Во-первых, весьма вероятно, что король помнил драму семьи Плантагенетов, одним из действующих лиц которой он был, подстрекая Ричарда Львиное Сердце против его отца Генриха II и участвуя вместе с ним в военной кампании, которая привела к смерти короля Англии в 1189 году. Кроме того, Генрих II, при жизни короновавший своего сына Генриха Младшего, видел, как последний восстал и потребовал разделения власти. Для короля наличие взрослого сына, стремящегося к власти, являлось источником беспокойства, которое могло привести к разрыву семьи.
Его опасения также подпитывались культурным климатом начала XIII века, который характеризуется повсеместным беспокойством, ростом ересей и распространением более или менее апокалиптических пророчеств, подразумевающих потрясения в управлении королевствами. И некоторых из этих необузданных идей проявлялись в характере принца Людовика. Начало XIII века, это середина периода крестовых походов, и в это время умы людей были открыты для самого бредового религиозного иррационализма, готовые поверить любому пророку и принять самые дикие слухи. Последние успехи ислама, неоднократные неудачи последних христианских экспедиций, в 1190–1191 годах, и 1204 году, нашествие монголов, обострили эсхатологические спекуляции. Ереси и пророчества объединились, чтобы объявить о конце времен и рождении новой эры величайшего смятения. К этому можно добавить астрологические прогнозы, которые стали очень популярны после повторного открытия древних наук, особенно трудов Птолемея.
Среди пророческих сочинений сильное влияние оказали труды калабрийского цистерцианца Иоахима Флорского (1130–1202 гг.), поскольку они были наиболее структурированными. Даже главы церкви на некоторое время поддались соблазну, а в 1190 году Ричард Львиное Сердце беседовал с Иоахимом во время своего пребывания на Сицилии. В четырех больших книгах, написанных начиная с 1184 года, Иоахим развивает великий синтез человеческой истории, основанный на расшифровке Писания и принципе соответствия между библейской историей и историей современного мира. Здесь не место для разбора его сложной системы, скажем упрощенно: он возвещает о неизбежности всемирного переворота, о вступлении в век Духа, период покоя, мира и созерцания, а за этим тысячелетием последует приход неизбежного антихриста, чья армия пронесется по Востоку и Западу, и который в конце концов будет побежден, поглощен вместе с дьяволом озером огня и серы, а затем наступит окончательный суд и вечный век. Мысль Иоахима, распространяемая орденом святого Иоанна Флорского, строгой ветвью цистерцианского ордена, поначалу приветствовалась римскими папами, но ее опасный характер стал очевиден, когда она была принята протестными течениями в Церкви, и в 1259 году была окончательно осуждена. Однако она оказала сильное влияние на теологические размышления, которыми интересовались Людовик и Бланка.
В то же время на христианском Западе распространялась доктрина Братьев Свободного Духа, мистическое учение, выступающее за полное освобождение от греха. Связанная с возрождением неоплатонических спекуляций, она провозглашала, что последователи, напрямую связанные с божественным Духом, каким-то образом находятся вне добра и зла, неспособны согрешить, что бы они ни делали. Это течение морального освобождения имело последователей даже в мусульманской Испании и привело верующих к безудержному аморализму. Церковь отреагировала на эти новые веяния с беспокойством. В 1189 году Папа Луций III своей декреталией Ad Abolendam постановил, что убежденные еретики будут переданы светским властям для наказания. В 1199 году Иннокентий III своей декреталией Vergentis приравнял ересь к государственной измене, что позволило светской власти выносить смертные приговоры по религиозным вопросам. В 1201 году важное дело о ереси, рассмотренное в Париже, дало возможность обсудить деликатный вопрос о смертной казни. Бланка Кастильская, которая в то время находилась в столице, конечно же, слышала об этом.
Дело касалось рыцаря из епархии Осера, Эврара де Шатонеф, обвиненного епископом Гуго де Нуайе в богомильских верованиях, ереси, близкой к манихейству и, следовательно, к катаризму. Суд, проходивший под председательством легата Октавиано, состоялся в присутствии архиепископов, епископов и магистров парижских школ. Обвиняемый был приговорен к сожжению на костре, и приговор привел в исполнение граф Осера. Этот случай вызвал дискуссию, подробности которой сохранил для потомков Роберт Керзон. Дебаты подчеркивали лицемерие духовенства, которое, признав обвиняемого виновным, просило государя принять решение о наказании, на что государь сказал: "Вы сами знаете закон Божий и наказания, которые должны быть применены". Священнослужители ответили: "Наши законы, основанные на Писании, запрещают нам убивать, в то время как законы светской власти разрешают это; вам решать, что делать в соответствии с решением суда". Государь: "Вы прекрасно знаете, что я буду вынужден предать смерти того преступника, которого вы мне пришлете, потому что у меня нет ни места, ни средств, чтобы содержать всех преступников, ведь для этого нужно иметь тюрьмы для трех или четырех тысяч злоумышленников". Следовательно, убийство — единственный способ избежать переполненности тюрем. Поэтому Церковь могла сознательно выносить смертный приговор, не беря на себя ответственность за его исполнение. Все было готово для учреждения инквизиции.
Тем более что на Юге Франции стремительно развивалась другая ересь — катаризм. Это было крайне запутанное учение, включавшее множество течений, и представлявшее собой смесь гностических и манихейских идей, основанных на фундаментальном дуализме: Бог, ассоциировавшийся с Добром и миром духовным, противостоял Сатане, олицетворению Зла и создателю материального мира. Борьба между этими двумя принципами являлась борьбой космических масштабов, которая также велась внутри каждого человека, поскольку люди являлись частицами Духа, заключенными в Материи. Жизнь человека должна была быть попыткой освободить Дух от Материи, следуя примеру Иисуса, который считался ангелом, посланным Богом Добра. Во всех своих формах катаризм обвинял Церковь в искажении сути Нового Завета. Катары, настроенные крайне антиклерикально, отвергали католическое богослужение, литургию и церковную десятину и объединялись в общины, образовав своего рода параллельную церковь в графстве Тулуза и на севере Италии. Граф Тулузы Раймунд VI, сменивший своего отца в 1194 году, весьма сочувственно относился к этой ереси, а некоторые даже считали, что он перешел в нее. Эта ситуация беспокоила Папу гораздо больше, чем короля Франции. Но как долго последний, увязший в деле Ингебурги, мог сопротивляться просьбам Иннокентия III о вооруженной экспедиции против "альбигойцев", как их обычно называли в королевстве?
Филипп Август был больше обеспокоен движениями, которые приписывали важную роль его сыну, и которые могли натолкнуть его на плохие мысли. Некоторые секты считали принца Людовика своего рода мессией, просвещенного Святым Духом, которому суждено царствовать вечно, над объединенным и очищенным миром. Одно из этих пророчеств говорило о короле Франции, который станет последним императором и отправится в Иерусалим, чтобы возложить свою корону на Елеонской горе, возвещая о приближении конца времен, и некоторые видели в этом короле принца Людовика. Один священнослужитель, около 1220 года, даже имел наглость записать версию этой истории в королевских регистрах.
