Меня до глубины души поразило то, что он пронёс свою чистую любовь ко мне через столетия не смотря ни на что, смирился с тем, что я стала женой другого, спустил мне все мои дурацкие выходки и наезды на него и, что самое главное, всё так же непоколебимо был готов стоять со мной плечом к плечу, идти в огонь и воду, сражаться за меня и умирать вновь и вновь.
Мне было больно от этого и очень грустно, потому что я, как и Костя, прекрасно понимала, что он был обречён, и ни какие мои слова или действия не могли повлиять на его вот такую вот любовь, и это меня убивало.
– Твоя жизнь не является тождеством его смерти, – пытался достучаться до моего здравого рассудка Игорь, что, кстати, нереально раздражало.
Я крутилась на кухне, как юла. Сегодня был важный вечер, так как на ужин к нам должны были придти все наши друзья, чего, должна сказать, давненько не происходило, так как не каждый день Игорю приходило в голову отметить два месяца со дня нашей свадьбы.
– Режь, пожалуйста, помельче, – попросила я, придирчиво проверяя каждую порезанную им редиску. Мне очень хотелось, чтобы сегодня всё было идеально. Я ради этого даже надела красивое белое платье, а чтобы его не запачкать сверху нацепила фартук.
Нервничая по поводу и без, я придиралась ко всему и всем. Даже Федя и его веник попали под мою горячую раздачу. Не знаю, может, дело было в полнолунии, которое, как точно подметил Игорь, странным образом действовало на меня, а может быть в том, что вознесение замедлило свой ход, заставляя меня думать, что следующий его всплеск будет ещё более неожиданным и болезненным.
– Нина, это всего лишь салат, – ответил Игорь, – а не художественная резьба по дереву!
– Игорь! Не спорь со мной, пожалуйста, сегодня! – Вырвав у него из рук нож, я стала сама нарезать овощи. – Достань лучше скатерть. – Игорь вздёрнул бровями, вполне возможно сомневаясь в правильности брака с такой, мягко говоря, чудной девушкой, как я, и вышел из кухни, застёгивая рукава идеально сидящей на нём голубой рубашки. – Игорь, серую скатерть! – крикнула я ему в след.
Вообще, конечно, собрать всех у нас было отличной идеей, хотя и весьма утомительным процессом. В вопросе приготовления еды я была на сто процентов солидарна с Екатериной Павловной, использовать для этого магию было недостойно и непозволительно.
Аня помогала мне, как только могла, подавая то одно, то другое. Рита же была не допущена даже к пустой посуде в целях её (посуды, конечно же) целости и сохранности, но зато была удостоена чести составить Игорю кампанию и съездить за тортом.
Когда начало смеркаться и задний дворик нашего дома засиял гирляндами, народ постепенно стал подтягиваться: Екатерина Павловна с сестрой, Толик с моим бывшим соседом Сашей, близняшки Юля и Оля, Рыжик, Костя с Антоном, Алексеем и Андреем, прайд полным составом во главе с Фаиной – все с цветами, какими-то мелочами нам в подарок и, конечно же, с улыбками на лицах, разгоняющими моё дурное настроение.
Звон бокалов, поднятых за нас с Игорем, заполнял всё пространство, а еда испарялась в перерывах между тостами и поздравлениями. Складывалось впечатление, что мы отмечали не два месяца, а двадцать лет совместной жизни.
Несмотря ни на события прошлого, ни события грядущего, атмосфера была лёгкой и волшебной. Наверное, так и следовало воспринимать жизнь – сегодня хорошо, а завтра будет завтра. Когда-то я тоже так могла, хотя это и было очень давно.
Но всё же я радовалась, наслаждаясь близостью Игоря, как никогда ранее чувствуя свою частичку в нём, и наше единство в целом; наслаждалась его лучезарным взглядом разноцветных глаз, тёплой руке, сжимающей мою; наслаждалась аурой влюблённости, окружающей Риту и Сашу; чистым смехом близняшек и Рыжика, Ани и Веры и слегка грубоватым, но искренним флиртом Толика по отношению к Фаине.
И хотя я и чувствовала всем сердцем печаль, глядя на смеющегося Костю, мне как-то становилось спокойнее, словно мир со всеми проблемами и заботами остановился в этом конкретном счастливом вечере, словно осколки прошлого взяли выходной, чтобы не беспокоить меня до самого утра. Разве что кроме одного.
– Игорь, сделай кое-что для меня, – попросила я тихо, чтобы никто не слышал.
– Всё, чего пожелаешь, – ласково ответил он, целуя мою ладонь. Чтобы не привлекать внимания, мы тихо вышли из-за стола и перенеслись туда, где царило безмолвие.
Кладбище было не очень старым и совсем мне не нравилось. Оно напоминало поле – без единого деревца или кустика, лишь кресты и надгробия, охраняемые нестихающим ветром. Здесь не чувствовалось умиротворения, и в ветре мне слышался тысячный вой беспокойных душ.
Могила Макса уже просела. Газонная трава, аккуратно посаженная его родителями, равномерно проростала в пределах бордюра, а в красивой амфоре возле памятника стояли искусственные цветы. Да уж, долго же я набиралась сил и смелости навестить его!
Я долго не могла отвести взгляда от его фотографии, весело смеющейся на чёрной плите памятника. Кажется, это фото было сделано для школьного выпускного альбома, но я не была уверена. Тогда мы ещё не были знакомы, а рассказывать о той своей жизни Макс не любил. "Она была не настоящей!" говорил он, шутя.
Думаю, что вся его жизнь, вся его сущность была вложена в его спортивный Сузуки, только это было важным и настоящим для него. Забавно, когда-то я тоже в это верила.
Запретив себе плакать, я просто стояла, прижимаясь к Игорю. Представляя, каким бы мог стать Макс лет через десять, я вслушивалась в песню ветра отдалённым рёвом двигателя спортивного Сузуки, отвечающего мне.
Глава 11. Бархатный зной
"Слишком холодно, слишком темно, я… Я так устала бежать! Мне никогда не выбраться из этого леса!" – в отчаянии думала я. Споткнувшись о корень сухого дерева, я упала. За последний час это произошло уже в третий раз. "Мне нужно встать! Нужно идти вперёд!"
Я поднялась на ноги, вытерев грязной рукой выступившие слёзы. Правое колено опухло, и я не прошла и двух шагов, как снова оказалась на земле. Замотавшись в покрытую засохшей грязью накидку, я заползла в неглубокую яму с сухими лестьями под тремя близко растущими сухими елями.
Вращая в руках вырезаную из дерева фигурку кошки, я думала о доме: о шершавых маминых руках, заплетающих мне косу перед сном, о настойчивых просьбах моего брата рассказать ещё одну историю перед сном, о грубой одежде отца, которую я спешила зашить. "Я вернусь к вам обязательно! Вернусь!".
Облокотившись на ствол ели, я встала на ноги. Если пойти сейчас, то к рассвету я, возможно, доберусь до монастыря. Вот только с таким коленом я до рассвета не доберусь даже до соседнего дерева, а днём идти было рискованно даже через лес. Ночь была моим единственным преимуществом, и я должна была его использовать.
Вдоль позвоночника пробежала приятная дрожь, и вспышка бледно-зелёного света завершила моё превращение. Я встряхнула головой, принюхиваясь к холодному воздуху, и двинулась на восток.
