Сидим в командирской палатке-столовой, завтракаем, жареный осетинский сыр, чебуреки, хачапури, салат из свежих овощей, мацони и капучино! Не подумайте чего, бойцов так же кормили. Где-то над городом прогудели самолёты. Через несколько минут вбегает посыльный от дежурного по базе: «ЕДУТЬ!» Ну что ж, пойдём встречать высокое начальство, у него, видать, тоже мандраж. Повелись на прожекты недо-комиссара. Будут немцы действовать как Брежнев заказал – не будут, фиг его знает, обосрётся – не обосрётся полкан – тоже неведомо. Тут кто хочешь завибрирует.
К воротам подъехали перекрашенный в военный зелёный цвет городской рейсовый автобус, два тентованных грузовика с автоматчиками и два БА. Из автобуса выходят, и я постепенно мысленно роняю челюсть, Каганович, Тюленев, Масленников, Антонов и Васильев. Подхожу строевым к Тюленеву, докладываю. Каганович в шоке. Я в форме штандартенфюрера СС, почти все кругом тоже в различных вариантах тевтонской одёжи. Особисты кинулись успокаивать и загонять в кузов, под тент напрягшихся автоматчиков взвода охраны командующего.
– Циркач, – это Тюленев.
– Шапито, – это уже Каганович.
Антонов и Васильев тихонечко, про себя ржут.
Предлагаю провести смотр. Получаю добро от командующего. Даю отмашку НШ, Артур срывается с места, раздаёт команды. Бойцы бегут к машинам, скидывают масксети, рев 400 двигателей, по заранее проделанным проходам техника выходит на замёрзшее поле перед МТС, строится в аккуратные коробки, бойцы спешиваются и выстраиваются перед линией машин по подразделениям. На всё про всё 10 минут. Идём вдоль строя. Представляю командующему командование группы и командиров подразделений.
– Видим, к параду подготовился ты хорошо, – говорит Каганович. Странно немного видеть чистокровного еврея перед строем немецкой техники и бойцов в немецкой форме. – А как с боевой подготовкой?
– Всё хорошо, боевое слаживание закончено, все подразделения группы и группа в целом готовы к выполнению боевых задач, – отвечаю.
– Почему хорошо, а не отлично? – это уже Тюленев.
– Отлично будет, когда до крайней точки рейда дойдём.
– Ну-ну, что сегодня у вас по плану?
– Сегодня день отдыха. В группе всё готово, боеприпасы, топливо, продовольствие, снаряжение получены согласно заявкам и уже погружены на технику.
Вся техника исправна и готова к движению и бою. 18.00 – плотный ужин и отбой, завтра подъём в 2.00, в 2.20 начинаем выдвижение в исходный район северо-восточнее Будённовска. Синоптики обещают на неделю вперёд преимущественно нелётную погоду, поэтому будем двигаться и днём.
– Хорошо, – это Лазарь Моисеевич мне и далее Тюленеву: – Вы, наверное, идите, поговорите за тактику со стратегией, а я поговорю с кхм… с красноармейцами и потом их отпущу отдыхать.
Показываю Тюленеву направление на штабной домик, идём туда, и тут меня посещает Мысля! Прошу разрешения у командующего отлучиться на пару минут. Бегу к Кагановичу.
– Товарищ член Военсовета, разрешите обратиться?
– Слушаю вас.
– Лазарь Моисеевич, а вы не хотите сфотографироваться? На фоне и в окружении так сказать? – и обвожу рукой строй «надменных тевтонцев».
ЧВС почти сразу догоняет тему. А я продолжаю:
– Представляете – подпись под фото в газете «Заместитель Сталина, Лазарь Каганович принимает капитуляцию у очередной немецкой танковой дивизии»? Или «Каганович принимает присягу у 1-й моторизованной бригады «Свободная Германия», сформированной из перешедшей на сторону РККА Н-ской танковой дивизии Вермахта»?
ЧВС аж крякнул и чуть не подавился. Минуту раздумывает, катая туда-сюда мысль, улыбается и даёт добро. Подзываю командира взвода связи, у него во взводе и фотоаппарат есть, и фотограф-любитель, объясняю задачу и убываю назад в штаб – командующий не любит ждать.
В штабе – последние согласования, напутствия и пожелания, все, вижу, волнуются. Шутка ли, на коленке состряпать свой советский «Бранденбург»
[48] и отправить его в тысячекилометровый рейд по тылам противника. Только сейчас соображаю, что «Бранденбург» тоже на базе инженерно-строительного батальона формировался. Понимай, как хочешь, что это нам даёт – не знаю. Не знаю, сможем ли мы исполнить всё, что задумал, но то, что головной боли и проблем немецкому командованию устроим поболе, чем «Бранденбург» нам, – это точно!
Ближе к обеду начальство уезжает. Лазарь Моисеевич увозит с собой убойные плёнки с сенсационными снимками. Думаю, под Новый год в «Правде» напечатают. Вот у Адольфа шухер будет знатный. Головы полетят, а нам того и надо. Грызитесь там между собой.
Провожу крайнее перед маршем совещание со всеми командирами группы. У молодняка – мамлеев и летёх – на лицах азарт, мы ща всех порвём. Капитаны и майоры – собранны и серьёзны, понимают, что дело предстоит наитяжелейшее. Все знают, что идём в рейд по тылам. Что идём в Тихорецк, знают кроме меня штабные и ротные, про Ростов – я, НШ и особист с командиром разведроты, про Крым – только я и особист. Куда ж без него? Ведь кто-то должен непредвзято осветить мою вредительскую деятельность, если из всей авантюры ни черта не выйдет. Шутка юмора такая. Шучу про себя, чтобы задавить мандраж. Вроде всё верно рассчитал, весь свой опыт подобрал – должно получиться. Но, с другой стороны, тот рейд на Тбилиси в восьмом минимум в пять раз короче был, хоть и по горам, а тут степи, а горы только в самом конце, да и саакашвилевские гвардейцы – явно не ровня Вермахту. А с третьей стороны, кроме немцев у меня на пути будут румынцы с итальяшками – это уже другой расклад.
Не, так я себя совсем загоняю. Распущу товарищей командиров. Хлопну с Артуром и особистом втихаря по писярику коньячка и на боковую. Закончилась подготовка, завтра начнём делать то, к чему готовились.
На боковую сразу не получилось, разговорились на троих. Особист – 30-тилетний москвич старлей ГБ Вадик Корнеев – решил разрядить напрягавшую нас обстановку ожидания и принялся травить байки. До этого и поговорить за жизнь с ним времени не было. Он, как бульдозер, пёр своё направление работы, и я, убедившись в его профпригодности, не лез к нему. А тут после стопочки – разговорились. Его родители, оказывается, работали в НКИДе, и он с ними в двадцатые годы немало поездил по Европе, выучил немецкий и английский. После школы сам пошёл в НКВД, и не для того, чтобы на родителей настучать. Зов души. Конан Дойля начитался, в подлиннике. Сначала постовым был, через пару лет стал опером в МУРе. Так и ловил уголовников до августа 41-го, пока не призвали. Вот уже второй год нарабатывает опыт в ловле шпиёнов.
