– Извини, – пробормотала я, тушуясь под его взглядом, – мне… Я подумала, что ты ранен.
Борис молча взял мои руки в свои и опустил их. Он странно смотрел на меня и от его взгляда внутри поднималась буря. А еще этот запах… Его запах, смешанный с кровью, и окрашенный насилием…
Мы стояли очень близко друг к другу, и этот букет проникал в нос все глубже, проползал под кожу, будоражил душу, навевал что-то, что я никак не могла ухватить, но от чего сердце начинало заходиться в бешеном ритме, будто стремясь вырваться и убежать.
В ушах заложило и где-то в отдалении сознания прогремел выстрел и запах крови, идущий от Бориса, с новой силой ударил по нервам. Я зажмурилась, сопротивляясь головокружению.
– Кира! – Борис выпустил мои руки и приподнял подбородок. – Что такое? – требовательно спросил он. – Ты что-то вспомнила?
– Нет, прости… – Я открыла глаза, проваливаясь под лед голубых глаз мужа. – Просто голова закружилась от запаха крови.
– Ты так чувствительна к запахам, – задумчиво произнес он.
Я не поняла, был ли это вопрос или утверждение, как и не поняла его тон и легкое сжатие пальцев на моем подбородке.
– Я устал, Кира, – прошелестел он с хрипотцой, – но я услышал тебя. Поговорим обо всем утром, – добавил он свою привычную фразу и, убрав пальцы, отошел. – Теперь иди к себе.
На ходу сняв рубашку, он кинул ее на пол и прошел в ванную. Я провела взглядом его мощную спину, местами покрытую шрамами, и ушла к себе.
Глава 12
Шум дождя убаюкивал, но темнота, выпустившая щупальца пустоты, прогоняла сон вместе с последовавшим за мной в постель запахом крови.
Краем уха я слышала женские стоны, доносившиеся откуда-то из коридора, но сознание отказывалось их обрабатывать, а концентрировалось исключительно на звуке выстрела, звучавшем в моей голове.
Ранение под грудью пульсировало, как живое, но это было ничто по сравнению с болью внизу живота. Придатки словно миксером взбивали, а в промежность вгоняли раскаленную кочергу.
Между ног стало влажно и я покачиваясь прошла в ванную. Моча шла бурая и вместе с ней из меня выходили коричневые сгустки. Тело била дрожь.
Кое-как я вернулась обратно в кровать и, глотая слезы и рвавшиеся наружу мучительные крики, я скрючилась под одеялом, мечтая провалиться в сон, не чувствовать боли, не чувствовать запаха крови и насилия, не слышать звука выстрела, не ощущать себя пропущенным через мясорубку куском мяса.
В комнате пролился тусклый свет ночника и, сквозь пелену боли и слез, я увидела лицо Алеши. Моя нянька услышала мои страдания и пришла на помощь. Он, а не муж.
Сделав мне укол и напоив, как маленького ребенка, водой, он дождался, когда лекарство начнет действовать и, выключив свет, в молчании удалился.
Утром я скомкала испачканную простынь и затолкала ее в корзину для стирки. Выделений больше не было и я, более менее успокоившись приняла душ, оделась и взяла расческу, как по волшебству, появившуюся на туалетном столике.
Тихо открылась дверь, и я повернулась на звук шагов. Ожидая увидеть Алешу, я приготовилась засыпать его словами благодарности, но вместо него в комнату вошел Борис.
– Доброе утро, – низким голосом произнес он.
– Доброе, – ответила я, отворачивая бледное с припухшими глазами лицо.
Я не хотела, чтобы ни он, ни кто-либо другой дома видели меня такой измученной.
– Алеша сказал, что тебе ночью было плохо, – заметил он, впиваясь взглядом в мою спину.
– Совсем немного, – соврала я, почувствовав раздражение от того, что он это знал, знал о моей слабости и боли.
В этом доме, по ходу, от него ничего не могло укрыться.
– Я пригласил на дом врача, – буднично продолжал Борис. – Пусть осмотрит тебя.
– Спасибо, – выдавила я. – И за расческу тоже.
– Кира, повернись ко мне, – требовательно сказал он.
Положив расческу, я вздохнула и повернулась к нему, пряча таивший остатки ночных мучений взгляд.
– Чья это была кровь? – решилась спросить я, украдкой взглянув на мужа.
Что-то мне подсказывало, что он был не из тех, кто любил отвечать на вопросы.
– Присядь.
Борис успел устроиться на диване и похлопал рукой по месту рядом с ним. Лицо его не изменилось, разве что глаза стали чуть холоднее.
Я отошла от столика и присела рядом на самый край.
– Это была кровь одного из тех, кто виноват в том, что с тобой случилось, Кира, – очень медленно произнес он.
Я вскинула на него удивленный взгляд.
– Одного из… – полушепотом выдохнула я.
– Их было несколько, – буднично продолжил Борис, внимательно изучая мою реакцию. – Я нашел почти всех, Кира, но мне нужна твоя помощь в поисках остальных. Ты должна вспомнить, что произошло.
Я закрыла лицо руками, вдавливая обратно молниеносно выступившие на глазах слезы.
Зачем он так жестко говорил об этом? Зачем просил, если не требовал, чтобы я вспомнила то, как надо мной надругались? Неужели он думал, что мне станет легче, если я буду знать, что он за меня отомстил? Или же это его эго требовало отмщения за унижение путем насилия жены?
Однако его голос, его просьба с требованием между строк, подействовали на меня, оживляя ночных монстров, созданных отчасти моим воображением, отчасти реальными событиями из моей забытой жизни.
Снова оглушительно прогремело в голове, только на этот раз выстрелов было несколько. Я испуганно вздрогнула. Время будто силилось повернуться вспять и перед глазами все плыло.
– Что на этот раз… Ты не единственная, кто дал ей обещание… Он сам себе враг… Ты всегда можешь ко мне вернуться… Ты ведь всегда меня подстрахуешь… У меня в кабинете есть ожерелье к нему… Цветы для маркизы… Сделка состоялась… Продержись до утра… Мордашка ничего… Старшая дочь Валерия Станиславского…
Голова была готова лопнуть от потока голосов, среди которых я слышала и голос Бориса, но отличить один от другого, отсортировать слова и фразы было невозможно. Слишком много, слишком громко, слишком больно, слишком страшно.
В панике я трясла головой, пытаясь сбросить шум выстрелов и голосов, прогнать их. Я была не готова вспомнить. Не сейчас. Не так. Не при муже, чей испытывающий взгляд я ощущала на себе.
Я была такой слабой сейчас, такой явно бракованной, что самой было противно, но признаться ему, что я не хотела вспоминать, не хотела помогать ему, было страшно.
Мне вообще было страшно рядом с ним, в чем я тоже боялась признаваться даже себе, ведь если признаюсь, то… Даже не знаю, что со мной будет. Я и так почти во всем сомневалась, и не забыла, что он не ответил на мои вопросы, кроме разве что про кровь.
