За все эти дни мне так толком и не удалось поспать. В доме витали невысказанные надежды и слова, и каждый раз, когда ко мне кто-то из домашних обращался, я вздрагивала, опасаясь вопросов, на которые мне бы пришлось что-то ответить, то есть соврать, но брат молчал, девочки погрузились в домашние задания, а родители Игоря не воспринимали реальность иначе, чем сквозь призму простых, повседневных дел, и я все больше задумывалась о том, не поспособствовать ли мне их скорейшему отъезду.
Усиленно стараясь не клюнуть носом, я следила за воротами, запертыми на ночь, изредка приподнимая голову, чтобы проверить, не отключился ли мой хвостатый напарник.
Время перевалило за полночь. Фонари погасли, и аллея погрузилась в серую, дождливую мглу, которую не могло пробить даже свечение сумеречных обитателей кладбища.
Внезапно раздался скрежет. Я метнула быстрый взгляд на Марка, чьи глаза настороженно сверкали в сторону звука. Отлично. Значит, мне не показалось.
Осторожно выглянув из-за памятника, я пробежала глазами едва видимое ограждение, через которое перелазили три темные фигуры: две крупные и одна совсем тощая. Запахи от них шли разные – от жареных пирожков до дешевого лосьена после бритья.
Сверившись с бумажкой, на которой были записаны номера свежих могил, троица прошла мимо нас, уверенными шагами продвигаясь вглубь кладбища.
Огромный черный кот с серой подпалиной на груди бесшумно спрыгнул с ветки дерева на землю и, скрываемый темнотой, потрусил следом за ними.
Желания передвигаться на четырех лапах у меня не было, поэтому, всеми силами стараясь не убиться среди могил, что было бы на сто процентов из области "тупая смерть", я на своих двоих поспешила за ним.
У одного из участков с двумя свежими могилами троица остановилась. Тот, что был самым костлявым и, видимо, главным, еще раз сверился с бумажкой и, проморботав что-то двоим сопровождавшим, которые без вопросов отошли в стороны, освобождая ему место, одним махом вскрыл обе.
Сладковатый запах смерти ударил в нос, и я даже порадовалась, что за целый день почти ничего не ела. Честное слова, от него струганул бы самый бывалый мент и даже патологоанатом.
Костлявый спрыгнул в яму, но быстро вылез обратно: клиент оказался неподходящим. Во второй яме он провел намного больше времени и обратно вылез не один, а в компании некой юной особы.
Сумеречные тени, кружившие на соседних участках, зашипели, энергично вращая кольцами светящейся энергии, давая понять, что происходящее им не по нраву, но костлявый не обратил на них внимания, как и его спутники.
Елейным голоском он что-то заливал девушке. Слов я разобрать не могла, но магические волны, расходившиеся от них, я почувствовала даже на расстоянии. Сильная то была магия, не из той, что используется повседневно. Ее специфичный вкус так и катался во рту.
Девушка, прежде стоявшая, как дерево, затряслась и яркая вспышка в небе, которую можно было принять за звезду, со скоростью кометы полетела к ней.
Костлявый, быстро достав небольшой сосуд с узким горлышком, ловко, но аккуратно поймал ее им и плотно закрыл сосуд пробкой. Спрятав сосуд, он взял все еще трясущуюся девушку за руку и, прежде чем уйти, поправил ее могилу, а вот вторую оставил, что-то буркнув своим сопровождавшим.
Я уже хотела идти за ними, уж больно интересную вещь он проделал, но то, что далее начало происходить с оставленной разрытой могилой, прирастило мои ноги к земле, дыбом подняв волосы не только на затылке, а и по всему телу.
Двое оставшихся спустились в яму и, вытащив труп, как самые настоящие жуки-мертвоеды, то бишь могильщики, принялись с отвратительными плямкающими звуками пожирать его.
Могу поклясться, что я слышала каждое причмокивание, каждый укус, каждой сглатывание, каждый щелчок зубами этих омерзительных тварей.
Желудок взбунтовался и, несмотря на то, что в нем ничего не было, скрутился таким болезненным спазмом, что если бы не Марк, вовремя закрывший мне рот рукой, я бы, наверное, закричала.
Кладбище исчезло и, вместо запаха сырой земли, запахло домом. Добежав до унитаза, я высказала ему все желчные думы и, умыв лицо холодной водой, вернулась к Марку, сидевшему в любимом кресле Игоря возле окна нашей спальни.
– С тобой все хорошо? – окидывая меня подозрительным взглядом, спросил он.
– Нет, не все, – рыкнула я, промокая мокрое лицо полотенцем. – Зачем ты увел меня? Нам надо было идти за тем тощим, а из-за тебя мы его упустили. И что теперь прикажешь делать? Снова ночами на кладбище торчать?
– Он переместился, – сухо ответил Марк. – Даже при всем желании мы не смогли бы пойти за ним, не зная конечную точку.
– Можно было послать за ним…
– Что, Нина? – перебил он. – Твою рвоту?
– Пошел ты! – выплюнула я.
Хотя, умом я все же понимала, что была сама виновата в том, что мы упустили тощего с девушкой. Будь я чуть сообразительней, не тратила бы время на пиршество каких-то тварей, а предприняла бы что-то, чтобы не потерять из вида единственную ниточку, которая могла привести меня к Игорю. Ну, то есть не единственную, конечно. Тут я немного утрировала, но самую простую и верную точно.
– А ты мне ничего сказать не хочешь? – Марк приподнял одну бровь, спустив на тормозах мою грубость.
– Я бы хотела остаться одна, – выдержав его взгляд, ответила я. Запал закончился и меня как обычно начал подгрызать стыд за неблагодарное отношение к одному из немногих близких друзей, помогавших мне в трудные минуты и не просивших ничего взамен. – Пожалуйста, – добавила я.
Марк долго высматривал что-то, но больше ничего не спросил и молча исчез из комнаты.
Я устало опустилась на кровать и закрыла лицо руками, прислушиваясь к звукам в доме. В комнате за стеной спали девочки, а в комнате напротив спал брат. Родители Игоря занимали гостевую в конце коридора. На кухне постукивала посуда. По ходу, я и Федя были единственными не спавшими на весь дом.
Дом… Он был таким большим, заполненным мебелью, вещами, людьми, но для меня он был как поле после сбора урожая: уставшим и опустошенным.
Первые два дня после смерти Игоря мне не верилось, что настал конец. Что-то в моем сознании уверенно твердило, что он просто уехал куда-то, ушел в магазин, на работу или еще куда-нибудь. И только в день похорон, я поняла, что обманывала себя, но, даже понимая это, все равно продолжала обманывать и отрицать очевидное.
Наблюдая за родителями Игоря, я приходила к выводу, что они все увереннее склонялись именно к такому сценарию. А что? С ним они давно не жили и, возможно, для них действительно было проще внушить себе, что он где-то там – живет своей жизнью с женой и детьми, работает, строит планы, а не звонит им, потому что времени нет. Ну, а могила… Так это всего лишь могила. Фиг ее знает, зачем она вообще нужна.
Я же так не могла. Только не сейчас, когда я знала, что он не мертв и шанс на его полный возврат есть. И шанс реальный.
