– Ты придешь?
– Конечно! – заученно отвечаю. Но в душе уже знаю, что мы больше никогда не встретимся.
Выхожу за дверь. Сил нет идти, ноги подкашиваются. Падаю в кресло, роняю голову на колени.
– Я попрошу тебя никогда… Слышишь, никогда не приближаться к моему сыну.
Возле меня вырастает ненавистный силуэт Софы.
– Ты лишена прав! –шиплю бессильно. – Сама собственноручно сдала малыша в детский дом!
– Это было давно! Сейчас я другая. Не тебе меня судить. По поводу прав – я уже подала документы на восстановление меня в статусе матери.
– Ваня уже взрослый мальчик, скажи ему правду, как бросила его как ненужную куклу.
– Иди скажи! Отними у него радость. Пусть тебя ненавидит лютой ненавистью. А то что ни слово, то у него Полина. Полина то, Полина это…
– Стерва! Пошла ты. – С трудом поднимаюсь, шатаюсь как пьяная. Тычу пальцем в красивое холеное лицо:
– Если обидишь Ваньку, я тебя…
Надменная улыбка пересекает лицо чужой женщины. Женщины, отнявшей мою надежду.
Бреду по этажам, ищу туалет.
Ополаскиваю лицо ледяной водой, становится чуть легче. Но спазмы по-прежнему сотрясают тело.
Дрожащими неуверенными руками открываю дверь в палату Клима. Осторожно вхожу, стараюсь не шуметь.
Нерешительно замираю у кровати.
Хочу броситься к Климу, обнять его, расцеловать, но трубки, бинты и его бледное лицо останавливают.
Не знаю, как долго простояла, разглядывая мелкие морщины вокруг любимых глаз, пока мой взгляд бродил по чужому лицу, ставшему мне родным всего за две недели.
И тут я подскакиваю, когда майор, не открывая глаз, обращается ко мне:
– Ромашка, кокос, дорогой парфюм… Полина…Прошу тебя уйди.
– Уйти? – переспрашиваю, думаю, что ослышалась.
– Уйди!
– Климушка, ты устал? Хорошо, я позже зайду.
Не хочу понимать, что он говорит мне.
– Совсем уйди из моей жизни. Ты меня предала. – Клим протягивает руку, нажимает на кнопку.
В комнату тут же вбегает медсестра-цербер.
– Я устал от посетителей, – цедит майор.
– Пожалуйста, покиньте палату! – меня грубо выталкивают.
– Это просто плохой сон, – бормочу себе под нос, направляясь на выход. – Плохой сон, носящий имя Софа.
До меня только сейчас доходит, что она отняла у меня всё! Всех, кого я любила.
Но мы даже не поговорили, Клим не дал мне рассказать, как всё было на самом деле. Софа похоже оболгала меня…
Но ведь он ей поверил?
Глава 46
Виталина
Неделя проходит как во сне. Я по-прежнему на Полинкином месте, только не понимаю уже зачем?
Хотела обменяться с сестрой, но она настояла на неделе запланированного обмена.
Зачем ей?
Может, хочет побыть с отцом?
Или желает вкусить новой жизни, не связанной с формой и погонями? Похоже, ей пришлось по вкусу теплое местечко! Желает командовать людьми, заниматься проектами.
Я обожаю свою настоящую работу. Когда видишь эффективный результат своей деятельности – довольные лица хорошо оплачиваемых сотрудников, уютные комфортные офисы, то сердце радуется. Безумно хочу вернуться на свое место. Соскучилась! Думаю, работа бы меня сейчас сильно выручила.
Хочу забыться, не думать о том, что произошло.
Но, увы, и ах!
Сижу за рабочим Полинкиным столом, перебираю бумажки, раскладываю протоколы допросов по папкам. Вместо секретаря, которого внезапно отпустили в отпуск! Надо же Полинку не отпустили, а секретарю подмахнули заявление.
Звонок мобильного вырывает из грустной действительности. Незнакомый номер. Отвечаю:
– Слушаю.
– Виталина Игоревна?
– Да, – воровато оглядываюсь, рыщу озабоченным взглядом по напряженным лицам оперативников. Как на зло все в сборе! Сидят, притаились в ожидании. Темного раскручивают. Он скоро расколется. Тогда сможем повязать главаря, накрыть все явочные квартиры, перевалочные пункты, где содержат ворованных детей. Наших подкидышей.
– Вас беспокоят из опеки.
Сердце бешено колотится. Неужели так быстро приняли решение?
– Вам отказано, – резкий отказ обрушивает на меня весь мир.
– Почему? – шепчу я.
– У Ивана Баженова нашлись настоящие родители.
– Но его мать лишена родительских прав! – кричу я, перестав соображать, где нахожусь.
– При чем здесь мать? У Вани нашелся родной отец!
Нажимаю отбой. Бросаю пустой взгляд на комнату. Медленно выползаю из кабинета, в котором резко стало нечем дышать.
По стеночке пробираюсь к женскому туалету. Подхожу к зеркалу, изучаю себя. На мне чужая одежда. У меня чужое лицо – темные круги от бессонницы пролегли под глазами. Карие глаза потухшие, больше не светятся. Шоколадные волосы, собранные в тугой низкий хвост, не блестят.
Трясущимися руками открываю до упора вентиль с холодной водой, умываю лицо, пытаясь привести себя в чувства.
Значит, Софа знала от кого ребенок! Поставила его в известность.
Правильно рассудила, она – мать-кукушка, сдавшая пацана в дом малютки. Замучается судиться с государством, доказывая, что за десять лет всё осознала, поумнела.
А неведающий о ребенке отец, которого обманули, украв у него малыша, – это беспроигрышный вариант! Ему тут же отдадут ребенка.
Больше нет сил плакать.
В конце концов, ребенок по праву крови принадлежит им.
В дверь барабанят:
– Андреева, срочно выходи!
Бегу к дверям. Вылетаю пулей наружу. Лицо Василевского сосредоточено на моем понуром.
– На выезд!
Бегу в комнату, одеваюсь. Едем на конспиративную квартиру, где переодеваемся в гражданку.
Меня рядят в чужие поношенные дешевые шмотки .
Заставляют надеть мощный бронежилет под огромный худи.
Непривычно! Тяжелый. Блин.
Василевский, Петров, Жигалов наряжаются в слесарей. Светло-серые комбинезоны с надписью: УК ЖК №2
Подмечаю, что парни на бандюг похожи больше, чем на слесарей.
А Жигалов со своим модным хвостиком больше канает на переодетого жигало из женских романов.
– Что это? – тычу в оранжевую надпись на груди Петрова.
– Управляющая компания, Жилой комплекс №2, – отвечает Иван, и смотрит на меня так выразительно. Меня аж током прошибает.
