Открываю дверь в кабинет. Здесь довольно просторно и темно. Несколько шкафов с книгами, большой стол, диван, мягкий уголок.
Я действую просто – достаю прямоугольник, креплю «пластилин» к изнаночной стороне огромного стола. Надеюсь, что бомба рванет в тот момент, когда Чопурия сядет за стол. Тогда его яйца точно встретяся с глазами.
Не мешкая, поднимаюсь на второй этаж.
Здесь открываю голубую дверь, которая выделяется среди остальных размером и окрасом и застываю.
Потому что это – спальная комната.
Спальная, мать его, комната. В которой ночным ласкам предается супружеская пара.
Я медленно прохожу по комнате, приближаюсь к огромной, кинг-сайз размеров кровати.
Все внутри дрожит от дикого, неконтролируемого гнева. Потому что перед глазами мелькают картинки, как он, этот хренов гад, оглаживает, трогает, тянет на себя упирающуюся Анжелику. Она никогда не должна была оказаться здесь. Никогда не должна была чувствовать прикосновения этого морального урода. Никогда не должна была…
Черт, мне хочется при этом ударить самого себя – семь лет назад я мог бы стать ангелом – спасителем для нее, когда случайно увидел, но…
Опускаюсь на колени перед кроватью и шлепаю «пластилин» у изголовья.
А после быстрым шагом выхожу из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Никогда она больше не откроется. Никогда больше моя женщина там не окажется. Никогда больше не увидит на своем теле синяков от того, кто ее не достоин.
На третьем этаже – огромная гостевая. Много окон и от того здесь светло. Думаю, что Анжелике тут очень нравится – толстый Чопурия сюда явно редко наведывался, и все здесь дышит какой-то женской энергией, что ли. По углам – девичья розовая лабуда в виде статуэток и цветов, на столе – большой альбом. Подхожу ближе и открываю его. Так и есть – тут рисунки Анжелики. Я уже понял, что это она – в прошлый раз она что-то рисовала штрихами на альбомном листе. Тогда я увидел черные полосы на ее розовом лице и подумал, что она исчезает, как Анька, лишаясь жизни, становясь черно-белой…
Люди нарисованы схематично, а вот одежда на них прорисована с точностью. Бальные платья, какие-то бесформенные штаны. Хрень, конечно, но очень красиво. Даже мне, ничего в этом не понимающему, ясно, что у Анжелики – талант.
Она выцепляет из общего такие мелочи, которые и делают все волшебным, будто бы цветным.
К слову, этот ее талант хорошо работает и в жизни.
Только с ней все стало для меня немного другим. Немного более спокойным и чуть более правильным. Она будто стала моей точкой притяжения. И я впервые подумал, что мне нужно планировать будущее, а не только жить памятью прошлого…
Мне не хочется оставлять, рушить память об Анжелике, но ничего не сделать – все должно остаться здесь.
И потому я креплю «пластилин» на окно. Не хочу, чтобы ее мир рушился, но, чтобы идти дальше иногда нужно разрушить прошлое…
Закончив, сбегаю по лестнице вниз, потом – через дверь той же дорогой, еще минута – машина и вот я уже еду домой.
Открываю окно и вдыхаю в себя воздух.
Мне кажется, что он пахнет переменами, и я впервые за много времени хочу улыбнуться, потому что понимаю, что совсем скоро все будет закончено.
В доме щелкаю брелком, жду, пока откроются ворота. Завожу машину в гараж.
Звонит телефон, и я отвечаю на звонок, спешу войти в дом, чтобы увидеть Анжелику.
До боли в сердце хочется обнять ее, погладить успокаивающе.
Хочу, чтобы она не волновалась больше и из ее глаз ушла застарелая печаль, я-то знаю, что мне это под силу.
— Серый? — звонит мой информатор из больницы. — Ты спрашивал про Чопурию.
— Ну.
— Все, выписали его.
Я машинально оббегаю глазами первый этаж, но Анжелики там нет. Спешу по лестнице на второй. Но предчувствие уже стягивает сердце в когтях. Кажется, что в доме нет ни единой живой души.
— Отлично, спасибо, — отвечаю собеседнику.
— Кажется, он сразу направился домой. Ему поставили дохера капельниц, после этого будет спать сурком часа два, не меньше. А так бы сразу бросился на телевидение.
Гандон.
Но все идет по моему плану. Через полтора часа дом разрушится, похоронив под собой жалкие останки Чопурии.
— Ну, бывай, Серый.
Жму кнопку отбоя, и одновременно с этим открываю дверь в свою комнату.
Я уже знаю, что там, за дверью.
А потому выдыхаю и резко тяну ручку на себя.
Глава 41.
Анжелика
Жалею о том, что решилась на этот шаг, когда машина такси останавливается, а я расплачиваюсь и выхожу неподалёку от особняка Чопурии. Сердце начинает бешено колотиться в груди, яростно стучится, словно хочет выломать рёбра, вырваться и лучше уж перестать биться, чем снова сделать шаг в ад, которым пропитаны стены дома моего мучителя.
— Тебе тут понравится, Анжелика! Теперь это твой дом! Чувствуй себя хозяйкой! — заявил Давид, привезя меня в это жилище.
Вот только я знала, что хозяйкой мне никогда не стать, потому что он этого не позволит, да и сама я уж точно не захочу этого…
Проклятое место, от которого до сих пор веет страхом, болью… Мне даже начинает казаться, что в носу появился слишком сладкий, металлический привкус крови, который до одури бьёт по всем рецепторам. Ноги начинают подкашиваться, но я не собираюсь сдаваться. Я пришла сюда для того, чтобы раз и навсегда покончить с Давидом, чтобы избавиться от него, уничтожить… Тогда у нас с Сергеем появится шанс на нормальную жизнь вместе, даже если я нужна ему как проклятый реагент.
Медленно бреду к дому, постоянно озираясь по сторонам. Страшно оказаться замеченной, ведь наверняка кто-то из людей маньяка Чопурии остался охранять дом. Вот только о тайном месте, используя которое я так долго мечтала сбежать, было известно немногим. Даже Давид, как мне кажется, не знал о том, что это место существует или попросту забыл о нём, иначе велел бы своим людям заделать эту калитку. Хотя… Я могла и ошибаться. Впрочем, сейчас это не так важно.
Добираюсь до заброшенной покосившейся калитки, которая с той стороны поросла плющом и никогда не привлекала внимание. Она сливалась со стеной, и обнаружить её мне удалось совершенно случайно.
— Если ты посмеешь сбежать от меня, Анжелика, я убью тебя… Буду делать это медленно, и ты испытаешь сильнейшую боль, а потом сдохнешь, захлёбываясь собственной кровью! Лучше не зли меня и делай всё так, как я тебе сказал! Попытаешься пожаловаться кому-нибудь, убью твоего «спасителя» вместе с тобой! Поняла? — звучит страшный голос Давида в голове, когда я тянусь к ручке калитки и открываю её.
Дороги назад нет.
