Выпустив меня из объятий, Кэролин вздыхает:
– Мне очень жаль, Ава. Тай лежит в постели…
– Опять похмелье? – фыркаю я. – Сегодня?
– Нет, – снова вздыхает Кэролин. – У него жар. Тай не спал всю ночь… бедный…
Судя по темным кругам под глазами Кэролин, дядя Тай не единственный, кому не удалось поспать. И я чувствую себя дрянью, потому что предположила худшее.
– Я хочу взять отгул – останусь дома, чтобы позаботиться о нем. Тай выглядит жутко.
– Что ж… Ладно…
– Думаю, будет лучше, если мы поедем на кладбище во второй половине дня, когда ты вернешься из школы. Надеюсь, Таю к тому времени полегчает. Что скажешь?
Не лучшая идея. Я хотела побывать на кладбище до школы, чтобы не терзаться весь день страхом. Но я не собираюсь топать ногами и требовать, чтобы Кэролин пошла и вытащила дядю Тая из постели.
– Конечно. Так и сделаем, – говорю я, и Кэролин благодарно улыбается. – Кстати… Я хотела надеть сегодня мамину подвеску-яблочко, но в шкатулке с украшениями ее не нашла. Может быть, она в сейфе?
– Нет, не думаю… если только ты ее туда не убирала…
– Я ее туда не убирала. – К горлу подступает тошнота. – Ты можешь… ты могла бы проверить? Пожалуйста!
Сейф находится в их комнате. И с моей стороны было бы некрасиво врываться туда и проверять самой.
Кэролин поднимается по лестнице. И уже через минуту возвращается с тревогой на лице.
– В сейфе ее нет, и Тай ее не видел. А ты не могла упаковать ее куда-нибудь еще перед переездом?
Я мотаю головой, во рту пересыхает. Я хранила подвеску в своей шкатулке, но мне и в голову не пришло проверить ее перед переездом. Я надеваю ее только на важные мероприятия.
– Помочь тебе поискать? – предлагает Кэролин.
– Нет, не заморачивайся. Я поищу сама, когда приду из школы.
* * *
Остановившись по дороге в школу у перекрестка возле бензоколонки, я замечаю на стоянке роскошный «Порше» Доминика Миллера.
Снег только начался – жирные, ленивые снежинки не спешат поддаваться гравитации. Похоже, снега нанесет с пару дюймов, но сильной пурги не предвидится. И слава богу! Я так рада, что весна приближается. (Знаю, знаю, я жду не дождусь, когда от меня отлипнет ярлык девушки-гота.) И скоро мне не придется думать ни о наледи на дорогах, ни о зимних ботах, ни о потрескавшихся губах.
Я подруливаю к колонке, размышляя над тем взглядом, которым накануне проводил меня из поместья Доминик. Он смотрел так, словно я его сильно обидела, даже оскорбила своей просьбой не касаться Тёрнов в эпизоде о Мертвоглазой Сейди. Неужели он настолько эгоцентричен, что не в состоянии представить себе, что чувствует другой человек, когда историю его семьи мусолят в социальных сетях? Может, мне следует объяснить ему это?
В тот момент, когда я включаю поворотник, из минимаркета выплывает Фрейя Миллер. Она пересекает парковку и садится на водительское сиденье, даже не покосившись в мою сторону. А затем с визгом трогается с места и уносится так, словно куда-то опаздывает. Но, подъехав к школе, я не вижу на стоянке «Порше». Впрочем, еще слишком рано. Должно быть, Фрейе с Домиником нужно было заехать куда-то до уроков.
Художественная студия еще заперта, школьные коридоры пустынны и откликаются на каждый шаг эхом. В библиотеке я нахожу укромный уголок, где могу провести оставшийся до занятий час в работе над своим комиксом.
Я уже поняла: в следующей панели «Почти мертвых» я должна объяснить, что делает девушка в башне. Но пока что я не придумала подходящего сюжета. И в самом деле, что может делать в башне девушка? Может, она томится там в неволе? А может, она что-то вроде кладбищенской смотрительницы? Единственное, что мне категорически не хочется менять, – это первая сцена. Где она смотрит из окна башни на могилы с покосившимися надгробиями вокруг.
Я рисую девушку в окне башни крупным планом. Вот только лица ее ясно не представляю. Нос и рот вроде бы получились. Но какими глазами ее наделить? Так и не придумав, я на время оставляю ее глазницы пустыми.
– Так и думал, что застану тебя здесь с альбомом.
Я поднимаю глаза. На меня хмуро смотрит Доминик Миллер. Как и всегда, он невозможно красив – даже с взъерошенными волосами и небольшой щетиной на своем точеном, словно высеченном из мрамора подбородке.
Он стоит довольно близко – я вынуждена вдыхать его запах. От Доминика веет дорогим одеколоном. Запах слабый, но достаточный для того, чтобы соблазнить доверчивых жертв наклониться к нему поближе. Почему ему никто не скажет, что восемнадцатилетним парням пристало пахнуть потом и поп-тартами?
Бездонные зеленые глаза Доминика (более темные, чем у Фрейи) упираются в мой альбом. Фыркнув, я кладу на него карандаш и выгибаю дугой бровь:
– Что? Твоя семейка приватизировала и школьную библиотеку?
Доминик на секунду зажмуривается. Словно молит дать ему силы.
– Я хотел с тобой поговорить… о том, что ты вчера сказала. Мне кажется, ты недопоняла, что мы делали.
– То есть вы не снимали эпизод о Мертвоглазой Сейди?
– Снимали…
– И ты не штудировал историю усадьбы, которую построили мои предки, чтобы использовать ее в вашем фильме?
Доминик поджимает губы.
– Тогда нет, не думаю, что я чего-то недопоняла.
– Послушай, Ава. Я правда не понимаю, в чем проблема. Да, я хочу рассказать в фильме об истории поместья, но мы не собираемся перечислять твою родню поименно. Я вообще не думал кого-либо упоминать. Мне действительно интересно это место, потому что только там – у водопада – обычно появляется Сейди.
Пару секунд я обмозговываю услышанное. Нет! Мне все равно это не по душе.
– А зачем вам вообще снимать эпизод о Сейди? Разве мало других призраков, которых вы можете разоблачить в своем сериале?
– Но мне очень хочется снять серию о Мертвоглазой Сейди, – наклонившись ближе, словно делясь со мной секретом, говорит Доминик. – Все эти истории о ее блуждании у водопада в поисках пропавших глаз… Она реально интересный персонаж… А кроме того, мы уже сняли пару сцен для этого эпизода. Да, одну из них ты вчера вечером видела.
Я ощетиниваюсь:
– А где еще вы проводили съемки?
– Только в саду. – В глазах Доминика вспыхивает понимание. – Если ты переживаешь за то, что мы заснимем твои… граффити, в той маленькой каменной будке в саду, расслабься. Я уже их закрасил.
– В павильоне, – тихо поправляю я Доминика. – Подожди… ты их закрасил?
– Конечно, – взмахивает рукой парень, словно отгоняет муху. Но, заметив на моем лице сомнение, продолжает: – Я видел, как ты кралась по саду в ту ночь, когда мы переехали, потом нашел банку с краской, которую ты оставила, и просек, что к чему. Впрочем, я и так не стал бы включать твои рисунки в видео. Думаешь, я захотел бы показать отцу, каким ты его изобразила? Осматривающим искореженную машину твоих родителей и смеющимся?
