Мысль о том, что ее могут сделать Залатанной, если она осмелится оскорбить верховного прелата, была не такой уж абсурдной – Олимпия прекрасно это знала. Получив отказ, Фаустус наверняка посчитает себя униженным и смертельно оскорбится. Стоило только подумать о том, что этот жестокий и могущественный человек примется ей мстить, как тут же по спине девушки пробегал холодок.
Поэтому, как и ожидалось, Олимпия отступилась. А что еще ей оставалось делать?
Конечно, она могла бы обратиться к Сефизе и попросить у нее помощи, но какой вес имела при дворе фаворитка Тени? Разве она смогла бы защитить свою ученицу от столь высокопоставленного недруга? Более того, разве это что-то изменило бы? Что бы ни говорила юная скрипачка, отмена свадьбы привела бы к страшным последствиям, так что лучше терпеть и выйти замуж.
Итак, Олимпия успокоила мать и несколько раз пообещала, что не станет поднимать шум, наоборот, будет нежной и приветливой со своим женихом до самого дня свадьбы. Как только Фаустус назначил дату бракосочетания, которое должно было состояться в тронном зале, Марсия сразу же посоветовала дочери немедленно уступить настойчивым ухаживаниям верховного прелата. Она искренне считала, что это станет своего рода гарантией для обеих сторон – не говоря уже о том, что, получив от невесты желаемое, Фаустус, несомненно, проявит щедрость по отношению к семейству Туллий…
Олимпия вздрогнула, лежа на холодных, как лед, шелковых простынях, она промерзла до костей. Девушка удивилась, что пустая скорлупа, в которую она превратилась, не рассыпалась на куски от этого движения. У нее за спиной Фаустус громко храпел, его обнаженное тело находилось всего в паре сантиметров от нее.
Теперь Олимпия принадлежала ему целиком, во всех смыслах этого слова. Ее желания, ее личность не играют ровным счетом никакой роли. Отныне она будет тем, что этот человек пожелает из нее сделать. Это ее роль. Ее долг…
Накануне вечером Олимпия наконец смирилась и сделала то, чего хотел от нее верховный прелат. Сделала то, чего все от нее ждали. Позволила своему жениху то, чего тот так долго добивался. В итоге Фаустус совершено забыл об обычном наказании. По крайней мере, на этот раз ей не пришлось терпеть порку хлыстом, на ее спине не осталось кровоточащих отметин. В конечном счете все не так уж и плохо, верно?
Удовлетворив требования Фаустуса, Олимпия осталась у него и провела ночь в его постели, однако ни на секунду не сомкнула глаз – ее дух пребывал в смятении, и заснуть ей не удалось.
Девушка ощутила движение позади себя и тяжело сглотнула. Она не хотела говорить с женихом, ей нечего было ему сказать…
На ее голое плечо легла рука верховного прелата. Матрас прогнулся, и горячее дыхание обожгло Олимпии затылок. Фаустус прошептал:
– Привет, моя красавица. Поздравляю, вчера вечером ты была на удивление послушной. Я решил освободить тебя от утренней службы – тебя не накажут за прогул, не сомневайся. Благо у тебя есть жених, которому ты нужна прямо сейчас…
Он потянул ее к себе, пытаясь заставить повернуться и придвинуться к нему, но Олимпия отшатнулась.
– Не трогайте меня! – воскликнула девушка. Слова вырвались у нее сами собой, прежде чем она успела хорошенько подумать. – Больше не прикасайтесь ко мне!
– О, спросонья ты любишь покапризничать? – игриво протянул верховный прелат, крепче сжимая ее плечо. – Нестрашно. Знаешь, мне это даже нравится…
Он силой подтащил ее к себе и прижал к матрасу всем своим немалым весом.
В этот миг Олимпия поняла, что не может этого принять, что лучше умрет, чем проведет остаток жизни, терпя физическую близость этого жестокого, отвратительного типа.
– Я сказала нет! – воскликнула она.
Собственный голос прозвучал так глухо и решительно, что Олимпия поразилась: неужели эти слова слетели с ее губ? Решение принято, она больше никогда не согласится отдаться этому человеку.
Фаустус фыркнул от смеха, наблюдая за ее отчаянными попытками освободиться. Олимпия отбивалась все яростнее, ее охватил гнев, заставив забыть обо всем остальном. Последствия больше не имели ровным счетом никакого значения, остался лишь настоящий момент и борьба за то, чтобы вырваться из лап этого монстра.
Девушка пнула верховного прелата коленом в бедро, а тот в ответ выкрутил ей запястье. Затем, ослепленная гневом и страхом, она изо всех сил укусила жениха за плечо, так что на его коже отпечатались следы зубов и выступили капельки крови. Фаустус взревел и влепил Олимпии крепкую пощечину.
Выставив руку в сторону, девушка нащупала первое, чего коснулись ее пальцы, – стоявшую на прикроватной тумбочке бутыль с водой. Крепко сжав горлышко сосуда в кулаке, она из последних сил ударила Фаустуса по лысой голове, так что стеклянная бутылка разбилась, а все ее содержимое пролилось на простыни.
Верховный прелат схватился за темечко, потом поднес руку к лицу и тупо уставился на красную жидкость, запятнавшую его пальцы. Затем его выпученные от ярости и боли глаза обратились на Олимпию.
– Как ты смеешь, грязная потаскуха?! – рявкнул он и обеими руками вцепился девушке в горло, так что большие пальцы давили на гортань. – Я научу тебя уважению, уж поверь!
Олимпия крепче сжала горлышко бутылки и со всей силы вонзила острый край в мягкую плоть Фаустуса, точно между шеей и плечом. Потом она яростно взмахнула своим импровизированным оружием, рассекая шею под двойным подбородком. Из раны хлынула тонкая, мощная струйка крови, забрызгав лицо Олимпии. Изо рта верховного прелата вырвалось отвратительное бульканье вместе с длинными струйками розовой слюны.
Олимпия лихорадочно оттолкнула его и наконец сумела встать с кровати. Она в ужасе наблюдала, как жених корчится на матрасе, зажимая рану одной рукой и размахивая другой, словно призывая девушку на помощь.
Прошла целая вечность – а может, всего пара секунд, Олимпия не могла бы утверждать наверняка, – и в конце концов Фаустус рухнул на простыни и замер. Только тогда девушка осознала, что дрожит с головы до ног, в глазах стоят слезы и что она застыла посреди комнаты совершенно голая, вся в крови человека, которому только что перерезала горло.
Она поспешно зажала рот обеими руками, пытаясь сдержать рвущиеся из груди крики и рыдания.
Слуги верховного прелата сейчас находятся в нескольких метрах отсюда. Их разделяет всего одна стена.
Олимпия только что совершила убийство.
И ее жертвой стал не простой человек…
Орион узнает о ее преступлении, о гневе и ярости, переполнивших ее душу, и она умрет на Дереве пыток – в этом нет сомнений. Ее насадят на острую пику уже сегодня вечером, потому что сегодня последний день недели.
Дрожащей рукой Олимпия подняла повыше горлышко бутылки, которым убила Фаустуса, и замерла, намереваясь вонзить осколок себе в горло. Лучше умереть быстро, чем претерпеть страшные пытки и мучительную агонию, уготованную приговоренным.
