Пожениться оказалось даже проще, чем предполагала Эстер. Кевин объяснил, что, если бы его семья принадлежала к католической церкви, все было бы сложнее: прежде чем креститься перед венчанием, Эстер следовало бы пройти катехизацию, то есть сдать что-то вроде экзамена на знание Священного Писания. С крещением в протестантскую веру хлопот было гораздо меньше.
– Но, может быть, ты вообще не хочешь креститься? – спохватился он, объяснив ей все это. – Ведь вера твоих родителей совсем другая. В таком случае, я…
– Ерунда, – махнула рукой она. – То, во что верили мои родители, вообще не имеет отношения к Богу. Протестантство так протестантство. Не обижайся, но мне все равно, в какую церковь ходить по праздникам.
«Скорее всего, я не буду ходить ни в какую», – подумала она.
Во всяком случае, ни в день своего крещения, ни в утро венчания Эстер не испытывала в связи с посещением церкви ни малейшего трепета. Да и Кевин, она видела, хотя и был взволнован очень сильно, но волнение это происходило лишь от ее присутствия, а не от того, что им предстоял некий обряд. Всю неделю, которую она провела в его доме от своего приезда до венчания, он был взволнован точно так же. Даже изумление родителей, которые потеряли дар речи, узнав, что свалившаяся как снег на голову красавица – это его невеста и свадьба состоится немедленно, не отвлекло его от Эстер ни на минуту. Он держал ее за руку даже ночью, во сне, в те редкие мгновения, когда она не лежала у него на груди.
Протестантская церковь выглядела так просто, что вообще не напоминала храм. Подойдя к ее двери, Эстер увидела, что она к тому же почти пуста: людей на венчание собралось немного – несколько соседей с ближайших ранчо да немногочисленные родственники Давенпортов.
Пастор уже ожидал у алтаря. Эстер и Кевин вошли в церковь.
Эстер смотрела на вырезанное из темного дерева распятие над алтарем, на тусклые трубы органа… Она думала, что сегодняшний день взволнует ее так же мало, как взволновало крещение – тоже очень простой, без особенной торжественности обряд. Но то, что начало происходить с нею, когда пастор произнес первые слова, обратился к ней с вопросом, на который она машинально ответила «да», потому что, конечно, выходила замуж по доброй воле… Все изменилось в этом небольшом помещении – все изменилось в ней самой, хотя она не понимала, почему это вдруг случилось.
Солнце взглянуло в узкие окна церкви. Пылинки заплясали в его слабых лучах. Эстер почувствовала, что задыхается. Что-то огромное переполняло ее вне происходящего, независимо от происходящего… Или все-таки зависимо?..
Бог стоял перед нею во всем величии своей суровой славы. Она чувствовала его присутствие так же, как, она знала, чувствовал его Моисей, стоя на вершине неведомой горы.
«Господи, – без слов сказала она. – Спаси Игната от смерти! Помоги ему на войне, перенеси его через наши реки, по воде яко посуху. Пусть он будет жив!»
Ей не пришло в голову просить Бога о счастье. Он не для того явился пред нею в этот миг, чтобы она стала просить его о чем-то для себя.
– … в горе и в радости, в нужде и в богатстве, пока смерть не разлучит вас.
Эстер почувствовала, как тревожно вздрогнул рядом с нею Кевин.
«Прощай, Игнат! – точно так же, без слов, сказала она. – Это было в последний раз».
Она взяла Кевина за руку. Может, так было не положено по обряду, но это не имело для нее значения. Она сжала его пальцы и почувствовала, как волна счастья заливает ее изнутри до самого горла.
– Отныне вы муж и жена, – сказал пастор.
Эстер повернулась к Кевину.
– Я люблю тебя, – сказала она. – И буду любить тебя всегда.
Эстер проснулась на рассвете от того, что ее живот наполнился болью.
Она уже привыкла к обитаемости своего живота, к тому, что ребенок то и дело шевелится в ней, толкается и даже, ей казалось, фыркает. Она привыкла к этому не сразу, потому что была уже далеко не в том возрасте, когда ко всему, что с тобой происходит, привыкаешь без затруднений.
Но к тому, что происходило с ней теперь, привыкать было и не нужно, это она сразу поняла.
– Кевин?..
Он проснулся мгновенно.
– Тебе плохо? – спросил он тревожно. – Что с тобой, Эстер?
– Кажется… Мне кажется, я рожаю, – растерянно сказала она.
Он резко сел на кровати.
– Ты чувствуешь, что схватки начались?
– Не схватки! Роды начались, Кевин! – воскликнула она сквозь слезы. – Но как же это?.. Еще ведь не время и… И почему же я не почувствовала заранее?!
Простыня под ней была мокрой. Ребенок рвался из нее, выкручивался из нее, как какой-то слишком большой угловатый предмет. Она вскрикнула. Кевин успел уже одеться – когда он успел?
– Ты не бойся, – сказал он. – Чего тебе бояться, моя родная? Ведь у тебя здоровье крепче, чем у двадцатилетней девчонки. Помнишь, врач говорил?
Она задыхалась от разрывающей ее боли, но когда он это сказал, ей показалось, что боль все-таки стала меньше. Хотя этого, конечно, не могло быть, она ведь в самом деле рожала.
– Но врач ведь не успеет, Кевин, – всхлипнула Эстер. – Что же делать?
– Ничего страшного. Мы обойдемся без врача.
– Ну да. – Эстер улыбнулась сквозь слезы. – Когда Звездочка рожала, ты же справился сам!
– Вот именно. – Он положил руки ей на живот, и боль утихла совсем. – А Звездочка ведь у нас старая кобылка, не то что ты.
– Я тоже старая кобылка… – пробормотала Эстер.
Но тут же ей стало не до размышлений о собственном возрасте. Она почувствовала, как ребенок снова рванулся из ее тела.
– Кевин! – воскликнула она. – Держи меня за руку, пожалуйста! Или не за руку… Просто держи меня, помоги мне!
– Вообще об этом не думай. – Его голос прозвучал так, что успокоился бы смерч. – Я тебе помогу. Все будет хорошо.
Сказать, что все происходящее с нею хорошо, Эстер все-таки не решилась бы. Она металась на сбившейся постели, ноги скользили по простыне, она не могла толком упереться в эту неподходящую поверхность… Кевин гладил то ее живот, то колени, она тужилась, выталкивая из себя ребенка… Ей казалось, это будет длиться вечно!
И вдруг она услышала внутри себя какой-то странный хлюпающий звук. Что-то выкатилось из нее, выкатилось легко, плавно, как яйцо из курицы. Ей стало смешно оттого, что она подумала про себя как про курицу, и она засмеялась.
– Ну вот, – сказал Кевин, – зря ты боялась. Ты родила, любимая моя! Ты родила мне дочку!
– О-ох… – выдохнула она. – Как же я перепугалась! – И встревоженно спросила: – А почему она молчит? С ней что-то не так?
Она попыталась приподняться, чтобы разглядеть ребенка, которого Кевин держал у нее между ног.
