Юная Сефиза торопливо приложила скрипку к плечу, закрыла глаза и, держа смычок механической рукой, начала играть. Полилась красивая, чарующая мелодия, в которой не было ни единой неверной ноты.
– Хорошо, хорошо, – прервал ее профессор, не дослушав. – Достаточно. Вы можете сесть. Возможно, вы не виноваты в неудачной игре оркестра и ошибку допустил кто-то другой. И тем не менее в будущем постарайтесь точнее придерживаться партитуры.
Раздался удар колокола, и ученики повскакали с мест, однако юная Сефиза все так же сидела на месте, закрыв глаза. Она медленно убрала скрипку в футляр, дождалась, пока основная масса одноклассников выйдет из аудитории, потом тяжело поднялась и заковыляла по проходу между стульями. Когда Сефиза выходила из класса, какой-то темноволосый мальчишка сильно толкнул ее плечом.
– Мне не терпится посмотреть, как сегодня вечером ты будешь собирать пепел у меня перед крыльцом, – презрительно бросил он. – Ты просто отвратительная вонючка!
Девочка сделала глубокий вдох, но ничего не ответила.
Потрясенный до глубины души, я повернулся к настоящей Сефизе. Как она с ее-то характером молча терпела подобные нападки, даже ни разу не ответила оскорблявшим ее подросткам?
Стоявшая рядом со мной девушка лишь пожала плечами – очевидно, ее совершенно не трогала эта удручающая сцена.
– Возможно, у нас есть что-то общее и вне этого странного мира, – не без иронии проговорила она. – Твое окружение видело в тебе чудовище, а я была изгоем. Впрочем, я и сейчас им являюсь…
Стены класса задрожали и поблекли, расплылись, и мы оказались в другом зале, похожем на первый, только гораздо бо́льшего размера.
Повсюду стояли длинные столы, вдоль которых на скамьях сидело множество детей: они ужинали, весело болтали и смеялись. Приглядевшись к мискам, я без труда узнал отвратительную кашу из синтетического зерна и сухой, безвкусный хлеб, крошившийся от малейшего прикосновения, – этой пищей меня ежедневно кормили до тех пор, пока Орион не забрал меня во дворец.
Я никогда не бывал в Академии священных искусств, но предположил, что это студенческая столовая.
В дверях появилась небольшая компания ребят: все они оживленно болтали. Следом за ними в зал вошла юная Сефиза, одетая в потертую куртку: она сунула руки под мышки, словно пыталась таким образом сделать свой протез незаметнее, затем быстро оглядела зал, вероятно, ища кого-то глазами.
Сидевший в конце одного из столов светловолосый и невероятно широкоплечий парень помахал ей рукой.
Сефиза-подросток засияла и широко улыбнулась восхитительной, притягательной улыбкой.
Она быстро подошла к столу, смеясь и отпуская шутки, после чего уселась на место, которое занял для нее светловолосый мальчишка. Девочка дружески ткнула его кулаком в плечо, и они весело рассмеялись.
До сего дня я еще ни разу не видел у Сефизы такого выражения лица. Впервые на моей памяти она выглядела такой счастливой и беззаботной…
Не знаю, почему, но мне в грудь как будто воткнули раскаленный штырь.
Не удержавшись, я посмотрел на настоящую Сефизу, стоявшую рядом со мной. Глаза девушки блестели от слез, она прижимала ладонь к губам и не сводила глаз со светловолосого паренька, рядом с которым сидела юная Сефиза.
– Кто это? – спросил я, не в силах подавить любопытство.
– Хальфдан, мой единственный друг, – прошептала девушка слабым голосом. – Хотя, вполне возможно, его уже нет… Я даже не знаю, жив ли он еще или нет…
Я сдвинул брови и снова посмотрел на разворачивающуюся за столом сцену.
Могу ли я быть виновником такой неуверенности? Возможно, именно из-за этого парня Сефиза так хотела покинуть Собор и вернуться домой?
«Ее единственный друг… Конечно, теперь очевидно, что в глазах Сефизы я не друг и никогда им не буду…»
До чего глупая мысль. Я никогда не хотел дружбы с Сефизой. А если нет, чего я, собственно, хотел?
– Кстати говоря, это тебе, – сказал сидевший за столом парень, кладя на стол рядом с полупустой миской металлические пряжки, очень изящные, тонкой работы. У юной Сефизы от удивления округлились глаза. – Не успел отдать их тебе сегодня утром, так что вот…
Он потер подбородок и смущенно пожал плечами.
Девочка взяла одну застежку и принялась недоуменно рассматривать.
– Сейчас холодно, – продолжал Хальфдан, указывая на сломанные крючки на куртке своей собеседницы. – Не хотел, чтобы ты простудилась…
– О, спасибо! – воскликнула юная Сефиза и снова ослепительно улыбнулась. – Великолепные пряжки. Они мне очень нравятся! Неужели ты сам их выковал? Да у тебя талант!
– Ага, я знаю, – согласился Хальфдан и подмигнул, потом протянул руку и взял одну пряжку. – Давай я их заменю? Тогда ты сможешь нормально застегнуть камзол, когда пойдешь домой. Так будет намного лучше, как думаешь?
Он отцепил от куртки Сефизы одну из старых застежек и заменил ее новой пряжкой, причем его бледное лицо слегка порозовело.
Хальфдан неотрывно смотрел на Сефизу, его глаза горели, и я сразу узнал этот взгляд.
Если подумать, разве сам я не смотрел на девушку точно так же, хотя и вопреки самому себе?
Сжигавшее меня изнутри пламя разгорелось с новой силой, грозя спалить меня целиком. Я шумно сглотнул, не понимая, что со мной происходит.
Однако на этом неприятные открытия не заканчивались.
Я уже встречал лучшего друга Сефизы: теперь я это вспомнил.
Той роковой ночью, незадолго до того, как я встретил Сефизу, в переулке на меня напала группа мятежников. Перед этим один из них, самый молодой, подбил Левиафана, а потом кинулся на меня. Тот безумец, имевший дерзость бросить мне вызов, не кто иной, как Хальфдан, – теперь я ни капли в этом не сомневался.
Я почувствовал какое-то неприятное шевеление в голове, как будто что-то скреблось о стенку черепа изнутри. Рядом со свежей, бодрой, но относительно спокойной душой, которую я недавно поглотил, висел какой-то неполный, дремлющий дух – я таскал его за собой уже не одну неделю, и сейчас он словно пытался выйти из глубокого сна, напоминая о себе.
И тогда я все понял…
Это душа Хальфдана: я поглотил ее частично, но не смог излить в землю. В отличие от духа моей матери, который я постоянно удерживал рядом с собой, душу лучшего друга Сефизы я сохранил в себе неосознанно.
Я понятия не имел, что это означает, почему в случае с этим человеком привычный процесс переваривания вдруг пошел неправильно.
Душа Хальфдана снова дернулась, как будто реагируя на присутствие своего двойника.
Меня охватили потрясение и боль, я понял, что проваливаюсь в реальность и никак не могу затормозить это падение. Я еще успел увидеть, как Сефиза поворачивается ко мне и испуганно восклицает:
