Тимофея это не впечатлило, и он зарычал ещё громче.
– Тимофей! – Навстречу молодому стрельцу вышла Саша. – Сказали же тебе: он свой!
Саша, если честно, была ещё в большем недоумении, чем Афоня и Димитрий, которые уже давно знали, что Монгол не обычный человек. Они-то хоть знали, но просто не представляли, как это выглядит, а вот Саша и вовсе не знала, и даже не подозревала.
– Неожиданно как, – улыбаясь, она обняла его. Всё-таки это была приятная неожиданность.
– Так и знал, что ты будешь удивлена, – ответил он не в свойственной себе дружелюбной манере.
– Ты руки-то убери! – Монгол засмеялся и высвободился из Сашиных объятий.
– Даже и мыслях не было. – Он пожал руку подоспевшему на шум Роману.
– Так уж и не было, – укорил его тот.
Радостной была встреча, но, в то же время, навевала тревожные мысли. В последнюю их встречу, когда они покидали Александровскую слободу под поровом ночи, Монгол оставался, чтобы быть "глазами и ушами", и то, что он был здесь, свидетельствовало о том, что ему было, что рассказать об увиденном и услышанном.
– Братья твои в порядке? – спросил Роман.
– Да, они в безопасности, – ответил Монгол. Пламя от костра разгорелось от подброшенных братом Иннокентием сухих веток и испустило приятный древесно-яблочный аромат.
Чтобы не будоражить народ, ещё не отошедший от столь яркого появления гостя, принято было решение отложить разговор до ночи, когда обитатели пристанища будут спать.
В свете костра причудливые тени ползли по лицам, собравшимся вокруг, и тревожное предчувствие чего-то грядущего отражалось на каждом из них.
– Когда вы ушли, какое-то время всё было спокойно. На рассвете пошёл снег, и все попрятались, а потом ближе к обеду раздался крик, да такой, что у самых смелых воинов кровь застыла в жилах. Все постройки ходуном заходили. Лошади, сбежавшие из разваливающихся конюшен, метались, как ненормальные. Люди высыпали на улицу, спасаясь от обрушенных крыш. Небо почернело, но тучи не были тучами. Они были, как дым, и живые, и я готов поклясться, что у них были глаза – красные, как кровь.
– Он был, – с уверенностью заявил брат Иннокентий. Яблоко, которое он пытался запечь, почернело у упало прямо в костёр. – Точно он. Теперь он так выглядит. Без души он не может в полной мере превращаться и существовать, как живое существо.
– А дальше чего было? – спросил Роман, нетерпеливо ёрзая на бревне.
– А чего дальше? Кончилось всё. Опричники в себя придти не успели, а постройки-то прямо на глазах собрались, и в целости и невредимости стояли, как и не было ничего. Если бы не лошади, бегающие туда-сюда, наверное, никто бы и подумал, что всё увиденное было реальным. Льва в тот день никто не видел. И на следующий день тоже. Ну и пошла молва. Ребята-то, как оказалось, на службе состояли не такие уж и тупые. Вспомнили они о том, как он появился среди них, как будто из ниоткуда, и речи его странные про колдовство, и выдумку его с избранным войском с белой лилией на груди и оружием странным, и про тебя, Саша, вспомнили, мол, зачем девка ему понадобилась, да ещё из чаровниц, и вообще, что за чертовщина произошла. Кто-то сразу сказал, что валить надо. Кто-то же сказал, что выяснить всё надо, да гнать того Льва куда подальше. К ночи второго дня после того случая, часть людей успела уйти, но на рассвете… На рассвете было пекло. Лев вместе с самыми верными своими приближёнными вышел к людям, дабы внести ясность. Вышли к нему старшины, мол, не желаем мы ничего слушать, убирайся по-хорошему, либо мы силу применим. Тогда-то он и кончил изображать из себя святошу, да и показал им, какой силой владеет. Как только первая кровь пролилась, я понял, что это только начало, и мы с братьями покинули крепость. – В голосе молодого стрельца послышалась горечь.
– И правильно сделали, – заметил брат Иннокентий. – Останьтесь вы там, кому бы вы смогли помочь? И какой ценой?
– Так-то оно так, – протянул Монгол и со злостью плюнул на землю. – Но я не могу не думать о том, какая участь постигла тех, кто осмелился ему противостоять, ведь они всего лишь люди. Что они могут против него?
– Всех он убить не мог, – задумчиво сказал Роман. – Раз уж он, не смотря на своё могущество, создал орден, значит, они ему нужны. Вопрос лишь в том – зачем?
– Армия – она всегда армия, – ответил монах. – Вот сколько их там оставалось? – спросил он у Монгола.
– Не знаю. Может, сотня-другая. Большая часть опричников ушла с царём назад в Москву. А сколько среди них было белолилейников, сказать невозможно. Под зимней одеждой нашивки не видно.
– Видно, не видно, но даже сотня для нас много, – вставил Тимофей.
– Согласна, – подключилась Саша. – Если он захочет, то сможет призвать к себе на службу ещё столько же. Я так понимаю, что молва пределы крепости не покинула, а значит, о нём никто не знает.
Роману не понравилась её интонация, да и вдруг возникшая заинтересованность тоже. Не то, чтобы она вообще не интересовалась военным делом, но для неё, как для двоедушницы, белолилейники не представляли угрозы, она была слишком сильна. Они и сами её поймали только потому, что она сама того хотела и поддалась.
– Призвать-то он может, но что он скажет? Идите туда, приведите того? – размышлял Димитрий.
– А ничего не скажет, – ответил ему Тимофей. – Он просто подчинит их чарами своей воле, и будут они неприкаянные ходить, да только и выполнять его приказы и больше ничего.
– Думаете, он может придти сюда? – не без тревоги спросил Афоня у брата Иннокентия.
– Если мог бы, то уже пришёл, – ответила Саша вместо монаха.
– Без души попасть сюда он не может, – подтвердил он, заметив вопросительные взгляды. – Думаю, что он даже не знает, где мы находимся.
– Как же не знает? Он ведь нас сюда отправил! – не согласился Роман.
– А вот это как раз интересно, – оживился брат Иннокентий, доставая откуда-то из-под одежды тонкий трёхгранный клинок с деревянной рукоятью с камнем на конце. – Этот кинжал был при Саше, когда она впервые сюда попала. У вас ведь тоже есть такие? – Роман кивнул. – Мизерикорд, более известный как кинжал милосердия. Найлучший выбор оружия для профессиональных убийц, в которх нет ни капли милосердия.
– Помниться мне, Лев говорил, что его лезвие отлито из меди, а рукоять вручную вырезана из берёзы, а камень… – Роман свёл брови, пытаясь вспомнить.
– Готов поспорить на свою исподнюю, что про камень он умолчал, – сказал монах, рассматривая рукоять кинжала.
– А что в нём такого особенного? – Димитрий с Афоней достали свои кинжалы и тщательным образом исследовали их.
Пламя костра зловеще отражалось в чёрном гладком камне размером с орех. Поверхность его переливалась и завораживала, особенно когда камень поворачивали в разные стороны. Глядя на него, невольно казалось, что он глядит в ответ.
