Для Людовика VIII это было неприемлемо: уже будучи главой Бретани, Пьер Моклерк стал бы слишком могущественным вассалом, если бы добавил к своим владениям Фландрию, тем более что он опасно сближался с королем Англии, который только что, в 1224 году, вернул ему графство Ричмонд. Людовик VIII решил вернуть Жанне ее законного супруга Феррана, освободив его из тюрьмы в Лувре. Графиня была недовольна этим, ведь вместо того, чтобы начать новую жизнь с молодым Пьером Моклерком, она была вынуждена вернуть в свою постель супруга, который уже двенадцать лет гнил в капетингской тюрьме. Но ей пришлось принять очень суровые условия, навязанные ей ее сюзереном в соглашении, подписанном в Мелёне в апреле 1226 года. В этом договоре она обязалась выплатить королю огромную сумму в 50.000 ливров, половина которой должна была быть выплачена при освобождении Феррана, назначенном на 25 декабря; еще она должна была выплатить 10.000 ливров в качестве компенсации государю за расходы, понесенные во время борьбы с Лже-Балдуином. Кроме того, Жанна должна была заложить Лилль, Дуэ и Эклюз; в Дуэ король получал право содержать гарнизон за счет Фландрии в течение 10 лет и Жанна не могла строить новые крепости без разрешения короля. Таким образом, фламандский вопрос был на время улажен, причем таким образом, который мог удовлетворить и Бланку Кастильскую, имя которой не фигурирует ни в одном из этих эпизодов, но следует помнить, что Ферран Португальский был братом мужа ее сестры Урраки.
Завещание Людовика VIII (июнь 1225 года)
1225 год ознаменовался для королевской четы составлением документа, проливающим свет на их семейную политику: в июне Людовик VIII составил свое завещание. Ему было всего 38 лет, но несчастные случаи случаются даже с королями, особенно когда ты средневековый король-воин, и было очень важно составить план наследования владений, даже если это означало его пересмотр несколько раз за время правления. Этот документ был особенно важен в данном случае, поскольку Людовик умер в следующем году.
Завещание предусматривало щедрые выплаты, но они не имели ничего общего с сумасшедшими суммами в завещании его отца, которые так и не были урегулированы. Монастыри и монашеские ордена, в соответствии с обычаем, получили щедрую помощь: 6.600 ливров для ордена премонстрантов, плюс 6.000 ливров для распределения между 60 монастырями, 6.000 ливров для аббатов цистерцианцев, 2.000 ливров для аббатств цистерцианцев, 4.000 ливров для аббатства Сен-Виктор, 20.000 ливров для монастыря Дье, 3.000 ливров для сирот и бедных женщин. Кроме того, его слуги получали 2.000 ливров. В сумме это уже более 50.000 ливров. Кроме того, казна должна была быть использована для основания и одаривания аббатства каноников Регула Сен-Виктора в честь Нотр-Дам. "Его дражайшая супруга Бланка, прославленная королева Франции", получала 30.000 ливров, а его дочь Изабелла — 20.000 ливров. Это составляло еще 50.000 ливров.
Но главное касалось пятерых сыновей. И тут Людовик принял решение, которое имело далеко идущие последствия для королевства и вызвало много споров среди историков: он разделил королевские владения. В действительности это было условное разделение. По существовавшей тогда традиции было принято, чтобы старший наследник выплачивал компенсацию своим младшим братьям и обеспечивал их "средствами к существованию" или выделял земельное владение (апанаж), которое должно было отойти к короне, если владелец умирал без наследников. Таким образом, старший сын, Людовик, получал титул короля и королевские владения в том виде, в котором они существовали в начале правления Филиппа Августа, плюс Нормандию, золото и серебро хранившееся в Лувре а сокровищница в Тампле должна была использоваться для общего пользования. Младшим детям доставались территории, завоеванные Филиппом Августом и Людовиком VIII: Роберту выделялось Артуа, за исключением Ланса, Хесдина и Бапаума, которые были частью владений королевы Бланки; Жану — Анжу и Мэн, Альфонсу — Пуату и Овернь, а Филиппу-Дагоберту пришлось довольствоваться церковной карьерой. На самом деле, поскольку Жан умер в 1227 году, именно Карл, который еще не родился на момент составления завещания, стал графом Анжуйским.
Несколько известных историков сурово оценили это расчленение королевских владений. Шарль Пти-Дютайи в своей классической работе La Monarchie féodale en France et en Angleterre (Феодальная монархия во Франции и в Англии X—XIII веков) говорит, что Людовик VIII создал "опасный прецедент" и "поставил под угрозу монархическое единство". Он также приписывает это пагубное решение Людовика VIII влиянию его супруги: "Я склонен видеть в этом результат влияния, которое, без сомнения, оказывала на него жена, Бланка Кастильская; для матери, даже для такой, как эта, желание хорошо наделить своих детей и предупредить зависть, может легко взять верх над соображениями политики". Это, с одной стороны, недооценка политического чутья Бланки, а с другой — переоценка опасности разделения владений. По мнению современных историков, практика выделения апанажей способствовала переходу населения этих крупных фьефов от квазинезависимости к полной инкорпорации в королевский домен. "Что касается этих графств, медленная подготовка к аннексии кажется предпочтительнее несвоевременной ассимиляции, которая была бы плохо воспринята их населением", — пишет, например, Жерар Сивери.
Легат Франжипани и крестовый поход в Лангедоке
Когда Людовик VIII составлял свое завещание, он вряд ли подозревал, что ему осталось жить всего шестнадцать месяцев. Именно злополучная проблема альбигойцев стала причиной его смерти.
Весной 1225 года в Париж прибыл новый папский легат: Романо Франжипани (Бонавентура), кардинал-дьякон Сант-Анджело-ин-Пескерия. Получивший образование в парижских школах, интересовавшийся культурными новинками, такими как повторное открытие трудов Аристотеля, он перевел на латынь труды еврейского философа и ученого Маймонида (Моше бен Маймон), а также был горячим сторонником недавно созданного доминиканского ордена. Этот интеллектуал был горячо рекомендован Папой Гонорием III, который в письме к французским епископам представил его как "человека, прославленного благородством его расы и нравов, замечательного своей личностью и мастерством". Хорошо принятый Людовиком и Бланкой, с которой он был интеллектуально близок, легат быстро вошел в круг власти, участвовал в заседаниях Совета и в течение нескольких лет играл существенную роль. Франжипани настолько сблизился с Бланкой Кастильской, что вскоре поползли слухи о том, что между ними существуют интимные отношения.
Однако Франжипани имел не только положительные стороны. Он был гордым, самонадеянным, презрительным, высокомерным, очень уверенным в себе, очень преисполненным собой и своей значимостью. Так его представляет Филипп Муске. И Франжипани тут же показал пример своего высокомерия, вступив в конфликт с очень привередливыми магистрами Парижского университета, которые только что получили собственную печать для заверения своих актов и таким образом обходились без печати епископальной канцелярии. Франжипани сломал печать и пригрозил магистрам отлучением от церкви, если они сделают еще одну, что сразу же вызвало бунт. Легата осадили в епископальном дворце вооруженные студенты; ранили его слуг; он сбежал, отлучив нападавших от церкви. Напряжение постепенно спало, но отношения между королевской властью и Университетом пострадали. То, что Папа поручил такому человеку организовать большую экспедицию против альбигойцев, не предвещало ничего хорошего.
