Тот день навсегда врезался мне в память, бередя раны и принося боль. Помню, как после смерти Аслана весь его табун разбежался в неизвестном направлении, но мы и не искали, не способные о нем позаботиться.
И сейчас, когда гляжу на начавшийся забег, вижу не несущихся быстрее ветра скакунов. Та сцена так отчетливо возродилась в памяти, что я сглотнул и глянул на застывшую изваянием вторую жену. Наши взгляды встретились, но ее глаза сверкнули сталью, и она отвернулась. Я знал, мы вспоминаем одно и то же.
Махр. Она так и не попросила его, унижая мое достоинство и втаптывая его в грязь. Сжал кулаки и невидящим взором посмотрел вперед, наблюдая за взметнувшимися клубами пыли на ипподроме.
Спустя несколько секунд моего плеча коснулась рука. Наконец до нас добрались компаньоны Айдарова, которые пришли сюда не ради скачек, а ради переговоров. И сейчас глаза трех мужчин горели жаждой наживы, а забег они воспринимали лишь как помеху успешному налаживанию бизнеса.
— Я отойду на некоторое время, — сообщаю скорее Наиле, чем Ясмине, потому что последняя даже внимания не обратит и вздохнет спокойно, если я отойду. Первая же жена может за мной увязаться, а я не желаю, чтобы она мешалась под ногами, ее льстивые улыбки в качестве якобы поддержки дорогого мужа не нужны.
— Тагир, — улыбнулся родственник Ахмета Икрам, лениво кивая и окидывая при этом последнего странным взглядом.
Не понравился он мне еще тогда, в самый первый раз. Скользкий, на лице не скрыта жажда наживы. Нечист на руку, что уже удалось понять.
— Это мои друзья, Салих и Джафар, уважаемые бизнесмены из Адлера.
Приветствия проходят в штатном режиме, разговариваю с мужчинами о делах, боковым зрением наблюдая за женами, одна из которых выглядит так, будто кол проглотила, а вторая чересчур расслаблена и привлекает к нам излишнее внимание.
— Тагир — опытный бизнесмен, муж моей дочери, чем я весьма горжусь, — присоединяется к беседе Ахмет, не забывая указать на наше родство.
В его глазах сверкает цель — показать себя и получить выгоду, ведь если сделка выгорит, то его репутация взлетит до небес. Но обламывать его мне не жаль. Люди, которых он свел со мной, далеки от принципов честного бизнеса, всё это проскальзывает в словах, намеках, смехе.
— А эта красавица? — кивок в сторону Ясмины от Салиха. — Твоя вторая дочь, Ахмет? Ты не говорил, может, давно бы породнились.
Неподдельный интерес со стороны мужика к моей жене взбесил, заставил стиснуть челюсти и сдерживать агрессию, чтобы не врезать по его холеному наглому лицу.
— Это моя жена! — процедил сквозь зубы, глядя в глаза с вызовом и намеком, чтобы не смел сейчас ни слова больше говорить своим поганым ртом.
— Удачное приобретение, — попытался разрядить обстановку его компаньон и цокнул языком. — Две красавицы-жены — услада для мужских глаз. Был бы я помоложе…
После его слов другие рассмеялись, хлопая его по плечу, а я расслабил плечи, когда тот, другой, отвел свой взгляд, признавая мое право и главенство. Но я всё равно цепко отслеживал каждое движение Ясмины.
— Предлагаю поговорить об условиях сотрудничества, — с нажимом даю понять, что вопрос брака не намерен обсуждать.
Эта тема — табу.
Законы бизнеса суровы. Нет права на промах или ошибку, так что я отбрасываю дикое желание развернуться и уйти, хотя при любом раскладе уже решил, что никакого сотрудничества не будет. Но я делаю над собой усилие и слушаю их предложение.
И когда Ахмет довольно громко говорит, что я женился на оливковых рощах, я замечаю, как напрягается в этот момент Ясмина. Что ж, ну хотя бы там стоит не равнодушная ко всему кукла.
Стискиваю зубы, слушая разглагольствования Айдарова, какие богатые в нашем крае земли, о выгодности экспорта нашего оливкового масла в западные страны мира. Но всё, о чем могу думать я сам, крутится вокруг Булатовых, кому изначально принадлежала плодородная территория нашей родины.
В свое время наши отцы были компаньонами, так что моя семья хоть и не владела бизнесом, но была вовлечена во все сферы предприятия. И когда Булатовых с насиженного места прогнала неприязнь собственного рода, не составило труда забрать то, что старшие нашего рода посчитали компенсацией за их преступление.
Перевожу взгляд на живот Ясмины и гадаю, зародилась ли в ней уже жизнь. Скоро ли появится на свет мой сын, наследник? Я всё решил еще в первый день свадьбы. Весь бизнес отойдет старшему сыну, нашему ребенку с луной моего сердца. Земли, деньги, доход за экспорт оливкового масла. Так что компаньоны в лице Айдарова и его нечистых на руку дружков мне ни к чему. Еще больше увязать в браке с Наилей то же самое, что рыть себе могилу.
— …А о цене договоримся… Конечно, вы с Ахметом родственники, так что всё будет по… — продолжает говорить Салих, видимо, наиболее подкованный на язык, чем остальные.
Предчувствие недоброго не дает сосредоточиться на разговоре. Что-то отвлекает. Цепляет взгляд. Динар должен стоять возле моих жен, но я вижу, как он, склонившись к Наиле, внимательно слушает ее, кивает, а после отходит, отворачиваясь от женщин. Они обе встали с мест, напряженно следя за скаковой дорожкой.
Что за черт? Напрягаюсь, готовый сорваться с места. “Остынь, Тагир, — утихомириваю сам себя, — стой, где стоишь. Не веди себя как идиот”. Это промедление дорогого мне стоит. Легкие обжигает огнем, когда кидаюсь вперед, преодолевая несколько рядов сидений, расталкивая преграждающих мне путь людей.
Они загораживают дорогу, не дают быстро сократить расстояние, закрывают обзор на то, что происходит, и я могу лишь слышать чужие крики и стоны. Не успеваю… Не успеваю поймать Ясмину, которая прямо на моих глазах летит в сторону скаковой дорожки, ломает ограждение своим телом и падает прямо под ноги коней.
Те резко тормозят и артачатся, в ужасе гляжу, как одна из лошадей приподнимается на задние ноги и бьет копытами в воздухе, но всадник умело управляет ею и уводит по дуге в сторону, минуя лежащее тело.
Шум, гам и крики сливаются воедино и затягивают меня в черную воронку, посреди которой остается только одна мысль, бьющая диким импульсом в висок: “Ясмина!”
Обнаруживаю себя уже рядом с ней, не понимая, как переместился и оказался на земле. Перед глазами кружатся клубы пыли, забивают глотку и оседают на коже. Вокруг начинается мельтешение. Меня толкают, теребят. А я вижу лишь лежащую ничком Ясмину, тут же хватая ее за горло сзади и большим пальцем проверяя пульс.
— Тагир! Отойдите! Скачки не остановили! — кричит во все горло Динар.
— Таги-и-и-ир… Люби-и-имый…
Слышу протяжный стон справа и, метнув туда взгляд, вижу лежащую в точно такой же позе, как и Ясмина, Наилю. Она опирается на локти, растрепанные волосы закрыли лицо, в глазах страдание.
— Помоги, любимый, нас толкнули… Ясми, о, Ясми… Что же с ней…
— Какого шайтана произошло? Почему они упали? Где эти чертовы врачи?! — ору, отталкивая от себя всех, кто хочет помочь.
