– Не мне одной, – ответила она, поворачиваясь к Роману. Глаза его округлились при виде неё, ведь на ней была лишь длинная белая исподняя одежда. Взмокшая от воды из фонтана, она обтягивала грудь, как вторая кожа, и хотя была ночь, луна, светившая полным кругом, ничего не скрывала.
Роман взял себя в руки и отвёл глаза, как и полагалось порядочному молодцу. Сам он тоже был одет не по правилам, точнее не одет, так как кроме штанов, на нём больше ничего не было.
Саша чувствовала жар, исходящий от него, его запах такой древесный, смешанный с ароматом яблок и примятой под ногами травы.
Она убрала распущенные волосы, которыми изначально прикрыла грудь, за спину, и подошла к нему совсем близко, заглядывая в глаза. Исходящее от него тепло окутало её. Соски упёрлись в его горячую грудь, и Саша почувствовала желание.
Роман положил руки на её тонкую талию и поцеловал в губы. Сначала поцелуй был мягкий и осторожный, далее же настойчивый и страстный. Фонтан исчез, и её исподняя соскользнула на застеленный соломой пол её комнаты. Его губы исследовали её тело, осыпая жаркими поцелуями, и она отвечала тем же.
Он вошёл в неё аккуратно, не желая причинить боль, но даже боль была ей приятна, потому что она хотела этого, хотела его, а он хотел её.
Их тела слились воедино, и время словно остановилось. Это была самая лучшая ночь за всю их жизнь.
***
Димитрий и Афоня глупо посмеивались над ним весь день, подловив его, когда на рассвете он возвращался от Саши, но он был так счастлив, что не обращал на них внимание, лишь изредка так же глупо посмеиваясь им в ответ.
После обеда к ним подошёл Тимофей. Как всегда он был хмурым и недоверчиво косил на них желтоватые глаза.
– Брат Иннокентий просит вас к себе, – сухо сказал он, настойчивым жестом приглашая их идти за ним.
Очаг остывал после приготовления пищи. В помещении всё ещё пахло едой, и Роман невольно задумался, как же он вмещает столько всего, чтобы за раз накормить всю ту ораву, что проживала в пристанище, да ещё и трижды в день, не считая бесчисленных яблочных пирогов, выпекаемых в нём почти без перерыва.
Саша сидела подле монаха. Она улыбнулась Роману, и в её глазах заплясали лукавые искорки. Он заулыбался в ответ и чуть не снёс лавку, чем вызвал особо недовольный взгляд Тимофея.
– Что ж, дорогие мои, – сказал монах, дождавшись, когда вся троица сядет. – Вижу, вы отдохнули. И это хорошо. Теперь можно и поговорить.
Хорошее настроение Романа улетучилось. Что если их попросят покинуть пристанище? От этой мысли у Романа отлила кровь от лица.
– Сашенька за вас поручилась, но всё-таки я должен спросить: из ордена вы ушли, и к опричникам или любым другим царским или не царским слугам отношения не имеете?
– Нет, – в один голос ответили парни.
– Хорошо, – брат Иннокентий удовлетворённо улыбнулся. – Теперь, по сути: настоящий орден – это мы. Мы, Хранители, берём своё начало испокон веков. Везде, где были чародеи, ведьмы, колдуны, как их только не называли, было так же и наше братство. Цель у нас была проста – поддерживать баланс. С одной стороны были люди, которые по тем или иным причинам не могли или не хотели принимать владеющих искусством, и всеми доступными способами притесняли их; с другой стороны – были мы, готовые помочь, спрятать, подлечить, накормить и так далее. Баланс! С одной стороны были владеющие искусством, которые считали, что они высшие существа, и простолюдины должны им поклоняться, а те чародеи, что не разделяли их мнение или просто были слабее, должны были быть использованы, как ресурсы для пополнения сил и могущества первых; с другой стороны – были мы, готовые помочь, спрятать, подлечить, накормить и так далее. Баланс! Просто, чтобы вы понимали кто мы и что мы. Хотя уже тогда среди нас находились те, кто считал, что владеющих искусством людей быть не должно в природе. К сожалению даже мы подвержены зависти.
– Стало быть, вы Льва знаете. – Роман постарался придать голосу ровную интонацию, но укор в нём не скрылся от брата Иннокентия.
– Увы, и да. Его мы знали и под другими именами, и в других местах. Он был одним из наших, так сказать, первых воспитанников.
– Это ж сколько-то ему лет? – поинтересовался Афоня.
– Не утруждайся, – вклинился в разговор Тимофей, – ты до стольки и считать-то не умеешь.
– Ты тоже, – как бы между прочим заметил брат Иннокентий. Саша закрыла рукой рот, чтобы спрятать улыбку. – Как и чего у него там было, – невозмутимо продолжил монах, – вам знать не нужно. А вот, как и чего у него теперь – стоит внимания.
– Он ведь двоедушник? – Саша села рядом с Романом.
– Да. В его лучшие дни одна его тень могла накрыть собой территорию почти целого государства. Могучей была его вторая сущность. В небе, да и на земле, не было существа опаснее летучей мыши, в которую он перевоплощался.
– Мыши? – переспросила Саша одновременно с Романом, Афоней и Димитрием. Даже Тимофей, услышав это, утратил свою привычную хмурую маску, открыв рот в немом удивлении.
– Да, да, – с сожалением подтвердил монах. – Редкое перевоплощение, уж поверьте мне. Таких двоедушников было раз-два и обчёлся. Сильными они были, могучими и мудрыми. Осознав, кто они и на что способны, созвали они всех своих немногочисленных сородичей, да и порешили, что для всех будет лучше, если они будут жить обособленно, проявляя себя только в самых крайних случаях. Правители, при которых обязательно был один из них, призывали их во время войны, и если их старейшины решали, что правители хотят использовать их в дурных целях, то никто не смел им перечить. А если же решали, что правители достойные люди и действительно нуждаются в их помощи, то не было в мире армии, способной противостоять им.
– Достойное племя, – с восхищением заметил Тимофей.
– Было, – добавил Роман. – Он ведь убил их всех?
– Точно никто не знает, что с ними случилось, – печально ответил монах, – но в один прекрасный день они просто исчезли. В то время он уже покинул наше братство, так что… – Брат Иннокентий не стал договаривать очевидное.
– Но если он так силён и могуч, то зачем тогда ему орден и Саша? – спросил Димитрий, и все взгляды обратились к Саше.
– Сашенька? – монах вопросительно посмотрел на неё.
– Про орден я не знаю, – ответила она, потупив взгляд, – но он сказал, что я его лекарство и спасение, что… – Саша замялась, не зная, стоило ли рассказывать об этом, но всё-таки решила, что смысла скрывать это не было. – Ему нужна моя душа. Одна из моих душ. Так он сказал.
Тимофей издал глухое рычание. Афоня с Димитрием вытаращили глаза. Роман же стал темнее тучи. Даже брат Иннокентий, лишившись дара речи, просто открывал и закрывал рот.
– Монгол говорил, что были и другие. Тоже двоедушники, только другие. – Роман первым пришёл в себя. Его хмурый взгляд сверлил пол. – Он говорил, что они умерли, не выдержав того, что он с ними делал. Лев уверял, что хочет помочь, наставить на путь истинный, сделать сильнее и лучше… – Он осёкся, погружая руки в волосы.
