Лицо Игоря снова изменилось, и на него легла непроницаемая маска, которую он так часто носил еще до того, как мы начали встречаться.
– Скажи мне, Нина, – обжигая меня холодным взглядом и не менее холодным голосом, произнес он, – почему ты ему поверила? – Я не ответила, борясь с подступающими слезами. – Потому что он сказал про Костю? Да? – Я подняла на него глаза, в которых он и прочитал ответ. – Да, – криво усмехнулся он. – Из-за Кости. – Он уперся рукой в стол, как будто боялся упасть. – Костя… Знаешь, ты снова зовешь его по ночам, – с грустью заметил он. – И я просто не могу понять, почему слово мертвеца так много значит для тебя, а мое слово пустозвон. Я же здесь! – Он схватился за скатерть и силой потянул ее. Посуда со звоном попадала на пол. – Я здесь! – повторил он, сорвавшись на крик. – Я живой!
Я отступила еще на несколько шагов, чтобы избежать осколков.
– Кстати, можешь радоваться, – злобно прошипел он, кинув мне в ноги пузырек, который разбился, забразгав мои туфли чем-то красным. – Твой брат двоедушник. И просто, чтобы ты знала, чувства у него к тебе совсем не братские. Он весь вечер только и фантазировал о тебе.
От вида крови, растекающейся у меня возле ног, меня затошнило. Перед глазами заплясали пятна. Я уже ничего не чувствовала кроме желания покинуть его дом как можно скорее.
Глава 18. Сестрица Сашенька и братец Мишенька
Не зная, куда податься, я просто переместилась в конец нашего… то есть его района. Каблуки проваливалисьв сугробы. Падающий снег обжигал кожу, ведь я даже не надела ничего сверху.
Дойдя до ближайшего дерева, я облокотилась на него, снова чувствуя подступающие слезы. Как же так вышло?
– Саша? – Голос брата был мягким и проникновенным, как и запах яблок, который я почувствовала, уткнувшись в его грудь. – Тише, тише! – Он успокаивающе погладил меня по взмокшим от снега волосам. – Вот ублюдок же! – Прорычал он, крепче прижимая меня к себе.
Я не знала, куда он нас переместил, да и мне было все равно. Главное, что там было тепло, и я была далеко от Игоря и его дома.
– Хорошо, что я не ушел, – сказал он, усаживая меня на диван. Он промокнул мое заплаканое лицо полотенцем и немного прошелся по плечам и волосам. – Как чувствовал, что должен остаться и подождать.
Сил плакать уже не было. Да и не особо от этого легче становилось.
– Ты вся холодная, – произнес он, растирая мои руки. – Давай я тебе чая горячего принесу?
– А что-нибудь по крепче есть? – в нос спросила я, с горечью подумав, что вот я и дожилась, что выпить хочется.
– Сейчас поищем, – улыбнулся брат. Честное слово, когда он так улыбался, младшенькой чувствовала себя я, хотя все должно было быть наоборот.
– Спасибо, – сказала я, взяв стакан с коричневатой жидкостью. – Ты лучший. – Я погладила его по колючей щеке.
– Тебе лучше? – Я сделала несколько глотков обжигающего горло алкоголя. Гадость редкая, но тело согревало хорошо. Жаль, что ледянящую пустоту внутри он не мог не растопить, не заполнить.
– Не понимаю, что произошло, – хрипло произнесла я, откинув голову на спинку дивана. – Мы же были одним целым.
– Были, – выдохнул брат, присевший рядом, – но искусственно. Возможно, во времена ордена вы и были едиными, но что вас единило потом? Дети, которые вам даже не родные? – Я закрыла глаза, сделав еще несколько глотков. – Вообще, если тебе интересно мое мнение, он тебе совсем не подходил. – Я улыбнулась, потирая пульсирующие виски. Вот это по-братски. – Костя был намного лучше. По крайней мере, он всегда пытался тебя спасти, а не убить, как этот пижон.
Стакан в моей руке дрогнул. Пульсирующая в висках кровь застыла. Сердце, пропустившее несколько ударов, с силой начало наверстывать пропущенное.
Я не говорила ему этого. Пересказывая прямо сказочную историю нашей любви с Игорем, я ни разу не упомянула, что когда-то мы с ним враждовали. И Костя никогда бы об этом не рассказал. Никому. Тогда, откуда он это знал?
Боясь открыть глаза, чтобы не выдать себя, я судорожно соображала, что делать. Я даже не знала, где я, и, что хуже всего, я даже не знала с кем я.
– Ну, и где я прокололся? – Голос Славы, прежде мягкий и заботливый, принял острый оттенок.
– Ты… – Внезапно накатила сонливость. Язык слабо ворочался во рту, как и мысли в голове.
– Что, сестрица, в сон потянуло? – насмешливо спросил он, наклонившись ко мне совсем близко. Сквозь запах яблок проступил иной – запах ладана.
Слабо повернув голову, я с ненавистью посмотрела на него. Он был так близко, что, если бы я могла, то вцепилась бы ему в глотку, и без сожаления перегрызла бы ее.
– Ты падло… – прошипела я, не без усилий удерживая глаза открытыми.
Слава рассмеялся и, вытащив из моей влажной ладони почти пустой стакан, поднес его к глазам и поболтал. На дне вихрем поднялся осадок.
– Сон-трава, – задумчиво произнес он. – На тебя она никогда не действовала, как и вообще на двоедушников. Но я сделал маленькое открытие: смешанная с алкоголем, причем, любым, она вставляет не по-детски. А ты, моя дорогая сестрица, – он игриво посмотрел мне в полуоткрытые глаза, – сегодня выпила его предостаточно. Спи, спи, сестрица, – сладко выдохнул он, прижимаясь к моей шее. Голос еще отдалялся. – Спи. Баю-бай. – Неимоверно тяжелые веки мне больше не подчинялись, и я отключилась.
Выныривать из темноты сна было неприятно. Сон-трава, или, как еще ее называли, ветреница, в действительности имела очень слабо выраженное действие, но вместе с алкоголем реально вырубала намертво, одаривая после пробуждения адской мигренью.
Во рту пересохло, и я даже не могла сплюнуть накопившуюся за время сна горечь и привкус тухлых яиц. Глаза немного резало от ярких вспышек костра, горевшего напротив того места, где я сидела.
Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, я скривилась от пульсирующей боли в висках. Вот же паскуда!
Сделав несколько глубоких вдохов, я огляделась. Похоже, что я находилась в какой-то пещере. По ногам тянуло холодом, и где-то за стенами пронзительно завывал ветер.
Запястья холодили толстые цепи, хотя они и были горячими, как будто их только что вытащили из огня. Они тянулись от моих рук до стены, в которую были вбиты, а стул, на котором я сидела, был вбит в землю.
– Проснулась, сестрица? – раздался голос. Плямя костра взвилось вверх и плавно осев, открыло вид на гнездо, свитое в углублении стены напротив меня. – Я уж думал, что перестарался.
Слава, или кем бы он не был, сидевший в гнезде на корточках, поднялся. Черная одежда туго обтягивала его мускулистые ноги и торс с широкими, как у гимнаста или пловца, бугристыми плечами. Языки пламени играли на его черных, как смоль волосах, глаза черными угольками пронзали меня, а лицо, один взгляд на которое заставило мою кровь застыть в жилах, просто не могло принадлежать ему, не могло быть точной копией Витольда – лидера ордена Белой лилии.
