Хочу. Дико хочу.
Не могу притворяться, что Цветочек не интересует меня. Наоборот. Слишком сильно. До такой степени, что хочу подойти к ней, впиться поцелуем в губы, обвить талию, повалить на этот твёрдый стол, на котором она постоянно готовит, и дать волю чувствам.
Поэтому, наверное, сейчас, когда жду отчёта и печатаю ответ Цветочку, не так сильно нервничаю об ответе на беременность Розы. Может, её уже давно и нет.
«Делай на свой вкус. Мне понравится любой.»
Откидываю телефон в сторону, нервничая.
Представляю сейчас Лили. Миленькую, в фартучке, красиво облегающем её тело. Я готов был залипать на эту картину часами, но… Вместо этого ухожу в комнату. Постоянно.
Снимаю напряжение. И проклинаю тот день, когда сдался перед этими зелёными глазами, так умоляющими меня остаться.
И я поддался.
55. Босс
И делаю это снова. Собираюсь и еду домой, к Лили, хотя должен быть на работе. Но я не собираюсь проводить время с ней. Закроюсь в комнате. Буду одиночкой.
Докатился. Уже всякие приёмы пробую, лишь бы от неё отдалиться. Но всё идет наперекосяк.
Подъехав к воротам, аккуратно, чтобы она не видела, дохожу до своей комнаты через второй вход. Видеть её в фартуке не могу. Милая слишком. Так и тянет обнять.
Но останавливаю себя.
И когда захожу в комнату, шугаюсь от внезапного звонка. Как выстрел прозвучал. Надеюсь, не перед моей смертью от известия о Розе.
И ведь спалит же сейчас!
Под опасностью быть спаленным Цветочком, отвечаю на контакт, имя которого не успеваю посмотреть из-за суеты.
— Ну, я проверил, — напрягаюсь, узнавая голос Иванова. Доктора. Прохожу внутрь комнаты, закрываю за собой дверь.
— И? — нервы подыхают как букашки под ногами. С хрустом и быстро.
— Что я могу тебе сказать? Записана она к гинекологу, — пока всё ещё надеюсь, что на простое УЗИ.
— Когда? — нетерпеливо спрашиваю.
— На завтра, — огорошивает.
— Как? — я в шоке. — Её в стране нет. Приедет через три дня только.
— Так она в Нью-Йорке записана. У меня друг там разузнал всё, — ничего не понимаю. Какого чёрта? Ей стало плохо там? И она записалась к врачу? Что-то с ребёнком? — Вчера ей звонили из клиники, спрашивали подтверждения. Говорит, что да, помнит о записи и придёт. Готовится.
В Нью-Йорке.
Глаза на лоб лезут. Как? Другая страна? Зачем?
Вот чёрт…
Кажется, понимаю. У них там тётка живёт. Но почему к ней?
— К чему? — этот вопрос волнует меня больше всего на свете.
— Как к чему? К аборту…
Всё вокруг моментом рушится. Стены падают. Пол трещит. Потолок осыпается на голову. И я мелкими кусками разваливаюсь и с грохотом вдребезги разбиваюсь о поверхность.
Дурные мысли, такая же фантазия и такие же эмоции!
Но…
Она сделает это. Убьёт нашего ребёнка. Именно поэтому выбрала другую страну. Чтобы помешать не смог. Я это понимаю сам.
И ведь всё только из-за того, что в свои двадцать шесть не хочет иметь ребёнка. Не хочет стирать пелёнки. Кормить. Гулять. Воспитывать.
И быть со мной дальше. Раз пошла на это. Знает, что я всей душой желаю детей. Но нет. Всё равно не хочет идти мне навстречу. Не слышит меня. Не пытается идти на уступки.
Почему тогда это должен делать я? Из-за любви?
После того, что она собирается сделать?
Какая семья, какая любовь? Ей важно совершенно другое.
И от этого я злюсь ещё сильнее. Вскипаю и чуть не взрываюсь.
Но перед тем, как делать свои выводы, звоню ей. Чтобы не сделать хуже. Узнать, может, это какая-то ошибка.
Но абонент недоступен.
Выкидываю телефон из рук, замахиваюсь кулаком на дверь, которая трещит не по швам, но по петлям. Кожа пылает. Раздирает болью. Колики вихрем осыпают ладонь, накрывая ковром из тысячи игл.
Но всё равно на неё. Потому что в голове и на душе… Настоящий хаос. Буря. И ни одного намёка на спокойствие. Наоборот. Сейчас мне хочется злиться, выплеснуть всё наружу.
И я не знаю, под какими чувствами открываю эту же дверь, которой только что досталось.
Я знаю, что Лили успокоит. Рядом с ней наступает самый настоящий покой. Тишина. И я знаю, что как только увижу её — успокоюсь. Надеюсь на это… Потому что только она может сейчас меня спасти от ошибки.
56. Босс
Спускаюсь по лестнице, резко распахиваю двери, из-за чего Цветочек вздрагивает и оборачивается.
По спине скатывается горячий пот. Глухо сглатываю, когда вижу палец в белом креме между плотно сомкнутых пухлых губ.
Облизывает его, а в голове ни одной приличной мысли.
— Ты чего так пугаешь? — недоумевает, убирая от своего маленького рта ноготок. Поправляет съехавший с головы платок, который всегда повязывает себе, когда готовит. Чтобы волосы не попадали в еду. А перед этим собирает этот высокий неряшливый хвостик. И ей он как всегда к лицу.
Вот и сейчас она в этом образе… Домашняя, милая. Выглядит как самая настоящая хозяйка. Особенно в этом наивно детском розовом фартуке с медвежонком на лихорадочно вздымающейся от испуга груди.
— Извини, — я был слишком резок. Она испугалась. И надо бы сказать что-то ещё, но не могу. Залипаю на мягких, сверкающих от крема губах. Ещё осталось немного начинки прямо в уголках.
— Ты неожиданно. Я только начинаю украшать… Ему ещё нужно постоять немного в холодильнике, чтобы пропитаться… — тараторит сразу за еду.
А я от неё взгляда отвести не могу. Немного успокаиваюсь от той мысли, что услышал несколько минут назад.
Цветочек — как успокоительное.
Но и возбудитель одновременно. Моих проблем.
Не знаю, с каким запятнанным умом движусь к ней, рассматривая зелёные глаза, смотрящие на меня с удивлением. Тёмные ресницы, которые хлопают с недоумением.
— Ричард, с тобой всё в порядке?
Нет. Не в порядке. Я выжил из ума, раз позволяю себе такие вольности по отношению к мелкой. Но да. Мозги отключаются, а вселенская обида и разочарование плещется внутри, разбиваясь и окутывая тело.
Ладони сами обвивают тонкую талию, нащупывая бантик фартука на её спине.
Она задерживает дыхание, поднимает на меня свой растерянный взгляд. Удивлена не меньше моего. А мне теперь всё равно. Понимаю, что делаю это из-за той новости, что недавно узнал про Розу, но… Не могу ничего поделать.
Раньше у меня была преграда, чтобы взять и поцеловать Цветочек самому.
