Касание пробило током и я оцепенела, попав в захват его электрических разрядов, его ледяных глаз, полных властности, его рук, неожиданно и по-хозяйски обвивавшихся вокруг меня.
Убийство его опьянило и краткий миг триумфа распространялся на меня, его беспамятный трофей.
– Ты хорошо пахнешь, Кира, – полурыча отметил он.
Убрав мокрые волосы от моей шеи, он глубоко вдохнул запах мыла с тонким, не навящивым ароматом фрезии, даже прикрыв при этом глаза, но миг триумфа таки ускользнул, и в глазах снова появилась сдержано-отстраненная корка льда.
– Утром я уеду, – без выражения произнес он, отстранившись от меня. – Несколько дней меня не будет.
– Хорошо, – на автомате ответила я. В душе забрезжил крошечный огонек надежды.
– Постарайся за эти дни что-нибудь вспомнить, – добавил Борис и я уловила в его тоне не то приказ, не то угрозу. – Когда я вернусь, мне захочется, чтобы ты меня порадовала.
Глава 16
Ночь, пропитанная запахом крови и страха, терзала меня, безжалостно протаскивая по всем кругам ада снова и снова.
Я боялась спать, боялась лежать в темноте, но боялась и включить свет, чтобы не выдать, что я не спала, а значит, что-то было не так.
Сквозь шум дождя я изредка слышала шаги за дверью. Неуверенные и осторожные они скорее всего принадлежали Алеши, в роли верного няньки которого я теперь сомневалась, как и вообще сомневалась во всем.
Паша… Молодой врач, заботившийся обо мне, заплатил жизнью… За что? За молчание? Но о чем?
"Вы не должны верить…" – снова и снова слышала я его слова.
Ответ был очевиден: я не должна была верить Борису.
Еще тогда в больнице Паша не хотел отпускать меня домой, хотел, чтобы я побыла там, возможно, чтобы защитить меня, рассказать правду о том, что со мной произошло, а точнее – кто это со мной сделал.
Борис говорил мне, что их было несколько и что он нашел почти всех, но он мог врать. Это мог быть он. Он мог избить меня, изнасиловать и попытаться убить, но за что?
Может быть, я изменяла ему и в порыве ревности он убил моего любовника и чуть не убил меня, но я выжила и Борис решил воспользоваться тем, что я все забыла и вылепить из меня хорошую жену – кроткую, благодарную, тихо сидевшую в комнате под присмотром няньки?
Теория была жизнеспособной и я готова была в нее поверить, но что-то удерживало меня, какое-то чувство внутри меня противилось этому, беззвучно указывая на что-то другое. И вот это "что-то" мне предстояло выяснить.
Так и не сомкнув глаз до утра, я слезла с кровати совершенно разбитой и с мигренью. К моему счастью Борис уехал не попрощавшись со мной. Второй раз я бы вряд ли смогла сдержаться и он бы догадался, что я видела, что он убил Пашу.
Паша… В груди болью отозвалось его имя. Я подавила сухие всхлипывания и взяла с прикроватной тумбочки противовоспалительные таблетки, что он принес. Его последний дар мне. Хотя… Нет, не последний! То есть последний, но не единственный! Был еще леденец, обертка на котором показалась мне поврежденной, будто ее снимали, а потом надевали снова.
Я перерыла всю постель, но леденца так и не нашла. Хорошо, что я додумалась заглянуть под кровать, там он и отыскался. И да, обертка определенно уже снималась с него, а потом просто была надета обратно.
Пальцы подрагивали, когда потянулись, чтобы развернуть невинную конфету, но за дверью раздались шаги. Я успела спрятать ее в карман халата прежде, чем Алеша с завтраком протиснулся в комнату.
Глаза стрельнули с подозрением, но лицо осталось каменным. Я же, как никогда прежде, почувствовала, что его я знала до того, как со мной произошло то, что произошло.
Я выдержала его взгляд и поднялась с пола, поправив на себе халат.
– Доброе утро, Алеша, – как можно бодрее произнесла я. – Борис уже уехал?
– Да, Кира Валерьевна, – отчеканил он, поставив поднос со сваренной на молоке овсяной кашей с кусочком сливочного масла и кофейник с дымящимся носиком на туалетный столик.
Меня удивило его обращение ко мне по имени отчеству и я задалась вопросом: какие же указания оставил ему Борис перед отъездом?
Ела я через силу. Проглотив противовоспалительные таблетки вместе с витаминами и обезболивающим, я запила их кофе, отметив про себя, что без молока он мне не очень нравился.
Не успел Алеша унести посуду, как пришла горничная, чтобы поменять постельное белье и убраться. Я быстро умылась и переоделась, на всякий случай переложив конфету в карман джинсов. Рубашку заправлять не стала, чтобы она прикрыла выпуклый карман, а только закатала рукава.
Собираясь с мыслями, я прошла по коридору и остановилась перед комнатой Бориса, но так и простояв в нерешительности почти минуту, пошла дальше. Моих вещей там все равно не было, а оставлять свой запах я не хотела.
Конфета жгла карман пока я обходила все комнаты в доме, побывала даже в тренажерке с окнами в пол, выходящими на заднюю часть территории дома, но везде было пусто: ни малейшего моего следа, ни малейшего намека на хоть что-то мое. Дом по-прежнему был чужим, как и я в нем.
Я снова поднялась на второй этаж и рискнула заглянуть в кабинет Бориса, надеясь найти в нем свою медицинскую карту. Он не зря держал ее у себя. В ней должно было быть что-то или хотя бы намек на то, что могло стоит жизни врача.
На продолговатом трюмо, стоявшем позади массивного стола, величественно позировала одна единственная черно-белая фотография и она, конечно же, была не моя.
– Вам не стоит здесь быть, – извинительно произнес Алеша, как и всегда следовавший за мной по пятам.
– Кто это? – спросила я, проигнорировав его замечание.
Бориса я узнала сразу. На фотографии он был моложе лет, наверное, на двадцать, но изменился он мало, разве что стал еще мощнее. Еще несколько приблизительно его ровесников мне были не знакомы, как и мужчина постарше, но от него я просто не могла отвести взгляда.
– Это ваш отец, – проследив за моим взглядом, ответил Алеша, став рядом.
Я внимательнее присмотрелась к мужчине на фотографии. Мне кажется, что я впервые видела его, не только на фото, а вообще, но думаю, что мы были похожи немного.
"Умел любить нежно" – раздались в голове слова.
Наверное, матери. Она его очень любила, это сквозило даже в призрачном голосе, существующим только в моей голове. Я тоже кого-то любила. И не одного.
Я помассировала висок, концентрируясь на этом чувстве.
"Что на этот раз… Ты не единственная, кто дал ей обещание… Он сам себе враг… Ты всегда можешь ко мне вернуться… Ты ведь всегда меня подстрахуешь… У меня в кабинете есть ожерелье к нему… Цветы для маркизы… Сделка состоялась… Продержись до утра… Мордашка ничего… Старшая дочь Валерия Станиславского…"
