— А от вампиров есть какие-нибудь сведения?
— Королева Вестминстерского роя молчит как мертвая — уж простите за такой каламбур, — с тех самых пор, как стало известно о смерти кормчего. Если бы она считала, что правда на их стороне, кудахтала бы во всех газетах, как курица-несушка, даже не сомневайтесь.
— Да, склонен с вами согласиться. То, что она молчит, — это хорошо для нас, оборотней. А что насчет репутации БРП?
— На нас-то всех собак и вешают. Говорят, лорд М. там был по службе, а не просто как оборотень, по крайней мере, таково общее мнение. Значит, должен был держать себя в руках, — Хавербинк повернулся к бете с вопросительным выражением на широком дружелюбном лице. Лайалл кивнул. Хавербинк продолжал: — Те, кто на стороне БРП, говорят, что он был в своем праве как главный сандаунер. Ну а те, кто БРП не любит, и его не любит, и волков — те все равно будут недовольны. Тут уж ничего не поделаешь.
Лайалл потер шею.
— Ну что же, приблизительно так я и думал. Продолжайте рассказывать правду, где только можете. Пусть все знают, что кормчий похитил трутня у лорда Акелдамы. Нельзя позволить вампирам или королевскому двору замести это под ковер. Остается надеяться, что и трутень, Биффи, — бета указал на диван, — и лорд Акелдама подтвердят официальную версию, иначе нам и правда тяжко придется.
Хавербинк скептически посмотрел на спящего Биффи:
— Он что-нибудь помнит?
— Едва ли.
— А с лордом Акелдамой получится сговориться?
— Едва ли.
— Вот именно, сэр. Не хотел бы я сейчас оказаться в вашей шкуре.
— Без фамильярностей, Хавербинк.
— И в мыслях не было, сэр.
— Кстати, где сейчас лорд Акелдама и собирается ли он вернуться, так ничего и не слышно?
— Ни словечка, сэр.
— Ну хоть что-то. Ладно, за дело, мистер Хавербинк.
— Отлично, сэр.
Хавербинк вышел, и вошел следующий агент, терпеливо дожидавшийся в коридоре.
— Сообщение для вас, сэр.
— А, мистер Финкерлингтон.
Финкерлингтон, похожий на круглую металлическую жаровню в очках, торопливо поклонился и только затем нерешительно шагнул в комнату. У него были манеры клерка, повадки крота, страдающего запором, и какие-то отдаленные родственные связи в высшем свете, что он в силу своего характера считал чем-то постыдным.
— Кое-что наконец поступило по тому каналу, за которым вы мне велели следить последние несколько ночей.
При всех прочих своих качествах Финкерлингтон весьма и весьма добросовестно выполнял свою работу. Она заключалась главным образом в том, чтобы сидеть и слушать, а затем записывать услышанное — без раздумий и комментариев.
Профессор Лайалл сел.
— Долго же вы несли мне это сообщение.
— Простите, сэр. Вы весь вечер были так заняты. Я не хотел вас беспокоить.
— Да, хорошо, — профессор Лайалл нетерпеливо махнул левой рукой.
Финкерлингтон протянул ему клочок пергаментной бумаги, на котором было записано сообщение. Оно оказалось не от Алексии, как надеялся Лайалл, а от Флута. И выглядело оно настолько неуместным и досадным в сложившихся обстоятельствах, что вызвало у Лайалла недолгий, но сильный приступ раздражения на леди Маккон. До сих пор такие чувства он питал исключительно к своему альфе.
Заставьте королеву прекратить итальянские раскопки в Египте. Если они найдут мумии бездушных, будет плохо. Леди Маккон у флорентийских тамплиеров. Нехорошие дела. Пришлите помощь. Флут.
Профессор Лайалл, кляня своего альфу за внезапный отъезд на чем свет стоит, свернул листок и после недолгих размышлений о деликатности содержащихся в нем сведений проглотил.
Он отпустил Финкерлингтона, встал и пошел взглянуть на Биффи. Молодой человек всё еще спал. «Вот и хорошо, — подумал Лайалл. — Сейчас это самое полезное и разумное занятие».
Когда он поправлял одеяло на новоиспеченном оборотне, в кабинет вошел еще кто-то.
Лайалл выпрямился и повернулся лицом к двери:
— Да?
Он уловил запах вошедшего: очень дорогие французские духи, легкий аромат самой лучшей помады для волос с Бонд-стрит и пряный, тягучий, неприятный привкус старой крови.
— С возвращением в Лондон, лорд Акелдама.
* * *
Леди Алексия Маккон, она же ла дива Таработти, не слишком возражала против того, чтобы ее похитили. Или, вернее сказать, начинала привыкать к подобным приключениям. Еще чуть больше года назад она вела жизнь самой что ни на есть типичной старой девы. В этом мире ее покой нарушали лишь две бестолковые сестры и слабоумная мать. Все ее заботы были, надо признать, несколько приземленными, а повседневный ход событий столь же тривиальным, как у любой другой молодой леди, имеющей достаточный доход, но лишенной необходимой свободы действий. Зато похищений удавалось избегать.
Однако это похищение оказалось пренеприятным.
Когда ее тащили с завязанными глазами, перекинутую через чье-то плечо в доспехах, как какой-нибудь мешок с картошкой, это было чудовищно унизительно. Ее долго волокли вниз по бесконечной череде лестниц и переходов, пахнущих сыростью — так пахнет только в самых глубоких подземельях. В порядке эксперимента Алексия несколько раз пыталась брыкаться и вырываться, но рука в металлической перчатке только крепче сжимала ее ноги.
Наконец они добрались до пункта назначения — как обнаружила Алексия, когда ей сняли повязку с глаз, это было что-то вроде римских катакомб. Она поморгала, чтобы глаза привыкали к полумраку, и увидела какие-то подземные древние руины, выдолбленные в скале и освещенные масляными лампами и свечами. Одна стена тесной камеры, куда ее поместили, выглядела свежеотремонтированной и хорошо укрепленной.
— Я бы сказала, обстановка тут заметно хуже, — заметила Алексия, не обращаясь ни к кому конкретно.
В дверном проеме возник настоятель. Он стоял, прислонившись к металлическому косяку, и глядел на нее своими безжизненными глазами.
— Как выяснилось, мы не в состоянии обеспечить вам достаточную безопасность там, наверху.
— Мне было небезопасно находиться в храме, в окружении нескольких сотен рыцарей-тамплиеров, самых могущественных священных воинов, когда-либо ступавших на эту землю?
Настоятель не ответил.
— Здесь мы устроим вас со всеми удобствами.
Алексия огляделась. Комнатка поместилась бы целиком в гардеробной ее мужа в замке Вулси. В углу стояли узкая кровать, покрытая выцветшим одеялом, столик с масляной лампой, ночной горшок и умывальник. Вид у всего этого был заброшенный и унылый.
— В самом деле? Пока никаких удобств не вижу.
Тамплиер подал безмолвный знак, и из ниоткуда появилась миска из хлеба, полная макарон, и кто-то невидимый подал морковку, вырезанную в форме ложки. Настоятель протянул все это Алексии.
