Виген падает на бок и, обхватив себя руками, плачет, как ребенок.
Меня вгоняет в ступор.
Его поведение далеко от нормального, а странный бубнеж только подливает масла в огонь.
Что-то внутри меня болезненно сжимается. Неприятная тяжесть камнем ложится на сердце, давя и ломая. Плохое предчувствие разрастается с каждой секундой, а уверенность, что этот идиот совершил что-то ужасное, усиливается с каждым его приглушенным всхлипом.
- Вставай, - сцеживаю сквозь зубы. - Мы сейчас же едем в клинику! Моли бога, чтобы анализы оказались чистыми... Если узнаю, что ты снова что-то принял...
- Я не...
- Поднимайся! - перебиваю жестко. - И чтобы через пять минут ждал меня в машине!
Он еще что-то говорит, но я уже не слушаю. Поворачиваюсь и стремительно выхожу из комнаты. Час от часу не легче.
***
Лиана
Я с трудом дожидаюсь, когда машина Рузанны затормозит у моего дома и, коротко попрощавшись, выхожу на улицу. Яркое летнее солнце режет глаза, возвращая головную боль. Низ живота неприятно тянет, и я еле передвигаю ногами.
Вроде ничего не сделала плохого, а на душе гадко и кошки скребут. Невидимая тяжесть на спину давит, пригибает к земле так, что не разогнуться.
Сознание будто в тумане плавает, в висках громко пульсирует. А каждый звук, даже самый тихий шорох, отзывается в мозгу тупой болью.
Если когда-нибудь я возьму в рот хоть каплю... Уж лучше сразу застрелиться!
Толкнув массивную дубовую дверь, я переступаю порог огромного особняка. Его холодные стены встречают меня привычной тишиной. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я осторожно продвигаюсь к лестнице. Из столовой доносится приглушенный гул голосов.
Семья, которую за тринадцать лет я так и не смогла назвать своей, собралась за завтраком. Вот и отлично. Значит, они заняты и вряд ли заметят мое возвращение.
Я тихонько шагаю дальше и уже хватаюсь за резные перила, но звонкий голос тети заставляет меня вздрогнуть и испуганно сжаться.
- Боже мой, кого я вижу! - произносит с наигранным удивлением.
Знакомая дрожь, ставшая уже давно привычной, медленно стекает по позвоночнику. Стиснув кулаки так, что ногти больно впиваются в ладони, я медленно поворачиваюсь к ней лицом.
Наира Маратовна в свои сорок восемь могла дать фору многим молодым женщинам. Глядя на нее, починаешь понимать значение слова «порода». Она сквозит в каждом взгляде, в каждом движении руки. Высокая статная брюнетка без единого седого волоска, с осанкой и манерами истинной леди вызывает невольное восхищение.
По крайней мере, такой она видится окружающим. Аристократка, заботливая мать и жена, добрейшей души человек. Идеал для подражания.
И только я знаю, что за всем этим скрыта вторая сторона ее натуры - черная и жестокая. Для которой ничего не стоит шпынять и издеваться над ненавистной племянницей мужа, навязанной прихотью богобоязненного супруга...
- Где тебя носило?! Ты забыла дорогу домой?!
Ее крики режут слух. Она бьет словами так, словно ножом орудует. Прицельно. С особым наслаждением. Видит мои страдания и безжалостно продолжает, испытывая особое удовольствие о того, что мне плохо. Что не могу защититься. Не в силах.
- Тетя, прошу тебя... не надо, - умоляю тихо.
Я боюсь, что на ее крики сбегутся домашние и тогда мне точно конец. Брат Манвел не упустит шанса высказаться по поводу моего «порочного поведения», с которым борется уже не первый год, а я снова не смогу ему ничего возразить.
С самого детства не было и дня, чтобы он меня не «воспитывал». По крайней мере, именно так он оправдывал все свои тычки и изощренные издевательства.
Будучи старшим сыном и единственным наследником семьи Восканян, Манвел пользовался множеством привилегий, о которых мы с Мане даже мечтать не смели. Домашние его баловали, его капризы беспрекословно исполнялись, а поступки находили немедленное оправдание. Одна я не хотела мириться с таким положением дел, за что и получала по полной программе. И не только от него, ведь у Манвела была верная защитница - его мать...
- Что «хватит»?! Ты хоть представляешь, что о нас люди подумают?! Головой своей думаешь?!
- Ба! Вернулась значит, - Манвел окидывает меня тяжелым взглядом, от которого кровь в жилах стынет.
Хоть и знаю, что братец не посмеет меня тронуть - теперь-то у меня есть, кому защитить, все равно неуютно. Долгие годы дрессировки вместе с природными инстинктами никуда не денешь. А сейчас они вопят во все горло: «БЕГИ!».
Я шагаю назад, повинуясь рефлексу, но тяжелая ладонь ловко перехватывает тонкое запястье и тянет обратно.
Черные глаза брата впиваются в меня, пугают пылающей темнотой.
- Куда намылилась? Отвечай, когда спрашивают. Где была всю ночь?! - требует он, а я даже на расстоянии чувствую от него запах перегара.
Манвел любил выпить. А в последнее время, когда здоровье дяди ухудшилось и некому было контролировать бешеный нрав и аппетиты братца, он вообще как с цепи сорвался. Никто и ничто не могло его остановить, удержать от соблазна приложиться к бутылке. Даже жена беременная не имела на него влияния, а мать... Наира Маратовна предпочитала не замечать пороков сына. Впрочем, как и всегда.
- Отпусти, - прошу почти шепотом, пячусь назад и едва не падаю, споткнувшись о ступеньку.
Но упасть мне не дает Манвел. Крепко держит за руку, с наслаждением спиваясь в кожу жесткими пальцами.
В темных почти черных глазах Манвела вспыхивает пламя. Торжество? Радуется, видя мой страх? Моя беспомощность питает его, и он вдыхает ее жадными глотками.
- А женишок твой знает, где ты шляешься по ночам? - спрашивает с ехидцой и скалится как голодный хищник при виде долгожданной добычи. - Может, сообщить ему, пока не поздно? - шепчет мне в лицо, не скрывая удовольствия от того, что загнал меня в угол.
И снова противное чувство вины заполняет грудь. Давит на сердце, будто сделала что-то плохое. Пронзает тело и вонзается в кожу отравленными иглами.
- Не надо, - властно останавливает его мать. - Это уже не наши проблемы. Мы и так достаточно настрадались, теперь пусть Арсен мучается... с этим сокровищем. Отпусти ее!
Последние слова выплевывает с особым отвращением.
Сердце простреливает от обиды. К глазам подступают предательские слезы, но я не доставлю им такого удовольствия. Как бы плохо не было, они этого не увидят!
Выдернув руку из стальной хватки Манвела, прохожу мимо тети и бросаюсь вверх по лестнице.
Тело ломит от усталости, быстрые движения отзываются болью в каждом мускуле, а к горлу, то и дело, накатывает тошнота. Но я не останавливаюсь до тех пор, пока не оказываюсь в спасительном уединении своей комнаты.
