Нужно было торопиться, и все же Гефест подстраивался под мой шаг, чтобы я не отставала. Правда, мне все равно временами приходилось переходить на бег.
– Боюсь, моя мастерская вызовет у тебя тяжелые воспоминания, – заметил он, заметно погрустнев. – Ты должна понимать, что я, как и Верлен, просто выполняю свою работу. Однако это не значит, что она мне нравится и что я одобряю порученное мне задание.
Я захлопала глазами, выбитая из колеи этим невероятным признанием.
Разве можно заставить бога – и не абы какого, а самого Гефеста, первого сына Ориона, вторую по значимости фигуру в нашем мире, – делать что-то против его воли?
Как бы то ни было, мой спутник не ошибся: это мрачное подземелье пробуждало в моей памяти худшие, самые болезненные воспоминания, похороненные в недрах сознания. Я знала, бог ведет меня в то самое место, где в прошлом меня изменили, лишили части самой себя, превратив в изгоя, получеловека-полумашину, напрямую подчиненную императору, – во всяком случае, предполагалось, что так и будет.
– Что касается меня, то, боюсь, вы работали спустя рукава, – дерзко заявила я, чувствуя себя все увереннее. Вполне возможно, я совершала ошибку, говоря с богом столь откровенно, ну и ладно. Поживем – увидим. – Я никогда не испытывала мысленного давления и присутствия вашего отца. После того как меня сделали Залатанной, в моей голове часто появлялись бунтарские мысли, вот только скорая кара меня так и не постигла.
– Значит, Верлен ничего тебе не объяснил? – удивился Гефест, бросая на меня быстрый взгляд поверх плеча. – Ты стала моей первой маленькой победой. Именно тебе я подсоединил первые защитные протезы. Руны, которые я спрятал в их механизмах, оберегают твой разум от воздействия императора. Несомненно, именно они в сочетании с твоим даром и делают тебя такой особенной…
– Вы… Вы хотите сказать, что… – пролепетала я, с трудом осмысливая полученную информацию.
Так значит, вместе с постыдными механическими рукой и ногой, из-за которых люди отворачивались от меня, Гефест дал мне возможность свободно мыслить? То есть он тоже меня защитил, только очень странным способом?
– Я хочу сказать, что являюсь предателем и втайне веду подрывную деятельность, чтобы в один прекрасный день свергнуть императора, – подытожил Гефест.
Он говорил на удивление флегматичным тоном, если вспомнить, чем ему могло грозить подобное признание, дойди оно до ушей Ориона.
В конце длинной сводчатой галереи темнела высокая, богато украшенная металлическая дверь. Когда мы подошли ближе, она открылась – вероятно, благодаря сверхспособностям Гефеста. После этого мы вошли в мастерскую бога механики.
Я огляделась: повсюду операционные столы, снабженные фиксирующими ремнями, множество инструментов, разложенных на разных рабочих поверхностях и развешанных на стенах. Тут также были какие-то непонятные аппараты, и ко всему прочему в глубине помещения стоял внушительных размеров горн.
Страх, и так уже холодивший мне внутренности, усилился. Верлен по-прежнему без сознания, его жизнь находилась под угрозой, а я очутилась в том самом месте, где страдала сильнее всего за всю свою жизнь…
Гефест уложил брата на одну из стальных коек.
– Почему я? – вырвалось у меня. – Что во мне такого особенного, почему вы выбрали именно меня в качестве первой подопытной и наделили этой странной магией?
– Полагаю, имело место простое стечение обстоятельств. В то время я еще только доводил до ума эти протезы, а ты подходила под все нужные критерии. Мне редко выпадала возможность оперировать столь иных пациентов…
Он приложил руку к груди Верлена – несомненно, чтобы проверить, бьется ли еще сердце юноши, после чего продолжил вполголоса, словно беседуя с самим собой:
– Если только в дело не вмешалась некая высшая сила, сыгравшая со всеми нами злую шутку…
Я медленно подошла ближе, с тревогой вглядываясь в застывшее, бледное лицо Верлена – теперь кожа молодого человека стала почти такой же мраморно-белой, как и у его старшего брата.
– Он ведь не умер, правда?
– Я… не знаю, но это очень любопытно, – ответил Гефест, хмурясь. – Его кожа становится все горячее, даже по сравнению с моей. Зато пульс почти не прощупывается. Нужно действовать как можно скорее! А сейчас уходи, тебе опасно оставаться рядом с ним, ведь ты человек.
Он бросился в глубь помещения, к другой двери, скрытой за белой занавесью, потом вернулся, толкая перед собой каталку, на которой лежал какой-то мужчина. Обе руки у него были стальные, бедняга находился без сознания.
Затем Гефест схватил два скальпеля, один из которых вложил в механические пальцы лежащего на каталке человека, а второй оставил себе.
– Вы собираетесь убить его, чтобы спасти Верлена? – требовательно спросила я, хотя и так уже знала ответ.
Казалось, вытянувшийся на каталке Залатанный погружен в глубокое беспамятство. Я поняла, что даже мои необыкновенные способности не помогут исцелить этого несчастного.
– Он обречен, – пояснил белокурый великан. – Я изменил его более недели назад, но он так и не пришел в себя. Разве я не велел тебе покинуть мастерскую? Ну же, поторопись…
Я направилась к двери – мне совершенно не хотелось проверять, действуют ли на меня смертоносные пары, источаемые кровью Верлена, или нет.
Гефест наклонился к брату, очевидно, собираясь порезать ему ладонь, но вдруг замер.
Резким движением бог отшвырнул скальпель, и тот с неприятным металлическим звоном ударился об пол. Затем Гефест прижал ладони ко лбу и, стиснув зубы, согнулся в три погибели.
– Нет, только не сейчас… не сейчас… уходи! – воскликнул он, обращаясь к какому-то невидимому существу. – Дымовая завеса, пустота, быстро!
Я понятия не имела, что происходит и с какими загадочными силами борется Гефест.
Дальше я действовала, полностью положившись на свой внутренний голос. Быстро вернувшись к столу, на котором лежал Верлен, я с силой нажала своим металлическим ногтем на его ладонь у основания большого пальца, так что на коже выступила одна-единственная алая капля.
В тот же миг тело Верлена выгнулось дугой, голова резко запрокинулась, рот и глаза распахнулись. Грудь юноши раздулась, как будто его легкие инстинктивно втянули воздух, с губ сорвался протяжный болезненный стон. Его широко распахнутые глаза уставились в потолок, черные радужки быстро заволокла мерцающая белая пелена.
Между тем лежавший на каталке человек, не открывая глаз, сжал вложенный ему в руку скальпель и одним мощным движением вогнал инструмент себе в ухо по самую рукоятку.
– Нет… – пробормотал Верлен, падая обратно на стол. Он пришел в сознание, но, похоже, был еще очень слаб. – Я больше не хотел этого… Нет…
Я сделала именно то, что должна была сделать. Это было очень несправедливо, и все же я не сомневалась, что поступаю правильно.
