– А на что это похоже? – Саша немного приподнялась с земли. – Дай мне руки, я разрежу верёвки.
– Цепь короткая, я не смогу подойти достаточно близко.
Роман посмотрел на цепь. Она действительно была слишком короткой.
– Тогда режь сама. – Он вытащил кинжал и бросил его ей. – Ты же сможешь снять ошейник без верёвок?
– Не знаю, – ответила она, подбирая кинжал.
– Попытайся!
Саша зажала кинжал коленями и начала резать верёвки. Долго же она с ними возилась, и, наконец, справившись, принялась за ошейник. По своей сути это было грубое примитивное изобретение, в котором не использовались чары. Лёгкая вспышка зелёного света, и он упал на землю рядом с верёвками.
– Отойди, – скомандовала она. Ещё одна вспышка, и решётки со скрипом отворились. Роман протянул ей руку, и Саша вложила в неё свою.
Вязкая грязь упрямо сопротивлялась, тормозя их бегство. Запястья саднили, растёртые толстой верёвкой. Саша всё ещё чувствовала её болезненное жжение.
– Нужно спешить, у нас мало времени, – тихо сказал он, срывая с одежды нашивку с белой лилией.
Стараясь оставаться незамеченными, они прошли к одной из башен.
– Слава богу! – зашипел Димитрий. Афоня согласно закивал, держа под уздечку четырёх лошадей. – Почему так долго?
– Почему, почему… – проворчал Роман, подталкивая к одной из лошадей Сашу. Он помог ей взобраться в седло.
– Удачи вам. – Молодой стрелок пожал руки всем троим.
– Не передумал остаться? – спросил Роман.
– Нет, так будет лучше. Вам нужны глаза и уши здесь.
– А если он догадается?
– Даже если так, то ему будет не до меня. Люди шепчутся, кое-кто уже начал сомневаться и задавать вопросы. Ему придётся что-то с этим решать, чтобы удержать власть, так что я и мои братья будем в безопасности какое-то время.
– Не испытывай удачу. Не ждите слишком долго. Вы знаете, где нас найти.
– Знаем.
– Тогда до скорого! – Роман ещё раз крепко пожал руку молодому стрелку, а тот, в свою очередь, улыбнулся Саше.
– До скорого!
Стена возле башни исчезла, выпуская четырёх всадников-беглецов в ночь.
– 13 -
Они скакали всю ночь, не оглядываясь, но постоянно ожидая погони, и только когда на востоке появилась первая полоса серого рассвета, остановились.
Роман видел, что у Саши мало сил. Раны на её шее постоянно кровоточили, а на руки, которыми она едва могла шевелить, вообще было больно смотреть.
– Почему ты не исцеляешься? – задал Димитрий вопрос, опередив Романа.
– Думаешь, это так просто? – Саша устало улыбнулась и поправила на шее повязку. Движение руки причинило ей боль, и она немного скривилась. – Увы, это не так. Сила – она как камень: если он у тебя есть, то ты можешь кинуть его в воду, и чем дальше он полетит, тем про больший талант в тебе это скажет. Но если камня нет, то талант тут не поможет.
– Но что-то же ты можешь сделать?
Саша внимательно посмотрела на него и, лукаво улыбнувшись, хлопнула в ладоши. В нос ударил знакомый запах яблок, такой сладкий и домашний. Позади них всё так же журчал фонтан, а впереди испускал тот самый знакомый запах дома густой яблоневый сад.
Конь Димитрия встал на дыбы, сбросив его на землю.
– Глупое животное… – заворчал он, но тут же осёкся. Кот размером почти с лошадь с серой подпалиной на груди глухо рычал, не сводя жёлтых глаз с Димитрия, не решающегося подняться и вообще пошевелиться.
– Тимофей, – Саша спрыгнула с лошади и, погладив кота по голове, погрозила ему пальцем, – веди себя хорошо.
Тимофей неодобрительно посмотрел на неё, разочаровано опустив хвост, и побрёл в сторону строений. Саша пошла следом, а за ней и остальная троица.
Брат Иннокентий вышел им на встречу, лучезарно улыбаясь.
– Как хорошо, что ты вернулась, Сашенька. И друзей привела.
– Я не была уверена, что им сюда можно, – виновато сказала она.
– Ну что ты? Твои друзья – наши друзья! – Сощурив один глаз, брат Иннокентий пристально посмотрел на растерянную троицу, как будто спрашивая "вы друзья?".
– Мы… – начал, было, Роман, но брат Иннокентий замахал руками и не дал закончить.
– Знаю, знаю. Вы нашу Сашеньку спасли, за что вам низкий поклон.
– Так и она нас спасла, – вставил Афоня.
– А говорят ещё, что от добра добра не ищут, – задумчиво произнёс монах. – Ну да ладно. Проходите, пирог уже почти готов. Вы же голодные. Вон как глаза заблестели при упоминании пирога. И слюна, небось, пошла. – Брат Иннокентий довольно потёр ладони. – Давайте! Давайте! – Он жестом пригласил их в дом, откуда вкусно тянуло свежей яблочной выпечкой. – Лошадей здесь оставьте. А тебе, Сашенька, нужно раны промыть, так что с пирогом тебе придётся немного подождать.
Саша грустно посмотрела на пирог, но спорить не стала. Кинув взгляд на Романа, она удалилась. Чёрный кот с серой подпалиной на груди проследовал за ней и, убедившись, что она ушла, издал рычание. Не сводя жёлтых глаз с Романа, в которых светилось явное недовольство, он перевоплотился.
– Не боишься, белолилейник? – вкрадчиво совсем не человеческим голосом прорычал он. Роман выдержал его взгляд и с невозмутимым видом принял из рук брата Иннокентия большой кусок горячего пирога.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– Кушай на здоровье, – заулыбался монах, протягивая не менее большие куски Димитрию и Афоне, с опаской косящихся на Тимофея. – А ты, голубчик, – не переставая улыбаться, но добавив в голос строгости, обратился он к Тимофею, – принеси ещё яблок. День только начался, а накормить нужно ещё многих.
Рыкнув напоследок, Тимофей взял пустую корзину и с видом человека, оскорблённого в лучших чувствах, ушёл.
– Подкрепились маленько? – спросил брат Иннокентий, обводя каждого ласковым взглядом. Афоня с Димитрием смущённо закивали с набитыми ртами.
Роман, отщипнув из вежливости несколько кусочков, настроен был не на улыбки, а на разговор, намёк на который сквозил в уголках глаз монаха.
– Нет, нет! – Брат Иннокентий энергично замахал пухлыми руками, едва Роман открыл рот. – Сначала отдых! Помойтесь, освежитесь, так сказать, дух переведите, осмотритесь, а всё остальное потом. И никаких возражений! – Монах грозно помахал пальцем у Романа перед носом, когда тот снова открыл рот, чтобы поспорить. – Всё! Все вон!
Он вытолкал парней, втиснув каждому ещё по куску пирога, и снова принялся за приготовление теста, напевая себе что-то под нос.
Одна из девчонок вызвалась помочь гостям устроиться. Нашивки белых лилий, что всё ещё оставались на одежде Афони и Димитрия ей ни о чём не говорили. Слишком была она ещё мала, чтобы понимать, что такая нашивка была отличительным признаком тех людей, по чьей вине она и оказалась в пристанище.
