я до сих пор не могу выползти. Если бы не она...
Но ведь он сам поверил ей. Не захотел меня слушать.
Стоп! Я снова не о том думаю. Снова мечтаю о невозможном.
Сейчас главное – это мой ребенок! Я должна немедленно найти деньги на лечение, иначе...
Я даже думать не хочу, что будет иначе. Потому что тогда уже НИЧЕГО не будет. Ни меня, ни его.
Отталкиваюсь от своей временно опоры, открываю глаза и решаю попытаться в последний раз. Хуже все равно уже не будет.
Нажимаю на металлическую кнопку звонка, а сама отсчитываю секунды. Всяко лучше, чем медленно сходить с ума от волнения.
Как вдруг, динамик на звонке оживает. Сигнальный огонек приветливо подмигивает мне зеленым и знакомая трель глушит страшный голос рассудка.
Ворота легко поддаются, распахивая передо мной святая святых.
На негнущихся ногах дохожу до крыльца. Мне открывает тучная женщина с серьезным, непробиваемым лицом. Сканирует меня долгим, нечитаемым взглядом, от которого становится не по себе.
Странно. Я ее совсем не помню. Очередная новая домоправительница моей тетушки?
– Вы к кому? – спрашивает довольно грубо.
Смотрит волком, загораживает собой проход.
– Я... я к дяде, – на мгновение теряюсь. Старательно подбираю каждое слово. – К Левону Манвеловичу... Меня Лиана зовут, я жила здесь раньше.
Хмурится. Между густых с легкой проседью бровей выделяются глубокие морщинки.
Я уже почти готова, что меня вот-вот погонят прочь, но нет. Незнакомка едва заметно кивает, будто припоминая что-то подобное. Потом отходит в сторону и произносит совсем тихо:
– Точно, та самая...
– Что, простите?
– Да вы проходите, – громко, но чуть мягче. – Меня Ниной Петровной звать, а вот о вас я наслышана. Левон Манвелович, хоть и не говорит почти, но ваше имя произносит часто. Это хорошо, что вы пришли. Может после встречи с вами ему и полегчает, не знаю, – тараторит без остановки, я едва поспеваю за ходом ее мыслей.
