– Я… нет. Я дотронулась до ее лица, потому что не была уверена…
Это ложь. Я сразу поняла, что Фрейя мертва, только это мне казалось невозможным.
– Потом прибежал Доминик.
– А ты можешь сказать, сколько времени прошло с того момента, как ты подъехала к дому с Домиником, до того момента, как ты нашла тело?
Я нахмуриваюсь еще сильнее:
– Не так много. Думаю, меньше пяти минут.
Офицер Корделл делает пометку в блокноте. Но что именно она в нем записывает, мне не видно. Может, решает проверить, не пробыла ли я в усадьбе достаточно долго, чтобы успеть убить Фрейю и выколоть ей глаза.
– Что было потом? – мягко спрашивает Холден.
– Доминик попытался ее оживить, начал делать искусственное дыхание. Но, по-моему, она была уже мертва.
Детектив постукивает концом ручки по подбородку:
– Почему ты так решила?
С языка чуть не слетает: «Она была слишком холодной, слишком бледной, а ее губы посерели под красными струйками».
Но вместо этого я говорю:
– Я была с родителями, когда они погибли. Я знаю, как выглядят мертвые.
Чья-то рука сжимает мою руку. Лицо дяди Тая все еще обращено к детективу. Жест выглядит успокаивающим, но, взглянув на его плотно сжатые губы, я инстинктивно понимаю: мне лучше заткнуться.
– Мистер и миссис Миллер уже вернулись в город? – спрашиваю я.
Меня уже не волнует, что они – Миллеры. Мне тревожно за Доминика. Не хочется, чтобы он оставался один. Если бы весь прошлый год рядом со мной не было дяди Тая и Кэролин, я бы совсем расклеилась. Или съехала с катушек. Я не пожелаю такого ни Доминику, ни кому другому.
– Должны приехать с минуты на минуту, – кивает детектив. – Ты их знаешь – мистера и миссис Миллер?
Я не нуждаюсь в еще одном пожимании руки, призывающем к осторожности.
– Не очень хорошо, – отвечаю я.
– Но ты ведь знаешь, что это они купили усадьбу…
Я пожимаю плечами: можно подумать, это объясняет все перипетии в общении наших семейств.
– Но ты знала Фрейю по школе, так?
– Мы вместе ходили в художественный класс.
– Однако подругами не были? – давит на меня детектив.
– Уже поздно, – внезапно заявляет грубоватым голосом дядя Тай. – Думаю, мне пора отвезти племянницу домой.
Но Холден не отстает.
– Всего один последний вопрос, если ты не возражаешь, Ава, – говорит он и, не дожидаясь ни моего кивка, ни согласия дяди, продолжает: – Как ты думаешь, кто-нибудь мог желать Фрейе плохого?
В груди встает тяжелый, холодный комок. Кто-нибудь, не считая меня?
– Не думаю, – выдавливаю я.
– А она ни с кем не ссорилась в последнее время? С подругой, бойфрендом?.. – взмахивает руками Холден, призывая меня дать им хоть какие-то зацепки.
Я уже готова ответить отрицательно, как вдруг вспоминаю тот вечер после нашего выселения из усадьбы и ненамеренно подслушанный разговор Фрейи с кем-то по телефону.
– Мне кажется… у нее был бойфренд. Я слышала, как она болтала с ним в воскресенье вечером по мобильнику. Я понятия не имею, поссорились они или нет. Но, по-моему, о том, что Фрейя с кем-то встречалась, никто не в курсе.
Боковым зрением я вижу, что офицер Корделл опять записывает что-то в блокноте. Но очередной вопрос задает снова Холден:
– Где ты находилась, когда подслушала ее разговор?
– В усадьбе. Точнее, на ее территории. Я… искала своего приятеля Форда.
Помолчав, детектив Холден спрашивает:
– Ты помнишь, в котором часу это было?
– Около половины девятого.
Я точно не помню, но из коттеджа я ушла сразу после ужина. Так что, думаю, не сильно ошибаюсь.
– Фрейя назначила тому парню свидание на сегодня.
– Ты расслышала его имя?
– Я уверен, что Ава бы назвала вам его, детектив, – устало произносит дядя Тай. – И вы уже задали ей больше одного вопроса.
Холден улыбается, но улыбка его деланная.
– Вы правы. Но, возможно, в процессе расследования у нас появятся новые вопросы к Аве. Вы не планируете никаких поездок из города в ближайшие несколько недель, мистер Тёрн?
– Нет, детектив, – мотает головой дядя. – Мы никуда не собираемся.
Из полицейского участка мы возвращаемся совсем поздно. Окна в коттедже черны. Как мертвые глаза… Дядя Тай уже готов вылезти из машины, когда я его останавливаю.
– Тебе не кажется, что смерть Фрейи как-то связана со смертью той девушки, которую на днях выбросило из воды на берег? – спрашиваю я.
– Не знаю. Думаю, что копы установят, есть ли там связь.
– Но та девушка утонула. Это был несчастный случай. А то, что случилось с Фрейей, несчастным случаем никак не назовешь. Выходит, эти случаи не связаны друг с другом, так?
Прежде чем ответить, дядя Тай медленно выдыхает через нос:
– Однако наводят на размышления…
– О чем?
– О том, что во всех этих историях о Мертвоглазой Сейди что-то есть. Быть может, она хочет вернуть себе глаза.
– Ты шутишь?
Я жду, что губы дяди Тая растянутся в ухмылке, хотя время для шуток неподходящее. Но он мне отвечает долгим взглядом, а потом пожимает плечами и отворачивается.
Дело не в том, что я только сейчас подумала об этой связи, – выколотые глаза трудно не заметить. Но дядя Тай не верит в Сейди. Мысленно я возвращаюсь в детство, когда он любил поддразнивать меня историями о ведьме-призраке, вышедшей на меня поохотиться. Мне и тогда было ясно, что он не считал Сейди реальной.
А так ли это? Что, если все его подколы на эту тему только прикрывали его страх? Но даже если во всем этом есть толика правды, я отлично помню: в тех историях, которые рассказывала мне мама, Сейди выступала только предостережением – следует быть осторожным, грядет опасность, что-то плохое. Собой угрозу Сейди никогда не представляла. И чем-то плохим не была. По крайней мере, я так полагала.
– Ты в порядке, детка? – спрашивает дядя Тай.
Я медленно киваю:
– А ты? Выглядишь неважно. Прости, что пришлось выдернуть тебя из постели, когда ты такой больной…
– Ерунда… А вот ты в порядке? Действительно в порядке? Я знаю, тебе не впервой видеть мертвые тела… Но именно поэтому ты можешь… Ну, не знаю… разнервничаться… зациклиться, что ли, на этом…
Сделав глубокий вдох, я медленно выпускаю воздух из легких – так, как советовала мне делать доктор Эренфельд.
– Я в полном порядке. Настолько, насколько могу быть при таких обстоятельствах. Если что-то изменится, я тебе скажу, дядя Тай.
