«Дражайшая моя ромашечка! — писал он. — Я получил вашу открытку и, принимая во внимание некоторые поступившие недавно сведения, подумал, что вы, вероятно, испытываете все возрастающую нужду в убежище, хотя ваша безупречная вежливость не позволяет вам просить об этом открыто. Позвольте же мне сделать мое скромное предложение единственному человеку во всей Англии, который на сегодняшний день вызывает в свете больше возмущения, чем я сам. Прошу вас разделить со мной мое недостойное жилище и воспользоваться моим гостеприимством, насколько то и другое может вас устроить. Искренне ваш et cetera, лорд Акелдама».
Алексия улыбнулась. Она надеялась, что старый приятель сумеет разглядеть за ее формальной вежливостью мольбу о помощи. Хотя письмо было написано до того, как ее положение стало достоянием гласности, Алексия подозревала, что друг-вампир не откажется принять ее у себя на неопределенное время и, вероятно, знает о беременности. Лорд Акелдама был отщепенцем, и его одежда и манеры неизменно шокировали публику до такой степени, что пребывание в его доме падшей леди Маккон могло лишь укрепить его репутацию. К тому же, заполучив Алексию в свое полное распоряжение, он сможет беспрепятственно допытываться до истины до тех пор, пока не удовлетворит свое безмерное любопытство. Разумеется, Алексия намеревалась принять предложение и, поскольку сделано оно было еще вчера (черт бы побрал этого несносного Суилкинса!), надеялась, что сегодня еще не поздно. Такая перспектива даже радовала. Стол и кров лорда Акелдамы можно было назвать какими угодно, только не скромными, а компанию записных щеголей, в которой он коротал свои бесконечные дни, — какой угодно, только не скучной; словом, пребывание в обществе вампира-отщепенца всякий раз превращалось в бесконечную усладу не только для глаз. Ощущение бесприютности пропало, и со вздохом облегчения леди Маккон написала и отправила графу ответное письмо с самым привлекательным — ей пришлось приложить некоторые усилия — лакеем Лунтвиллов.
Алексии хотелось надеяться, что у Акелдамы найдется какое-нибудь объяснение тому, как этот паразит мог поселиться в ее утробе. Лорд ведь очень старый вампир; возможно, он сумеет привести Коналлу доказательства ее безупречной добродетели. Нелепость этой мысли (лорд Акелдама и добродетель в одном предложении) вызвала у леди Маккон улыбку.
Когда багаж был уложен, шляпка и плащ надеты и Алексия собиралась покинуть материнский дом — вероятно, навсегда, — на ее имя пришло еще одно почтовое отправление. Это оказался какой-то подозрительного вида пакет с приложенной к нему запиской. На этот раз Алексия успела перехватить посылку, пока она не попала в лапы Суилкинса.
В пакете была шляпка — такая неподражаемо безобразная, что Алексии не пришлось гадать о ее происхождении. Это был войлочный ток ярко-желтого цвета, отделанный искусственной черной смородиной, бархатной лентой и парой зеленых перьев, похожих на щупальца какого-то незадачливого морского гада. Сопроводительная записка отличалась довольно экспрессивной пунктуацией, а по части витиеватости почерка, если такое возможно, превосходила даже письмо лорда Акелдамы. Надо признаться, читать это было несколько утомительно.
«Алексия Таработти-Маккон, как ты могла поступить так гадко! Я только что прочитала утреннюю газету. Ты поразила меня в самое сердце, да-да, представь себе! Конечно, я бы никогда в жизни так о тебе не подумала! Никогда! Да я и теперь не верю ни единому слову. Ты же понимаешь, что мы с Танни с радостью приняли бы тебя в нашем доме и только в силу непререкаемых — или как там — непримиримых? — обстоятельств не можем сделать такого предложения. Понимаешь? Я уверена, что да. Правда ведь? Но я подумала, что тебе, наверное, сейчас не повредит хоть какое-то утешение, и вспомнила, с каким интересом ты разглядывала эту очаровательную шляпку в прошлый раз, когда мы с тобой ходили по магазинам — ах, это было много месяцев назад, в дни нашей беззаботной (или лучше сказать беспечной?) молодости! — и я купила ее для тебя в „Шапю де Попю“. Хотела сделать тебе подарок на Рождество, но, принимая во внимание эмоциональный кризис, который ты наверняка сейчас переживаешь, совершенно ясно, что в такое время шляпка гораздо нужнее. Ты согласна? Любящая тебя крепко-крепко-крепко Айви».
Алексия прекрасно поняла все то, чего Айви не написала, насколько это было вообще возможно, учитывая длину послания. Айви и ее новый муж увлекались театральными представлениями и действительно не могли позволить себе потерять покровителей из-за связи с опороченной леди Маккон. Тем лучше — не придется им отказывать. Супруги жили в Вест-Энде, в самой убогой квартирке, какую только можно себе вообразить. Гостиная, например, у них была всего одна. Леди Маккон еле заметно передернула плечами.
Сунув отвратительную шляпу под мышку и сжав в руке верный парасоль, Алексия спустилась к ожидавшему ее экипажу. Надменно фыркнула, когда Суилкинс подал ей руку, и велела вознице править к дому лорда Акелдамы.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
В КОТОРОЙ ЛОРД МАККОН СРАВНИВАЕТСЯ С ОВОЩЕМ
Дом лорда Акелдамы располагался в одном из самых фешенебельных районов Лондона, хотя, не исключено, район сделался таким именно по той причине, что вампиру-отщепенцу пришло в голову поселиться именно здесь. Достойный лорд Акелдама всегда стремился к изысканности и эпатажу, иногда даже в ущерб всему остальному, в том числе здравому смыслу. И если бы внезапно увлекся борьбой в кадушках, наполненных живыми угрями, через две недели это занятие наверняка вошло бы в моду. Снаружи особняк был недавно отделан в самом современном стиле, к восторженному одобрению света. Его выкрасили бледно-лиловой краской, а окна и проемы теперь обрамлял вьющийся золотой орнамент. В довершение вокруг была высажена живая изгородь из кустов сирени, подсолнухов и анютиных глазок, что создавало приятный трехуровневый эффект для глаз гостей, идущих к парадной лестнице, даже зимой. Дом стоял, словно одинокий бастион веселья и радости, бросая дерзкий вызов лондонскому небу, застывшему в своем привычном состоянии — между равнодушной серостью и вялой моросью.
Никто не отозвался ни на стук леди Маккон, ни на дерганье за шнурок звонка, однако украшенная позолотой дверь оказалась незапертой. Жестом велев вознице подождать, Алексия осторожно шагнула через порог с поднятым парасолем наготове. Комнаты поражали беззастенчивой роскошью — ворсистые ковры с изображениями романтически настроенных пастушков, сводчатые потолки, расписанные не менее любвеобильными херувимчиками в римском стиле.
— Есть тут кто-нибудь?
Дом был совершенно пуст — и, очевидно, покинут в лихорадочной спешке. Ни хозяина, ни хотя бы Биффи или какого-нибудь другого трутня! Обычно обитель лорда Акелдамы являлась наглядной иллюстрацией того, что «весь мир театр, а люди в нем актеры»: разбросанные тут и там цилиндры, вороха афиш, ароматы дорогих сигар и французского одеколона, а на заднем плане, в закулисье — веселый гул болтовни и заливистого смеха. Теперь, по контрасту, тишина и безлюдье были особенно заметны.
Алексия медленно прошла через пустые комнаты, словно археолог, исследующий заброшенную гробницу. Она обнаружила лишь свидетельства поспешного бегства — некоторых важных вещей недоставало на их почетных местах. Отсутствовала золотая трубка, та, что обычно лежала на каминной полке в гостиной и напоминала деталь водопровода, возведенную в ранг культового предмета, однако в ней — Алексия знала это по собственному опыту — скрывались два изогнутых лезвия. Тот факт, что лорд Акелдама счел нужным взять эту вещь с собой, наводил на довольно мрачные мысли о причине его исчезновения.
