Недавно я принимал Силаева, он вернулся в полк, но не знает, как долго сможет там остаться. Такая жалость!
Дорогая моя! Я уже мечтаю о нашем свидании в скорости! Хоть я завален работой, мысленно я всегда с тобой!
Да, подумать только, дорогая мама уже 50 лет в России!
Храни тебя Господь! Нежно целую, моя любимая, тебя и девочек.
Навеки твой
Ники.
Ц. С. 16 сентября 1916 г.
Мой ненаглядный,
Серое, ветреное, дождливое утро. Дети отправились осматривать Ольгин санитарный поезд, оттуда – в лазарет, а к 12 – на панихиду по батюшкиному сыну, он просил нас прийти. Я остаюсь в постели до завтрака, так как сердце расширено и плохо себя чувствую. Вчера у меня была ужасная головная боль, но сейчас она прошла. Н. П. обедал с нами, затем мы вместе прочли письмо от Дрентельна, а также письмо, полное отчаяния, полученное им от Родионова. Трижды за один день им пришлось ходить в атаку (кажется, 4 сентября), а позиция совершенно неприступная. Германцы были совершенно невидимы, и их пушки Максима давали залп за залпом. Один пленный рассказывал, что они окопались на глубине 10 метров и как-то передвигали пушки вверх и вниз, смотря по надобности, так что наша артиллерия не причиняла им никакого вреда. Им (германцам) известно, что против них расположена гвардия, они чувствуют, что ими жертвуют совершенно зря.
Я просила нашего Друга особенно помолиться за успех твоих новых планов. Он это исполнил и надеется, что Бог благословит твои начинания. Все говорят, что командир Павловцев (Шевич) – настоящая размазня, этот полк не имел ни разу успеха и редко продвигается. Мне кажется, наши генералы проявляют ужасную слабость. Ах, да! Он велел тебе передать, чтоб ты не терзался в тех случаях, когда ты отставляешь генерала, а после оказывается, что он невинен, ты всегда можешь его простить и вновь принять на службу, и ему это тоже не причинит вреда, так как заставит его почувствовать страх Божий. Аня едет на 2 дня в Финляндию на именины матери.
Надеюсь, что при следующем нашем свидании будет хорошая солнечная погода.
Это хорошая мысль – относительно батальона; передала Н. П. то, что ты думаешь по этому поводу, он только высказывает надежду, что они не будут ни в Одессе, ни в С., но в каком-нибудь небольшом городе, где их легче держать в руках – да и меньше соблазнов, чем в большом городе, – и следить за тем, чтоб они работали как следует.
Только что получила твое милое письмо, нежно благодарю. Вели Нилову ответить Долли, что она не может получить титула (без объяснения причины). Как она это себе представляет? Разве ее брак с Гревеницем не идет в счет? Она, думается мне, с ума сошла. С ней лучше иметь поменьше дела – лучше всего пусть ей ответит Нилов, ведь она была родственницей его жены, а Фредерикса сейчас здесь нет.
Я тоже с великой радостью думаю о нашей встрече – надеюсь, что к тому времени буду чувствовать себя лучше, сейчас совершенно никуда не гожусь. Представь себе, греческий Ники все еще в Павловске и, говорят, в ужасно нервном состоянии. Не могу понять, почему они его, наконец, не отпустят домой, он здесь ничем не может помочь – или, быть может, это делается в доказательство добрых чувств, питаемых к нам?
Посылаю тебе бумагу насчет генерала Огановского – прочти ее и сделай с ней, что найдешь нужным.
Теперь должна кончать. Небо прояснилось, солнце сияет. Беккер приехала. Чувствую себя отвратительно. Благословляю и целую без конца.
Навеки вся твоя
Женушка.
Ц. ставка. 16 сентября 1916 г.
Моя ненаглядная,
Сердечно благодарю за дорогое письмо. Я рад, что посещение японцев и завтрак с ними прошли удачно, но мне жаль, что ты утомилась. Береги себя и не переутомляй свое бедное, дорогое сердце! Сегодня утром я написал дорогой мама с Сандро. Оказывается, этот идиот Родзянко написал ему очень дерзкое официальное письмо, на которое Сандро намерен отвечать очень резко. Он читал мне вслух выдержки из обоих писем – Родзянки и своего; его ответ составлен очень хорошо.
Призыв резервистов в Санкт-Петербурге. 1914 г.
«Доля мобилизованных в России была наименьшей – всего лишь 39 % от всех мужчин в возрасте 15–49 лет, тогда как в Германии – 81 %, в Австро-Венгрии – 74 %, во Франции – 79 %, Англии – 50 %, Италии – 72 %»
(С. В. Волков)
Со «Штандартом», сколько я могу судить со слов Кирилла, произошло некоторое недоразумение. Я никогда ничего не приказывал Григоровичу, а только спрашивал его относительно этого места для Зеленецкого в будущем и высказал ему свое желание, чтоб Н. П. получил нашу яхту после З. Я говорил также об этом с адмиралом, он принял это совершенно спокойно, только спросил, будет ли это сделано к окончанию войны, когда будут поставлены котлы и закончена починка яхты. Кроме того, 3., действительно, в экипаже все делает за Кирилла, который часто отсутствует. И, наконец, я желаю иметь Н. П. при себе во время войны, а он не мог бы отлучаться со службы, если б был сейчас капитаном.
Поняла – да?
Теперь пора кончать, любимая моя девчурка. Храни Господь тебя и дорогих девочек! Крепко целую.
Навеки твой старый
Ники.
Ц. С. 17 сентября 1916 г.
Мой ненаглядный!
Представь себе, только 1 градус тепла, а вечером было 2 градуса мороза, солнца нет. Прилагаю записку от нашего Друга к тебе, так как я просила Его особенно подумать о тебе и благословить твои новые планы. Милый, вели, пожалуйста, кому-нибудь отправиться посмотреть 4 тяжелые батареи, которые уже довольно давно стоят совершенно готовыми здесь в Ц. С. (так мне сказали), и никто и не помышляет об их отправке. У них есть снаряды (если не в достаточном количестве, то их всегда можно будет достать). Если старый Иванов все еще в Петрогр., прикажи ему отправиться осмотреть все до мельчайших подробностей. (Сообщили об этом Боткину офицеры, так как они осматривали их.) Хорошо было бы отправить их отсюда, потому что солдаты не совсем надежны: несколько недель назад там происходили истории, пришлось послать стрелков, чтоб поймать их в лесу, где они занимались чтением прокламаций. Эти 40 пушек стоят на площади без охраны – один молодой прапорщ. писал бумагу за бумагой и просил солдат для охраны их, так как он ежедневно по утрам замечает исчезновение то винта, то еще какой-нибудь мелкой части, и никто не обращает на это должного внимания. Я думаю, что было бы лучше всего, если бы ты неожиданно послал сюда какого-нибудь генерала для ревизии – нам ведь ужасно нужны пушки на войне; только не предупреждай Сергея – пусть все произойдет совершенно неожиданно, он тогда тоже поймет, что следует всюду заглядывать. Ему следовало бы быть более деятельным. И почему Андрей здесь торчит? Разве нельзя назначить его куда-нибудь там в действующей армии – не так, как эти 2 года? Он может служить и не в гвардии, так как там нет вакансий – Миша тоже служил в других местах. Заставь родных побольше двигаться. Род. писал, что в батальоне было более 50 случаев дизентерии – это осенью; здесь ею заболели ребенок гр. Нирод и один из наших раненых.
