– Убери своих отморозков из моего дома! – безапелляционно потребовала я и, не дожидаясь ответа, пошла обратно в детскую.
Думаю, что делать с тем, кто словил его пулю, волкодав и сам знал.
Присев в кресло, я спустила верх платья и прижала Никиту к груди, и, пока он не спеша сосал молоко, смогла окончательно привести мысли в порядок.
Мне не верилось, что это происходило на самом деле. Не верилось, что… Что он был здесь… А вместе с ним и смерть, и все то, от чего я убегала, что целый год подавляла в себе, прятала за семью замками, старалась забыть, хоть и безрезультатно. Впрочем, как и убежать, ведь он, Григорий Астахов, был здесь, и всего лишь один его выстрел почти уничтожил весь мой мир.
Куда мне было теперь идти с ребенком на руках? От кого теперь бежать: от него или от того мертвеца, что лежал в моем дворе, и который, скорее всего, был не последним визитером?
Отправив своих отморозков избавляться от трупа и охранять территорию у коттеджа, Астахов вернулся, и его взгляд просто выжигал меня.
– Говори! – приказала я, не отрываясь от сына.
– Тебя ищут, – кратко ответил он, прислонившись к стене.
Алеша, не отходивший от меня ни на шаг, напрягся. Его "нужные" знакомства оказались бесполезными и нас застали врасплох.
– Кто?
– Пока не знаю.
– Так мне нужно тебе заплатить, чтобы ты знал? – насмешливо спросила я.
Возможно, я вела себя по-детски, срываясь на нем, но с другой стороны я не могла не видеть очевидной связи между появлением ни с того, ни с сего в моем доме неизвестно кого и прямо геройским появлением волкодава со своей бандой в полном составе.
– Оставь нас!
Интонация Гриши изменилась, и я почувствовала на себе уже взгляд Алеши, которому и предназначалась не просьба, а почти приказ.
– Алеша, проследи, пожалуйста, чтобы некоторые сволочи ничего не испортили, – ядовито сказала я. – Надеюсь, их уже нет в доме, но все остальное мне бы тоже хотелось сохранить в целости, – добавила я.
Алеша оставил мне пистолет и ушел, прикрыв за собой дверь. В два широких шага волкодав оказался на его месте и опустился возле меня на колени, скользнув взглядом по пистолету: тому самому, из которого был застрелен мой брат, которым была ранена я, и из которого уже я застрелила Бориса.
– Кира… – выдохнул он.
– Как ты меня нашел? – перебила я, стараясь говорить спокойно, чтобы не портить сыну аппетит и не отравлять своим гневом грудное молоко. – Как другие нашли?
– Как тебя нашли, я не знаю, – ответил Гриша, – но я тебя не терял. По крайней мере, надолго.
Я твердо была настроена избегать его взгляда, но услышав это, подняла на волкодава глаза.
Пыльную мотоциклетную куртку, в которой был во дворе, он снял и, наверное, оставил где-то внизу, как и свои драгоценные пистолеты с глушителями. Мятая белая футболка скрывала татуировку волчьей головы на его груди, когда-то всеми известного тавра хозяина города. Хотя не знаю… Может, он вывел ее уже. Выжег вместе с кожей. Все может быть.
Под нижней губой у волкодава появился шрам, на лице прибавилось морщин, а в волосах, собранных в растрепанный хвостик, появилось несколько тоненьких светлых прядок, будто они выгорели на солнце. А еще я заметила, что он был без обуви, оставив ее за дверью детской комнаты.
– Уже через неделю после твоего отъезда я нашел тебя, – признавался он дальше, как магнитом удерживая мой взгляд. – Был с тобой в каждом городе, в каждой комнате отеля, в каждой клинике, у каждого магазина с мороженым, в роддоме и после.
Гриша замолчал, давая мне возможность переварить услышанное.
Неделя… Всего лишь неделя мнимой свободы… Я прикусила губу, мысленно возвращаясь в прошлое.
Мы с Алешей старались, как могли, но отнюдь не проявляли чудес конспирации, да и по мере роста живота, и необходимости показываться время от времени врачам наша осторожность по определению становилась все сомнительнее. И мне было легко поверить, что Гриша смог найти меня, причем так быстро, ведь помимо того, что он был наемным убийцей, он был еще и ищейкой, но как вот он смог оставаться столько времени незамеченным?
Даже если было предположить, что он не все время был где-то за углом, а просто отыскав один раз, посадил нам на хвост одного из своих отморозков, а потом просто приезжал, чтобы продолжить согласно своему плану тайно наблюдать за мной или как-то так, но за целый год мы бы заметили хоть что-то, хоть кого-то, Алеша бы точно… заметил…
– Алеша! – догадавшись, прорычала я, кинув яростный взгляд на дверь.
Не было никакого хвоста, да может, и не было вовсе остросюжетной истории о том, как Гриша искал меня, вынюхивая под каждым камнем и кустом, воя по ночам на луну о потерянной любви, которую с первыми лучами рассвета продолжал искать.
Вместо всего этого романтического экшена был всего-навсего Алеша, мой единственный верный друг, который информировал волкодава обо всех наших передвижения и всех изменениях в моих объемах и пропорциях.
– Он волновался, Кира, – вполголоса пояснил Гриша.
Я издала смешок, не зная, как реагировать на это открытие: как на предательство или же трогательное проявление заботы?
Мне всегда казалось… Да нет! Не казалось! Оно так и было: Алеша очень недолюбливал Гришу, причем сильно. Однако, привыкнув к молчанию своего спутника, я частенько забывала, что он очень многое замечал, а будучи отнюдь не глупым громилой, еще и правильно анализировал то, что видел и слышал.
Алеша прошел со мной потерю памяти и весь болезненный процесс ее восстановления, сразу или же со временем догадался, что проклятые алмазы, чуть не стоившие жизни нам обоим, украла я, наверняка догадался, что в ту ночь, когда на нас с Борисом напали в ресторане, мы с Астаховым переспали и, скорее всего, подозревал, что малыш, приложенный к моей груди, был от него.
Так… Поэтому он ему стучал? Вовлекал, так сказать, неведающего папашу в процесс?
Я сжала губы и спрятала глаза на лице сына. Только ли Алеша подозревал, кто был отцом Никиты? Или же волкодав, стоявший передо мной на коленях, тоже хотя бы допускал, что мог заделать мне ребенка?
Сын причмокнул и шлепнул меня по груди, давая понять, что он наелся. На подлокотнике кресла лежало чистое полотенце, и я промокнула им сосок.
– Не надо… – Мой голос прозвучал тихо и немного хрипло.
Гриша убрал руку, которой намеревался помочь мне натянуть верх платья, и отодвинулся, чтобы я могла встать.
Положив полотенце на плечо, я переложила Никиту и погладила его по спинке. Срыгивать все лишнее он не спешил, и я начала прохаживаться по комнате.
Взгляд волкодава следовал за мной по пятам, как и его запах, но единственное, что сейчас действительно имело для меня значение, так это то, что мне с ребенком на руках было делать дальше.
