Но неожиданно шум воды смолк, и линии в голове Дани разлетелись во все стороны.
— Даня! — позвала Света. — Я забыла полотенце. Принесешь?
Светина сумка лежала в коридоре. Когда он достал махровое полотенце темно-синего цвета, из его складок что-то выпало. Даня поднял маленькую пачку презервативов. Значит, в магазин Света не только за жвачкой забежала.
Дане стало тесно в одежде. Дане стало тесно в собственной коже.
Хочет ли она этого? Или предполагает, что на это рассчитывает он, — и не хочет обманывать его ожидания? Даня уже давно смирился с тем, что он не вундеркинд.
— Заходи, — раздалось изнутри на его неловкий стук.
Света выглянула из-за кафельной стенки — ее щеки раскраснелись, мокрые темно-медные пряди облепили шею; одна из них змейкой закрутилась на обнаженном, покрытом каплями плече. Даня с трудом заставил себя отвести от него взгляд, посмотрел в сторону — на запотевшее зеркало.
— Я… я полотенце принес. И еще… — Он не смел сказать про вторую находку, не смел поднять на нее глаза.
— Даня. Посмотри на меня, пожалуйста.
Она произнесла это как заклинание, и он не посмел не повиноваться.
Вид голой Светы выбил из Дани все слова. Худые ключицы. Грудь, при виде которой его охватил особый восторг, — ну что за загадочный младенческий инстинкт? Целое созвездие родинок на животе. Взгляд нетерпеливо полз ниже, и вспомнить о приличиях и отвести его на этот раз оказалось гораздо сложнее.
Щеки Светы алели, выдавая, что ей тоже непросто, но она решительно притянула Даню за воротник рубашки и принялась расстегивать пуговицы. С мокрыми пальцами выходило неловко — вокруг каждой преодоленной пуговицы расплывалось пятно. Справившись с ними, она провела ладонью по его груди и животу и смущенно улыбнулась. Казалось, влага, оставшаяся после ее руки, испарилась с его кожи мгновенно.
— Ты уверена, что хочешь этого? — наконец выдавил Даня. Получился почти шепот, но Света все услышала.
— Я уверена. — Ее голос звучал ворчливо. Именно в той степени, что позволяет удержать грань между самоиронией и обидой. — Но если ты не хочешь…
Света нервно прикусила губу, и Даня словно очнулся от транса.
Боже, какой же дурак…
— Я очень этого хочу, — с чувством заверил он.
— Хорошо, — сказала Света. И снова улыбнулась. — Я греться. А ты пока избавься от всего остального — и давай ко мне.
Она вновь спряталась за кафельную стенку, напоследок посмотрев так, что у Дани перехватило дух. Снова зашумела вода.
Преисполненный счастливой глупости, Даня вступил в схватку с собственной одеждой.
Это точно он сейчас стоит посреди шикарной гостевой ванной со вспотевшими стенами и пытается снять прилипшие к ногам джинсы? Это точно его за этой стеной ждет Света Веснянко, прекрасная, колдовская и абсолютно голая? Это все — точно не игры воображения, не сон, который вот-вот ускользнет от него, стоит только чуть сильнее ему поверить, оставив в смятой постели разбитым и пристыженным?
Он зашел в душевую. Света замерла, глядя на него через завесу горячей воды, и ему невпопад вспомнился миф из большой энциклопедии — о смертном Актеоне, нечаянно подглядевшем купание прекрасной Артемиды. Но вместо гнева богини и справедливого наказания настал его черед краснеть под любопытным Светиным взглядом; и все было честно, но если ее обнаженность казалась Дане торжеством естественности и силы, то собственная ощущалась изъяном.
Конечно же, Света увидела почему. Увидела, что он сделал со своей рукой. И это тоже было честно, хоть и немного запоздало, и Даня напрягся, не зная, как она отреагирует.
Светина рука легла на его предплечье, пальцы обвили Данин локоть — так, чтобы там, где заканчивались ее белые шрамы от порезов, начинались его выжженные носиком утюга медные полумесяцы.
— Ты же видишь, Даня, — грустно улыбнулась Света, погладив один из его ожогов. — Мы с тобой просто созданы друг для друга.
Он сделал шаг к ней сквозь стену воды, заставляя инстинктивно отступить, прижаться лопатками к минималистичным итальянским цветам.
Их больше ничто не разделяло — ни дверь, ни стенка, ни недосказанности. Вода смыла остатки неловкости, и нарастающее в обоих нетерпение сдерживать вдруг стало невозможным. На этом сложности закончились.
Квартира звучала совсем по-иному. Ни плача Юльки за двумя слоями дверей, ни надоевших до невозможности «Шербурских зонтиков» за стеной мамулиной гостиной, ни виноватой, давящей тишины со стороны папиного кабинета. Казалось, всего этого никогда и не существовало.
Данина маленькая тюрьма, где он вынужденно коротал дни до совершеннолетия, превратилась в оазис. В незаслуженный рай, где всем, что Даня слышал, были мерные вдохи и выдохи Светы, собственное сердцебиение и кажущаяся далекой-далекой морось, бросающаяся в окно.
Кровать была слишком тесной для двоих, поэтому, чтобы уместиться, Свете пришлось закинуть одну ногу Дане на бедра. Единственную подушку они разделили по справедливости. Света спала в его старой футболке с Микки-Маусом, которую дядя Назар сто лет назад привез из токийского Диснейленда, и домашних шортах. Ее щека прижималась к его плечу, подсыхающие волосы возвращали привычную рыжесть, греясь на его шее.
Даня не спал. Наблюдал, как двигались по комнате тени, как гасло за окном солнце и мир становился серым, как серость углублялась, становясь той самой темнотой, в которую страшно ступать в одиночестве. Но он больше не был один. Его рука лежала на Светиной голени, гладкой за исключением небольшой колкой полосочки, пропущенной бритвой. Впервые за долгое время Даня чувствовал себя там, где должен быть.
Хотелось остаться здесь как можно дольше, но тут Светина нога дернулась под его ладонью. Света заворочалась и подняла голову.
— Я голодная, — прошептала она. — Почему здесь так темно?
— Уже ночь, — таким же шепотом ответил Даня. — Идем на кухню.
Чайник был еле теплым, и Даня снова щелкнул кнопкой. Кухню наполнило приятное шипение. Света с ногами забралась на стул. Она еще не вполне проснулась — то и дело зевала и терла глаза, периодически робко спрашивая, нужна ли Дане помощь с готовкой.
— Все в порядке, — сказал он с улыбкой, сталкивая с кончика ножа на сковороду квадратик сливочного масла. — Я все сделаю.
— Я и не думала, что ты умеешь готовить.
— Это же просто гренки.
— Мне кажется, это будут самые лучшие гренки в моей жизни, — выдохнула Света, и Даня в который раз за этот день усомнился в реальности происходящего. Но вместо того чтобы щипать себя, он подошел к Свете и поцеловал ее. Они немного увлеклись, и масло подгорело, поэтому Даня помыл сковороду (под хихиканье подлой Светы) и начал заново.
Гренки получились и правда отличные — с сыром, докторской колбасой и единственным непожухшим помидором из трех обнаружившихся в холодильнике. Света съела свою порцию за минуту, обняла ладонями сувенирную чашку из «Старбакса» (конечно же, парижского) и принялась смотреть, как Даня справляется со своими гренками.
