Нервничает? Правильно. Хорошее решение.
Мне сегодня кое-кто испортил настроение. Вообще мы, британцы, народ сдержанный. Но как в Россию переехал — забыл об этом слове.
— Присаживайся, — кидаю взгляд на кресло напротив себя.
— Я постою, — звонко отзывается несмотря на то, что взгляда не поднимает. Стыдно?
Хм. У неё щёки в тон её светло-розового костюма. Опять розовый. Ванилька в ней снова просыпается. Но ладно, соглашусь — этот цвет ей к лицу.
Но её вот эти выдумки и выкрутасы бесят сильнее.
Вздыхаю и уже жёстче, как говорю всегда с подчинёнными, чеканю:
— Сядь.
25. Босс
В одно мгновение надо мной будто образуется грозовая огромная туча. И первой, на кого попадут мои молнии и разрушительный ливень — Лили.
В этот раз, услышав в моём голосе неприветливые нотки, неуверенно, но шустро подходит к креслу и садится на его краешек.
— Во-первых, — начинаю, стараясь не повысить голос. К чёрту. Она ещё маленькая, чувствительная и слишком остро на всё реагирует. — Как добрались, Антон был вежлив?
Мой охранник сообщил, что Лиля сначала воспротивилась. Дверь не открывала. Рассказал, как та искусно материла его на английском по ту сторону, при этом ни разу не повторившись. Но потом… Моя будущая тёща не выдержала. Открыла, за то Лиля и поплатилась.
И теперь, с растрёпанной причёской, но зато в костюме, одетая, что немаловажно, сидит здесь.
— Предельно, — угрюмо бурчит себе под нос. Киваю и следую дальше. Главное, что понятно.
— Во-вторых, вы опоздали. Я пока не придумал, как можно Вас наказать, но… Обдумаю. Это так, предупреждение о том, что настроение у меня плохое. И в-третьих, Лилия. Я напомню. Вы — моя подчинённая. Официально трудоустроена, с записью в трудовой книжке. Вашей рукой был подписан договор. И пока срок не истечёт, вы являетесь моим сотрудником. Никаких личных отношений. Можете не думать о них на работе. Я понятно изъясняюсь?
А в ответ тишина.
А меня чего-то срывает. Хочу ещё. Ругать её и ругать. Забавно наблюдать за тем, как она сминает ткань пиджака дрожащими пальцами. Как надувает губы и боится поднять взгляд.
Взглянуть мне в лицо. От стыда умирает?
— Я спросил: понятно? — спрашиваю уже с нажимом, когда в ответ летит лишь тишина.
— Предельно, — цедит сквозь зубы цветочек, вскакивая с места. У неё что, пластинку заело? — Я пойду работать, извините.
— Извиняю, — твержу ей вслед, смотря на тонкую фигуру, что с каждой секундой отдаляется всё дальше и дальше.
И когда дверь за ней захлопывается, облегчённо откидываюсь на спинку кресла.
Эти женщины… Сами наделают себе проблем. Что ей мешало просто отработать это время?
Вот чёрт.
Так не могу себя контролировать, что забываю самое главное — горшок полить. Что же, придётся мне Лилин цветочек увлажнять…
* * *
Эта маленькая обиженка, что весь день не даёт мне покоя, притихает в приёмной. Молчит, на глазах не появляется. Даже в кабинет не заходит. Наталья только чай носит.
И так было бы до конца рабочего дня, если бы не один момент.
Шевцов приходит.
Воркует там, смешит девушек. Особенно моего личного ассистента, что сегодня ходит без улыбки на лице. Но глупой шуткой поднимает ей настроение.
О чём говорят — особо не слышу. Только звонкий, скромный смех, принадлежащей явно не Наталье.
Перестаю печатать на ноутбуке и прислушиваюсь. Пытаюсь понять, о чём они говорят. Чисто из интереса.
— Ты испачкалась. Нет-нет, не тут. Погоди, не ворочайся, сейчас уберу. Во-о-от. А то ты так бы долго возилась. Вкусная, кстати, шоколадка. С клубникой, сладкая. Зуб даю — ты такая же вкусная.
Резко встаю с кресла, сам того не осознавая. Они что, мою приемную в амурную комнатку переделали?
Стремительно выхожу из-за стола и иду к двери. Со злостью распахиваю её и первое, что вижу — маленькие ножки в босоножках, вытянутые вперёд. А на одной из них — пластырь.
Причём, нога та же… На которую вчера случайно уронил стакан. Рука дрогнула. Роза что ли своей ладонью под столом так коснулась неприятно? Не понял, что произошло.
Но, кажется… Этот пластырь из-за меня.
Я вчера так растерялся, что не спросил, не поранилась она.
А сейчас вину чувствую. Прямо гложет где-то между рёбер.
Но всё же беру себя в руки и поднимаю недовольный взгляд на замолкнувшую парочку.
— Шевцов, ты ко мне? — прищуриваюсь, наблюдая, где сейчас лежит рука мужчины. На талии у моей ассистентки.
Невольно сжимаю ручку двери и от чего-то бешусь. Ненавижу любовные дела на работе. Они всегда всё портят.
— Да-да, к тебе, — Илья приходит в себя. Одёргивает руку, поправляет костюм с иголочки и сигает в кабинет, напоследок подмигивая Лиле.
А я остаюсь на пару секунд в приёмной. Скольжу взглядом по двум бездельницам и останавливаюсь на Лиле, что мгновенно опускает глаза в пол. От стыда. Раз её щёки плавно сливаются с костюмом.
Распознать это становится уже легче.
— Ланина, у вас поручение. Заберите мой костюм из химчистки и… — перечисляю ей список дел, из-за которых она проторчит как минимум пару часов в пробках. Зато уроком будет. Не надо начальство злить.
Заканчиваю, довольно улыбаюсь и закрываю за собой дверь кабинета, узнавая, зачем же ко мне пожаловал Шевцов.
26. Цветочек
— Лиля, солнышко, не расстраивайся, — утешает Роза, пока стараюсь не заплакать. Довёл же, тиран проклятый. — Ричард такой. Я с ним поговорю серьёзно. Но… Вряд ли он изменится. Работяга до мозга костей. Ты не расстраивайся, кис. Приезжай сегодня ко мне, поболтаем. Я роллы закажу твои любимые. И шампанское. Хочешь винишка?
— Пиццу хочу, — бубню, улыбаясь. Умеет Роза поднять настроение. Знает, что я покушать люблю. Жаль, что готовит она скверно.
Только вспоминаю об этом факте, и Ричарда резко становится жалко. Я пробовала еду сестрёнки, когда она спрашивала советов.
И как бы я ни пыталась ей объяснить, что не нужно промывать спагетти горячей водой… Она игнорирует.
Ещё и пересаливает их. Её максимум — фруктовый салат. С кровью. Обрежется и не заметит.
Поэтому с ней… Лучше покупное. Или готовить самой. Но, чувствую, после рабочего дня… У меня не останется сил.
Потому что этот тиран сделал из меня путешественницу. Сначала забрала костюм из химчистки, потом съездила в другой корпус, где нужны были определённые документы. Простояла три часа в пробке.
