Кто тут у нас? Лимонно-желтые петлицы. Связисты. Два унтера и лейтенант. Нормально. Один из унтеров оказывается оператором радара. Лейтенант – начальник локаторного поста. Второй унтер – радист-телефонист. Ну, что, орелики, жить хотим? Кивают головой. Хотят. Вот и ладушки.
Связь со штабом в Торсхавне и с авиабазой Вагар имеется в одном из бункеров и фунциклирует. Нормально. Попудрим мозги немецкому командованию…лять! В караулке тоже был полевой телефон. Прямая связь с комендатурой в порту…лять-… лять-…лять! Повезло. В бэтээре нашелся еще один полевой телефон. Бегом, парни. Подключайте его к проводу. Подключили. И сразу звонок.
«Да, герр гауптманн. Нет, у нас все нормально. Что за выстрелы? Обслуживали зенитку. Электроспуск замкнуло. Нет. Все в порядке. Никто не пострадал. Есть. Так точно!»
Уфф! Вроде прокатило. Только бы низкие облака ветром не растащило. А то какой самолет будет на посадку заходить и увидит развалины караулки. А это у нас что? Масксеть! Давайте-ка, парни, быстренько на растяжечках ее натянем над руинами. Типа замаскировались. Вот так. Теперь издали и не поймешь, что тута власть сменилась. И фрицев убиенных туда сложите, пусть не отсвечивают.
Ну, что? Продолжаем нести службу. Почти как раньше, только три раза на пару секунд отключили питание антенны. Надо ж дать знать своим, что радар находится под контролем. Немец-оператор следит за воздушной обстановкой, немец-связист держит связь, немец-летеха бдит за подчиненными, чтоб косяков не напороли. Эх. Красота-тишина. Так бы до восьми вечера продержаться. Но не судьба. К семнадцати часам сюда смена караула приедет. Даже если с ними удастся разобраться, то все равно немцы озаботятся. Чего это смена не возвращается? А ведь нижний блокпост, сменившийся караул, должен проехать где-то в полседьмого-семь.
Блин. И до семнадцати недотянули. Наблюдатель засек карабкающуюся в гору машину. Что-то из немецкого внедорожного. Дождались внедорожник у шлагбаума и спеленали любопытных. Твою ж дивизию. Местный комендант все же озаботился стрельбой на объекте и послал проверяющего. Цельного старлея. И что теперь с ним делать? Ну, морду набить – это само собой. А дальше? А дальше звоним в комендатуру и докладываем, что тут все в порядке. «Виновник стрельбы арестован, так как слегка пьян. И когда успел? Доставить на гауптвахту «стрелка» пока нет возможности, так как пробили колесо трудяги-«кюбельвагена», а запаску раззява-водитель тоже уже где-то успел проколоть. Так что закиньте в кузов караулу колесико для нас». Прокатило? Хрен его знает. Водовозка же тоже обратно не ушла. Про нее, правда, пока никто не спрашивает.
Интерлюдия
– Да, товарищ комиссар…
– Для вас, гражданин Йохансен, я гражданин капитан.
– Как скажете, то… гражданин капитан.
– Итак, про ваши симпатии к так называемому фарерскому сопротивлению вы уже по второму кругу рассказываете.
– Но это же правда! Это было, госп… гражданин капитан!
– Что было? В знак протеста ваш племянник продавал немцам не семгу, а скумбрию? Хорошенький протест! И вы тут при чем? Вы же все это время работали водителем на муниципальной водовозке?
– Ну… это ж я племяннику подсказал…
– Все! Надоели со своей рыбой, давайте поподробнее про 14 апреля расскажите.
– Хорошо, гражданин капитан. Как скажете. Я, как обычно, заправил цистерну питьевой водой и поехал на плато Сорнфелли. А что делать? Еще англичане договор с муниципалитетом заключили на поставку воды, и немцы расторгать его не собирались. И как договор можно не исполнить? Они ж исправно платили… Да, к локатору поехал. Там же, на плато, нет источников воды. Вот приходится, вернее приходилось, туда каждый день воду возить. Все же тридцать мужиков там постоянно обитало. Нет. Не ввожу в заблуждение. Просто округлил. Двадцать восемь. Да, я постоянно туда ездил, только иногда меня сосед подменял, ну там когда приболею или еще что. Так вот, проехал я КПП на пятидесятой дороге на съезде к локатору. Дорога узкая и крутая. Машина еле тянет. Минут через десять, за очередным поворотом, меня и остановили русские диверсанты. Нет, это я потом понял, когда они уже у локатора матерились после первого боя, встречался я раньше с русскими моряками в порту. А тогда я подумал, что это англичане. Они ведь в английской форме все были. Так вот, они воду из цистерны слили. Как зачем? Машина бы не смогла с места сдвинуться и с водой, и с этими парнями. Вот эта вода и сыграла дурную роль во всем. Почему? Так температура была около нуля. Плюс-минус чуть-чуть. А камни на дороге, видимо, точно примороженные были. Вот вода-то и примерзла на дороге. Не вся, но заметен был на дороге замерзший след от слитой воды. Вот тот немецкий офицер, которого послали из комендатуры разбираться со стрельбой у локатора, и заприметил. И озадачился: а чего это водовозка воду слила? Не, это не он сам мне рассказал. Это те парни, ну, русские, когда первый вечерний штурм отбили, ему ухо отрезали и пообещали еще что-нибудь отрезать. Вот немец и сознался. Он, когда заметил замерзшую воду на дороге, обратно на КПП вернулся и предупредил там старшего, что если через два часа не вернется или по телефону условное слово не скажет, то надо тревогу поднимать. Естественно, русские его никуда не отпустили и по телефону на КПП он не звонил, вот старший того КПП и поднял тревогу. Правда, время уже было к смене караула. Откуда знаю? А как не знать? Городок у нас маленький, все все знают и видят, да и не скрывали немцы этого. В 16.00 развод караулов у комендатуры, минут двадцать-тридцать, пацаны туда постоянно бегали глазеть, и потом новые караулы разъезжались по своим объектам. Как раз часам к пяти вечера машина с новым караулом начинала по серпантину взбираться. Так вот, на КПП новый караул, видимо, предупредили, что наверху что-то непонятное происходит. Вот начальник караула и высадил всех солдат еще до поворота перед шлагбаумом. А русские их ждали. БТР с зенитками подогнали к краю плато так, чтобы грузовик с караулом у въездного поста остановиться, чтоб его сразу и расстрелять. Ну, грузовик-то расстреляли, вот только кроме водителя там никого не было. А немцы пошли на штурм. Бой, наверное, минут тридцать шел. Русских только пятеро осталось, и двое из них раненые. Немцев, правда, почти всех перебили. Русский командир сказал, что тринадцать трупов по склонам нашли, еще трое немцев, видимо, удрали. Потом еще около часа или даже больше было все тихо. А затем началось. Гул в небе. Нет, самолетов почти не было видно. Облака. Видно было, только когда кого-то сбивали. Вот тогда – да. Было видно падающие самолеты. Штук десять-двенадцать видел. Один большой самолет сел на плато. Неудачно. Там скалы по восточному краю. Вот в них он и воткнулся после небольшой пробежки. Русские поехали к нему на ганомаге и привезли трех летчиков. Раненых. Судя по всему, американцы. Говорили они по-английски, но зачем англичанам наш остров бомбить? Значит, американцы. Русские перевязали летчиков и начали подрывать локатор. Немцев пленных расстреляли. Бомбежка острова уже заканчивалась. Мне русский командир предложил valit’ ot syda. А сами они вместе с американцами загрузились в бронетранспортер и собрались уезжать. Но не успели. Немцы подобрались по склонам и начали обстреливать русских. У немцев даже минометы были. Сколько их было? Не знаю. Может, пятьдесят, может, больше. БТР подбили почти сразу. Но зенитки на бэтээре почти весь бой продолжали стрелять. Где я был? Спрятался в небольшой ямке. А что еще мне оставалось? Не знаю, сколько времени прошло, может, час, может, меньше, но бой начал стихать. И тогда я увидел, что в мою сторону бегут двое. Русский и американец. Оба были ранеными. БТР еще стрелял. Русский начал на меня орать, чтобы я показал, как отсюда svalit’. Ну, я примерно представлял, как можно было с этого плато уйти по горным тропинкам, и мы побежали к южному склону. А БТР еще какое-то время стрелял, а потом взорвался. Локатор? А я разве не сказал? Да, русские, что могли, там взорвали или разломали, а потом подожгли. Русский? Нет. Это не их командир был. Он вообще на русского был непохож, скорее испанец. Чернявый такой же. Нет, не представлялся. Уже после полуночи мы вышли к хутору Соуладолур. Там у меня дядька двоюродный живет. С дядей я договорился, и он дал нам лошадь с телегой. И мы поехали дальше, в Чирчубеур. Это деревушка на самом берегу. Недалеко. За пару часов добрались. До рассвета еще долго было. Деревня рыбацкая. И лодки там есть, и парусные и моторные. И даже парочка баркасов была, на которых при удаче можно до Норвегии добраться. Я оставил русского и американца на пристани, а сам побежал искать хозяев баркасов. Не, я сам бы один с баркасом не справился, а русский и американец уже почти сомлели. Плохо им было. Крови много потеряли. У американца было с собой несколько десятков золотых монет, и он обещал мне их отдать, если помогу добраться до Норвегии. Хозяева баркасов отказались идти в Норвегию, а узнав, что у американца есть золото, решили отобрать его, а после сдать диверсантов немцам. Но отобрать не получилось. Русский просто пристрелил всех пришедших на пристань, кроме меня. Нет, что вы, госп… гражданин капитан, даже в мыслях не было. Я же вам уже говорил, я «Сопротивлению» сочувствовал. Сочувствую. Да, продолжаю. Русский наорал на меня и приказал заводить баркас. Кое-как я справился, и мы вышли в море. Но нам не повезло. Через полчаса нас нагнал шнелльбот. Русский и американец отстреливались. А мне они приказали прыгать в воду. Ну, я надел спасательный жилет и прыгнул. Немцы расстреляли баркас из пушек, и он затонул. Нет, русский и американец так и остались на баркасе. Из воды немцы только меня достали. Вот и все, собственно. Потом меня в тюрьму посадили. Допрашивали. Пытали. Но я им ничего не сказал, никого не выдал. Что? Кого не выдал? Так никого и не выдал. Ведь мог же на кого-нибудь показать, а не стал. Вот. Вот и выходит, что я пострадавший от англо-немецкой оккупации борец сопротивления. Золото? Какое золото? В немецком протоколе? Да не изымали у меня ничего! Врут они. Золото так с американцем и утонуло.
