Нашли неподалёку от окраины Риги безымянный овраг. Привели туда всех этих борцов с советской оккупацией и расстреляли. Много среди бойцов бригады было желающих войти в расстрельную команду, ещё больше было желающих среди бывших военнопленных и узников концлагеря. Но я решил по-другому. Десяток немецких МГ. И десять добровольцев из числа полицаев. В расстрельную команду, кстати, почти все полицаи захотели войти. Дурачки. Думали, им это зачтётся. Бросили жребий. Выбрали десятерых счастливчиков. Команда. И счастливчики расстреливают своих же сослуживцев. Куча трупов. Улыбающиеся идиоты встают с земли, принимают строевую стойку и ждут моей похвалы. Идиоты. Не надо так лыбиться в лицо советскому генералу. Передёргиваю затвор немецкого МП-38 и одной очередью укладываю на землю подонков.
На войне обычное дело – расстрелы. Дезертиры, паникёры, предатели, мародёры, диверсанты в чужой военной форме, свои военнослужащие, поднявшие руку на командира в боевой обстановке, – всё это законные и безусловные цели для расстрельной команды. И командир подразделения, захватившего таких типов, имеет полное право отдать приказ на расстрел.
Но… Но есть нюансы.
– Ильич, ты что, с дуба рухнул? – орёт Корнеев. – Ты что творишь? – с весьма решительным видом бежит ко мне особист.
– Что случилось-то, Вадик?
– Ты что натворил? – Корнеев останавливается на краю оврага, заполненного трупами.
– Что, кто знакомый здесь был?
– Вы, товарищ генерал-майор, шутки-то выбирайте, – переходит на казённый язык Вадим, весь его вид показывает, что случилась какая-то большая жопа.
– Выдохни-ка, полковник, и изложи доходчиво извилистый путь своих эмоций, а то что-то я тебя понять не могу.
– Мы ж бригада! У нас трибунала нет! – начинает излагать.
Короче, тема очень запутанная. Запутанная в том плане, как и в каких случаях кого можно казнить в нынешнее время по советским законам, вернее, по всевозможным правовым актам органов госуправления, изданным в связи с войной. В местностях, находящихся на военном или осадном положении, действуют трибуналы. Для всевозможной мрази, которая вылазит в таких областях, действует сокращённый порядок судопроизводства. Но он – порядок – всё равно существует и должен соблюдаться. По идее, мы должны были всех этих полицаев-эсэсовцев описать и дело на каждого завести. Хотя бы на одном листочке. Отправить в ближайший трибунал и дела, и самих полицаев. А трибуналы есть в соединениях, начиная с дивизии, или при территориальных органах Советской власти. Ни дивизии, ни Советов у нас здесь нет. И трибунала нет. И теперь уже мне светит трибунал. За самоуправство и убийство в состоянии сильного душевного волнения. Статьи 193.12 и 138 УК РСФСР. Уфф. Хорошо не 58-я. А по этим статьям – так как материального ущерба нет, и гостайну я не разгласил, выполнение боевой задачи не сорвал, то по первой статье – мне светит что-то из Дисциплинарного устава, а вот по второй – до пяти лет. Статьи за несколько убийств в Союзе пока нет, и сроки не складывают. Так что пятёрочка мне светит. В общем, обрадовал меня особист. Хорошо хоть сразу арестовывать не стал.
– Ну и чё? Оружие сдавать?
– Совсем сдурел, товарищ генерал? А командовать кто будет? – Хрен поймёшь этих энкавэдэшников.
– Ну, тогда в чём предъява?
Молчит, репу чешет.
– По идее, мы в отрыве от фронта действуем. Пока практически в тылу у противника. Обеспечить надлежащую охрану военнопленных не можем. Была опасность восстания и, соответственно, срыва выполнения боевой задачи. Командир действовал в условиях крайней необходимости. Как-то так.
– Ну, вот видишь, товарищ полковник, сам всё и разрулил, – хвалю Корнеева.
– Разрулил, как же! Бумаг придётся кучу подготовить, и всё равно от расследования не отвертеться. То, что не накажут или накажут, но слегка, это почти точно. Но нервов помотают и тебе, и мне.
– Ну вот и займись бумагами. А то раскричался – вон народ волнуется. И на вот тебе ещё, в дело приложишь, – и передаю Корнееву изъятые на призывном пункте документы. Поимённый список расстрелянных латышских эсэсовцев, с указанием года рождения, места жительства, опыта военной службы и воинской специальности и отметкой о принесении присяги Фюреру Третьего рейха Гитлеру. До кучи имеется и приказ самого рейхсфюрера Гиммлера о направлении этих ублюдских батальонов под Ленинград в распоряжение группы армий «Север».
Корнеев внимательно изучает документы. Лицо светлеет.
– Это другое дело. С этим мы ещё потрепыхаемся, – выносит вердикт злобный энкавэдэшник и удаляется шить очередное дело на борцов за европейские ценности.
Расстрел в овраге имел ещё некоторые особенности. Я не слышал, чтоб где-то ещё у нас в РККА одномоментно стольких предателей расстреляли. Но дело даже не в этом. В Риге нам досталась в целости типография с большим запасом газетной бумаги и вполне работоспособная гражданская радиостанция, ещё во времена буржуазной Латвии вещавшая на всю Прибалтику. Хорошие возможности для пиара. Среди бойцов бригады нашёлся бывший футболист, который одно время подрабатывал комментатором на футбольных матчах, нашлись и несколько вполне умелых кинооператоров и фотографов. Среди подпольщиков отыскалась парочка журналистов из довоенной рижской «Пролетарской правды».
Комментатор вёл в прямом эфире репортаж с места казни, чуть позже в эфир ушли дублированные на немецком и латышском языках записи этого репортажа. Велась кино- и фотосъёмка всего процесса, начиная от выбора расстрельщиков и до последнего выстрела из моего МП. Потом я дал интервью журналистам, и те умчались готовить экстренный выпуск газеты. Кроме интервью в газете напечатали официальное заявление коменданта Риги генерал-майора Брежнева. Суть заявления была такова.
Всех предателей, вставших на путь сотрудничества с оккупантами, ждёт неминуемая расплата. Если ты надел форму вермахта или полицайскую форму, лучше сам застрелись. Если ещё не успел сильно замазаться, спасением для тебя может быть только деятельное раскаяние. А заключается оно в том, что ты должен выйти на связь с партизанами и предъявить им одного пленённого тобой полицая и одного застреленного тобой полицая. Можно больше. В этом случае у тебя есть шанс сохранить жизнь.
В газете были опубликованы несколько заметок. В одной из них были рассуждения на тему, правильно ли тратить боеприпасы, произведённые советским народом, на расстрел предателей. Автор делал вывод – неправильно. Казнить предателей надо либо немецким оружием, либо подручными средствами. В другой заметке сообщалось о почине комсомольцев Н-ской танковой бригады Н-ского танкового корпуса. Среди комсомольцев были татары и калмыки из Астраханской области, где в глухих сёлах ещё практикуется казнь путём сажания на кол. Вполне экономный способ казни для предателей. Комсомольцы Н-ского сапёрного батальона, родом из Якутии, предлагали другой уже опробованный способ. В окрестных лесах они поймали троих бурых медведей, в Рижском зоопарке одолжили двоих белых медведей. Выкопали ямы, в которых разместили косолапых. И регулярно подкармливали мишек, сбрасывая к ним живых полицаев. Всё это дополнялось красочными фотографиями и рисунками, схемами установки и заточки кола и инструкциями по правильной разметке медвежьих ям.
