Не важно собиралась ли я играть по чужим правилам, устанавливать свои, подыгрывать… Важно было понять, что вопреки моим громким заявлениям, я неосознанно вернулась не только в резиденцию, но и к себе той, что жила в ней с хозяином города, ограждавшим меня от всех и всего. И это было не правильно: у меня больше не было его защиты.
Я была вроде известна, как его вдова, и его фамилия, которая теперь была моей, имела определенную силу, как и весь его бизнес, который теперь был моим, но это не делало меня Борисом, не делало меня хозяйкой города и тем более не делало какой-то особенной, какой я отчаянно пыталась показаться перед адвокатом и даже перед Серым.
Особенной я была при Борисе потому, что его, как врага, знала. Сейчас же я словно рисовала картину: одни черные пятна на алом фоне и ни одного четкого лица ни врага, ни друга. Кроме, разве что, Розы, хотя я пока и не знала, как правильно было воспользоваться ее знаниями и советом касательно адвоката.
С Астаховым я тоже вела себя не правильно. Может, где-то глубоко внутри у меня и остались к нему чувства, на данный момент мне было неприятно его присутствие, напоминавшее о том, что он посмел принять решение за меня, но в связи с этим я проявляла слишком много эмоций. Это было лишним. Лишней тратой сил.
Доверять, по крайней мере, полностью я ему не могла. Никто, кроме него и его банды не знал, что Бориса убила я, и он об этом молчал. Я нисколько не была удивлена тем, что он не занял место Бориса, но меня беспокоило, что были те, кто так хотели его к этому склонить, что они использовали меня и, кто знает, что еще делали.
Об этом Астахов тоже молчал, что наталкивало меня на многие не хорошие мысли о том, какую роль он мог еще играть, какие цели себе ставить, но, очевидно, что он хотел здесь быть, а я решила или же смирилась с этим потому, что это было выгодно, но не более.
От выпитого бурбона было некомфортно в желудке, а от сигареты начала болеть голова, и я отказалась от обеда. Все равно кусок в горло не лез.
К вечеру желудок прошел, но голова от усталости и напряжения осталась тяжелой. Грудь ныла, но молока уже почти не было. Все-таки стресс и потрясения последних дней сделали свою работу, и мой организм, наконец-то, смирился с тем, что кормить было больше некого.
– Может, все-таки покушаете? – неуверенно спросила Марта, подавая мне стакан с кефиром.
– Нет аппетита, – ответила я, сделав глоток.
– Ну, ладно тогда… – смирилась она.
– Марта! – окликнула я, и девушка остановилась в дверях. – Я хотела сказать… – Я замялась, подбирая слова. – Ты… Вы с Розой не должны мне прислуживать. Здесь вы гости…
Марта убрала волосы за уши, прислушиваясь к чему-то.
– Тетя Роза говорит, что помощь близкому святое дело.
– Ладно, – согласилась я, тронутая таким ответом, – но любой труд должен оплачиваться.
Марта смешно вытянула губы, описав огромными глазами круг.
– Тетя Роза… ммм… выразилась очень не культурно в адрес вашего предложения, поэтому я переведу это просто как "нет".
Я рассмеялась, представив себе то самое не культурное выражение.
– Спасибо, – искренно поблагодарила я.
– Зовите, если что, – улыбнулась Марта и, пропустив Астахова, вышла из комнаты.
– Кира Валерьевна! – Волкодав отвратительно оскалился и поклонился.
– Перестань, – устало сказала я. – Мне не нужен шут.
– А кто вам нужен, Кира Валерьевна? – выпрямился Астахов, игриво сверкнув глазами.
С языка чуть не сорвался очевидный ответ "мой сын", но я сдержалась. Правда, запах меня выдал, и Астахов раздул ноздри, безошибочно проникая в невысказанные слова. Взгляд его стал мягче, с лица сошло противное выражение, а уже его запах поведал мне о том, о чем я не хотела говорить.
– Ворота поставили, – произнес он, прислонившись к стене у двери. Комментировать тот факт, что это произошло не благодаря ему, волкодав не стал. – Я расставил охрану.
– Что с Ибрагимовым?
– Он все еще в офисе, – ответил Астахов, подкуривая. – Сделал несколько звонков, но пока ничего подозрительного.
– Хорошо, – ответила я, опустив голову на спинку кресла.
Я не ожидала услышать что-то взрывное. Ибрагимов, скорее всего, заметил слежку, и проявил нужную осторожность.
После разговора с Розой я поняла, что адвокат не просто раскусил меня с первого взгляда, а что он прекрасно знал, что все мои права и распоряжения были подделкой его отца, а мое возвращение в город было вызвано отнюдь не окончанием личного траура.
– Пусть ночью тоже за ним присмотрят, – подумав, сказала я.
Астахов не ответил, кутаясь в сигаретном дыме. Скорее всего, его товарищи уже успели обшарить жилье адвоката, не побрезговав порыться даже в мусоре, хотя я просто не представляла, что они могли хотеть там найти.
Я рассматривала волкодава, взвешивая про себя необходимость поговорить о том, что он назвал не таким простым. Роза во многом прояснила для меня картину, но не так, чтобы все кусочки сложились гладко.
Фактически из ее слов, помимо того, что я совершила огромную ошибку вернувшись в город, я поняла только то, что брат Бориса был ублюдком, Ибрагимов старший и старая шайка моего отца мнили себя какими-то распорядителями судеб, и что Астахов находился под прицелом не меньше меня.
Не то, чтобы я ждала, что мне все преподнесут на блюдечке, но раз уж мы оба решили с этим разбираться, то выслушать хотя бы его версию, его мнение для меня было бы не лишним.
– Расскажи мне про Ибрагимова, – попросила я.
– Он бы тебя трахнул, – ответил Астахов.
– Я имела в виду старшего, – сказала я, не обратив внимание на его грубость, – чье предложение ты отклонил.
Астахов метнул на меня удивленный взгляд, но быстро сложил два и два, и усмехнулся.
– Роза! Старая колоша! – Видимо, Роза ответила ему с кухни не очень культурно, и волкодав нахмурился. – Ага! Маме моей еще пожалуйся! – рыкнул он в сторону коридора. Вернув взгляд мне, Астахов сбил пепел в ладонь и затянулся. – Ибрагимов старой закалки, – произнес он, выпуская дым. – Не доверчивый, упрямый, принципиальный. Честным его не назвать даже с натяжкой, но если слово дает, то сдержит любой ценой. Твой отец его очень ценил. Если бы не сыновья, – волкодав чуть запнулся на "сыновьях", – он не согласился бы работать на Ангелова. Сейчас он твой лучший союзник, и он захочет с тобой встретиться.
– Я думала, ты мой лучший союзник, – заметила я.
– Кира… – Астахов болезненно выдохнул, и я почти повторила за ним, ругая себя за то, что не сдержалась. Все-таки говорить себе не делать чего-то было намного легче, чем реально этого не делать.
– Кохан, – быстро перебила я, сжав ни в чем не повинный стакан с кефиром. – Это…
