– 17 -
Время, идущее в пристанище не так, как за его пределами, тянулось. Работа же в нём кипела: по периметру садились древесные лозы, чьи отростки были крепче стали; устилались пучками белого вереска, полыни, стальника и астр крыши построек; накладывались чары на яблони.
Относительная атмосфера спокойствия царила в пристанище, пока светило солнце и работа помогала отвлекаться от дурных мыслей. Но едва опускались сумерки, в воздухе начинало витать тревожное возбуждение.
Дети кучились возле взрослых, забыв про игры и веселье, вопросительно заглядывая в глаза и пытаясь понять, что же происходило.
Ночами Саша приходила к фонтану и доставала из воды трёхгранный клинок с чёрным камнем на рукояти. Долго вращая его в руках, она так и не решалась заглянуть в будущее, боясь того, что она могла увидеть.
Иногда ей казалось, что путь она избрала неверный, что проще простого было взять да утопиться, и дело с концом. Но тут же она понимала, что поступок этот был скорее эгоистичный и спасти никого не мог, и в её следующей жизни всё повториться вновь, и кто знает, будет ли она тогда достаточно сильна, чтобы хотя бы допустить мысль покончить с орденом и его лидером раз и навсегда, или же эта история будет повторяться снова и снова, пока она не сдаться, или проиграет, или же победит.
– Вам дано видеть будущее? – Саша чистила яблоки, пока брат Иннокентий энергично месил тесто. Сегодня он был в ударе: очаг не остывал ни на минуту, выпекая пироги в бессчетном количестве. Он как будто пытался установить личный рекорд, и даже другие его братья не осмелились позариться на его очаг и пошли готовить обед в другом месте.
– Эх, Сашенька, – усмехнулся он. – Что есть будущее? В наших ли руках оно или предопределено, как у цветка, который расцветает каждую весну?
– Может, и не каждую, – поспорила она. – Погода разной бывает. Придёт тепло, а потом заморозок ударит, и зачахнет ваш цветочек.
– И о чём это говорит?
– Что жизнь паскудная сука?
– Не без этого, – согласился он с видом человека, давно привыкшего принимать всё, как есть. – Но так же это говорит о том, что даже если будущее предопределено, в любой момент всё может измениться и… – Монаха прервал шум с улицы. Они вышли во двор, прикрывая глаза от поднявшейся от десятков крыльев пыли.
Соколы пикировали на землю один за другим, вызывая радостные возгласы сбегавшихся обитателей пристанища. Со стороны фонтана из-за яблоневых деревьев выезжала конница с Романом во главе.
Саша искоса посмотрела на брата Иннокентия. Хитёр был лис. Ох, хитёр. Ведь знал же, что они приедут, оттого и пёк столько пирогов, гостям на радость.
Брат Иннокентий улыбнулся ей в ответ. В газах его плясали лукавые искорки.
– Беги уже к нему, беги. Не заставляй молодца ждать.
Роман спрыгнул с лошади и, на бегу поймав Сашу, поднял на руки и закружил под озорной свист конницы.
– Далеко ехать не пришлось, – рассказывал Роман, когда все новоприбывшие получили свою порцию обеда и расселись прямо на траве вместе с постоянными обитателями пристанища. – Старшина, – Роман указал на крепкого седобородого воеводу, который широко улыбнулся, показав часть отсутствующих зубов, – мудростью народной наделён, и как вывел своих людей, сразу в Углич помчал к Мудрой женщине за советом. А тут и мы подошли, хотя и не собирались туда. Хорошо, что с нами Тимофей был, а так бы долго мы ветра в поле искали. А как из Бабьей Выгороды назад собрались ехать, на соколов наткнулись. Ну и всем скопом уже и пошли.
– Таким образом, – подытожил Монгол, – мы имеем полторы сотни бывших белолилейников, сотню сапсанов. Двоедушники из других пристанищ должны прибыть сегодня ближе к ночи. Так что что-то вырисовывается.
Что-то действительно вырисовывалось. По предварительным подсчётам только двоедушников должно было прибыть около четырёх сотен. Бывшие белолилейники, сапсаны, местные двоедушники – это уже была сила, с которой нельзя было не считаться. Добавить к этому эффект неожиданности и можно было смело считать, что они победили.
Саша настолько отчётливо это видела, что уже обдумывала, где бы они с Романом могли построить их избу: в месте тихом и красивом, на берегу реки или озера, чтобы детишки могли ловить рыбу, чтобы лес был рядом или роща берёзовая, где можно было бы ягоды собирать да травы с кореньями.
– Может, на юг? Надоел холод. – Роман мечтательно закрыл глаза, вдыхая аромат её волос. – Ты ведь никогда не видела моря. И я тоже.
– А, может, на север? Снег, медведи, собаки, запряженные в сани. – Саша облокотилась на Романа, привалившегося к стволу яблони. – Чуть не забыла! – подпрыгнула она. – Чтобы школа была недалеко. Не хочу, чтобы наши дети были такими же неграмотными, как мы.
– Обязательно школа будет недалеко, – согласился он.
К вечеру, как и говорил Монгол, стали появляться двоедушники из других пристанищ. Небольшими группами они проходили сквозь фонтан или просто появлялись у яблоневого сада. Кошки, объединившиеся в прайды, волки, собравшиеся в стаи, быки, жившие стадами – они вызывали восхищённые крики бывших белолилейников, охотно и без предубеждения принятых в ряды друзей и союзников.
Глядя на них, в Саше крепла вера в то, что для них всё же было место в этом мире и среди обычных людей. И когда всё это закончится, каждый его найдёт.
Брат Иннокентий озабоченно бегал по пристанищу, всё время чертыхаясь. Народа было не сосчитать и, всех было необходимо где-то разместить.
– Ну, где мне взять? Где взять столько места? – пыхтел он.
Хорошо, что в пристанище была вечное лето, и небрезгливые гости, привыкшие спать и в худших местах, расположились прямо на траве под звёздным небом.
Роману же искать ночлег не приходилось. В крошечной комнате Саши на мягкой соломе, застеленной свежей периной для него всегда было место.
По утру были высланы соколы-разведчики. Прислушавшись к совету брата Иннокентия, Саша не стала заглядывать в обсидиан, чтобы не рисковать быть замеченной с той стороны, поэтому выяснение местоположения ордена было возложено именно на них.
Она думала, что орден всё ещё находиться на территории Александровской слободы, но Монгол заверил её, что пролетал над ним неоднократно, и никаких следов белолилейников им обнаружено не было.
Тогда они предположили, что Лев перевёл своих слуг в Москву, где за Неглинной, на расстоянии ружейного выстрела от Кремля был выстроен особый опричный двор, за мощными шестиметровыми каменными стенами которого всего за полгода вырос настоящий замок, охраняемый несколькими сотнями человек, но вернувшиеся разведчики развеяли и это предположение.
– Далеко от Кремля. Там, где пустырь стоит крепость. Ранее не было её, – доложил совсем юный сапсан.
– Стало быть, новое гнёздышко себе свил, – заметил Монгол, – и псов своих туда загнал.
