— Мы знакомы? — выговорил Биффи сквозь кашель.
Тем временем лорд Маккон доплыл до лестницы и поднялся на нее — все еще в форме Анубиса. Он потянулся к шее, расстегнул висящую на ней кобуру, достал оставшийся совершенно сухим револьвер, прицелился в силуэт вампира, очень четкий на фоне луны, и выстрелил.
Промах.
— Я профессор Лайалл. Мы с вами уже встречались. Помните — эфирограф и чай? Как поживаете?
— А где же?.. — но Биффи не успел задать вопрос: ответный выстрел вампира не попал ни в лорда Маккона, ни в его бету, зато угодил бедному трутню прямо в живот. Осекшись на полуслове, парень закричал, и его тело, истощенное после нескольких дней плена, стало судорожно корчиться на земле.
Вторым выстрелом лорд Маккон не промахнулся. Это была просто удача: на таком расстоянии даже его верный «Тё-Тё» был ненадежен. Однако пуля попала в цель.
Вампир с воплем полетел с моста и с громким всплеском упал в Темзу. Его агенты — или трутни? — вполне оправившиеся после схватки с графом, перестали беспорядочно барахтаться в воде и устремились к нему. Послышались горестные вопли: видимо, зрелище никого не порадовало.
Лорд Маккон не отрываясь наблюдал за тем, что происходило в воде, а профессор вновь повернулся к Биффи. Кровь, хлещущая из раны молодого человека, пахла, конечно, божественно, но Лайалл ведь был не щенком, теряющим голову от аромата свежего мяса. Трутень умирал. Ни один доктор в Британии не смог бы залатать столь безнадежно развороченные внутренности. Выход оставался только один, причем самого сомнительного свойства.
Бета глубоко вздохнул и, более не заботясь о чувствах Биффи, запустил пальцы в рану, чтобы вытащить пулю. От боли молодой человек потерял сознание, что оказалось весьма кстати.
Лорд Маккон опустился на колени ступенькой ниже.
Он растерянно заскулил, так как говорить не мог: голова у него все еще была волчья.
— Я пытаюсь достать пулю, — пояснил профессор Лайалл.
Снова поскуливание.
— Она серебряная. Ее нужно извлечь.
Граф яростно затряс косматой пятнистой головой и слегка подался назад.
— Он умирает, милорд. У вас нет выбора. Вы в форме Анубиса. Отчего хотя бы не попытаться? — Лорд Маккон снова потряс головой, но уже медленнее, словно размышляя. Профессор Лайалл вытащил пулю и зашипел от боли: мерзкая серебряная штука обожгла ему кончики пальцев. — Полагаю, лорд Акелдама предпочел бы, чтобы парень остался живым или хотя бы частично живым. И думаю, вы со мной согласны. Я знаю, так не делается. Это неслыханно, чтобы оборотень переманивал к себе трутня, но что еще нам остается? Вы должны хотя бы попробовать. — Альфа склонил голову набок, шевельнул ушами. Профессор Лайалл знал, о чем думает лорд Маккон. Если трюк не удастся, Биффи найдут не только мертвым, но и искусанным оборотнем. И кто потом поверит их объяснениям? — Вы совсем недавно произвели метаморфозу женщины. Вы сможете, милорд.
Слегка пожав плечами — жест яснее слов говорил, что неудачи альфа себе не простит, — граф Вулси наклонился к шее молодого человека и деликатно укусил его.
Обычно при метаморфозе оборотень яростно вгрызается в человеческую плоть — так происходит наложение проклятия, оно же обращение в бессмертие. Но Биффи был слишком слаб и потерял слишком много крови, поэтому альфа стаи Вулси сдерживал свой порыв. Это он умел. Невзирая на шотландское происхождение и сварливый характер, Коналл Маккон был наделен таким самообладанием, какого Лайалл никогда не встречал ни у одного альфы. Лайалл мог только воображать, какой сладкой должна быть кровь этого мальчика. Словно уловив эту мысль, лорд Маккон прервал укус и стал лакать кровь из раны. Затем снова куснул. Метаморфоза, как полагало большинство ученых, происходила потому, что слюна оборотня, носителя проклятия, попадала в достаточной степени в обескровленное тело обращаемого. Тогда смертные узы разрывались, а часть души оказывалась намертво привязанной к телу. Если, конечно, у человека с самого начала имелся избыток этой самой души.
Время шло. Но Биффи еще дышал, а пока он дышал, лорд Маккон упорно, раз за разом повторял одну и ту же цепочку действий: куснуть, лизнуть, куснуть, лизнуть… Его не отвлек от этого даже плеск воды, ознаменовавший появление врагов.
Профессор Лайалл поднялся и встал в оборонительную позицию, приготовившись в случае необходимости сменить облик. Луна над головой и запах человеческой крови придали ему сил. Но трое молодых людей, выбравшихся на лестницу набережной, не проявляли никакой враждебности. С искаженными страданием лицами, они положили на нижнюю ступеньку безжизненное тело и подняли над головой пустые руки. Один плакал, не скрывая слез, другой вполголоса бормотал что-то невнятное. Третий, хмурый юноша, прижимавший к груди обглоданную почти до костей руку, проговорил:
— У нас больше нет причин драться с тобой, оборотень. Наш хозяин мертв.
Стало быть, трутни, а не наемники.
Профессор Лайалл принюхался, пытаясь почуять вампира сквозь пропитавшие воздух человеческую кровь и тухлую воду, и, ужаснувшись, попятился, цепляясь ботинком о ступеньку. К едва уловимому запашку гнилой крови и разложения примешивались почти хмельные ноты, указывающие на происхождение — своеобразный букет вроде того, что позволяет знатокам безошибочно различать сорта хорошо выдержанных вин. В сущности, нечто подобное, напоминающее о давно ушедших временах, и чувствовал Лайалл — аромат старинного хереса под пленкой сосновой смолы. Ни один современный рой не мог издавать такой аромат! Да что там — он был присущ одному-единственному на всей земле вампиру. Бета стаи Вулси мог бы угадать, кто лежит перед ним, по одному этому запаху, даже если бы не был знаком с его обладателем, кормчим. Пожалуй, поскольку мертвый вампир больше не являлся членом Теневого совета, его следовало называть прежним, забытым именем — сэр Фрэнсис Вальсингам.
— Королеву Викторию это не обрадует, — сказал Лайалл своему альфе. — Какого черта он не послал кого-нибудь другого исполнять эту грязную работу?
Лорд Маккон не отрывался от наложенной им самим на себя епитимьи: куснуть, лизнуть, куснуть, лизнуть…
Три трутня подняли мертвого хозяина и медленно двинулись вверх по лестнице, обойдя кругом неподвижные фигуры графа и Биффи. Даже в горе они не могли не содрогнуться при виде кормящегося Анубиса. Когда процессия оказалась подле профессора Лайалла, тот заметил, что пуля лорда Маккона попала Вальсингаму прямо в сердце — и впрямь удачный выстрел.
Но результат — убийство вампира — совершенно не радовал. Подобных ему сверхъестественных было слишком мало, чтобы это сошло с рук даже главному сандаунеру БРП. Отчасти утешало, что кормчий был одиночкой и не имел прочных связей ни с одним роем. И все же вампирское сообщество неминуемо потребует платы — кровавой, как водится, жертвы. Однако это была лишь малая часть проблемы: основную сложность представляли отношения кормчего с Букингемским дворцом. Пусть этот вампир предал себе подобных, похитив чужого трутня, — все равно с его смертью образовалась брешь, ликвидировать которую королеве Виктории будет трудновато. Вальсингам служил советником при троне со времен Доброй Бесс — королевы Елизаветы. Именно его познания в римской стратегии и управлении поставками позволили расширить пределы Британской империи. Гибель личности подобного масштаба — из-за собственной дурацкой ошибки, непростительной паники, вызванной беременностью бездушной от оборотня, — была невосполнимой потерей для всех граждан Великобритании. Даже оборотни на свой лад будут горевать по нему.
